Что такое догмат: без этого античного слова не обошлись и христиане

Популярная в наше время писательница Людмила Улицкая в своем романе «Даниель Штайн, переводчик» говорит: «Достойно и правильно вести себя важнее, чем соблюдать обряды». В этом она не одна, так многие люди считают, что этично вести себя важнее, чем соблюдать церковные обряды или же придерживаться мнения, разделяемого Православной Церковью.

В этом случае ставятся под сомнение такие краеугольные камни веры как признание Иисуса Христа Мессией, идеи Троичности, Искупления и Спасения и т.д. Для того чтобы этого не происходила и крепость христианской веры не подверглась сомнению, Церковь разработала и утвердила специальные положения (догматы) не подлежащие обсуждению и сомнению.

Учение о догматах разработали античные ученые и Отцы Церкви

История слова «догмат» идёт из античной литературы, при этом тогда оно не употреблялось в богословском смысле. Так Цицерон словом dogma обозначал те общеизвестные доктрины, которые имели значение неоспоримой истины.

В этом же смысле такие христианские писатели как Ориген и святой Исидор называли Сократа законодателем догматов аттических, а учения Платона и стоиков ― догматами. У Ксенофонта догматом называется начальственное распоряжение, которому все, и командующие, и простые воины, должны беспрекословно подчиняться


Ксенофонт. Бюст. Слово «догма» встречается уже у античных авторов, которые определяют его как начальственное распоряжение, которому следует без обсуждения повиноваться

Толкование понятия «догмата» из античной литературы перекочевало в литературу христианскую. Так в греческом переводе 70 толковников в книгах пророка Даниила, Есфири, книг Маккавейских словом δόγμα называется указ царский, подлежащий немедленному исполнению.

Кроме того, там же этим словом назван закон царский или государственный, безусловно обязательный для каждого подданного.

Слово «догма» встречается в переводе 70 толковников в книгах пророка Даниила.

В Новом Завете, а именно в евангелии от Луки, словом δόγμα названо повеление кесаря о переписи населения Римской империи. В Книге Деяний Апостольских — законы царские в послании к Коллосянам и Ефесянам — имевшие божественный авторитет законы Моисея.

Если же говорить о религиозных догматах, то вначале в книге Деяний Апостольских, а затем в книги Деяний (XV, 20—28) этим словом обозначаются те определения церкви, которые должны иметь непререкаемый авторитет для каждого ее члена.


Священномученик Игнатий Богоносец Антийохийский. Святой Игнатий, совместно с другими Отцами Церкви подробно разработал понятие христианского догмата

Такие Отцы Церкви как Игнатий Богоносец, Кирилл Иерусалимский, Иоанн Златоуст и т.д. подробнее разработали понятие догмата. Согласно их сочинениям:

  1. Догмат ― это непререкаемая божественная истинная, которая даётся через Божественное Откровение. Именно поэтому догматы веры божьи и не признаются продуктом спекулятивного человеческого мышления и личного мнения.
  2. Догматом признается та истина, которая относиться к теории и существу религии. Этим он отличается от правил повседневной жизни христианина.
  3. Догмат, как истина божественного происхождения, определяемая и формулируемая Церковью, называется догматами Церкви (τά τής έκκλησίας δόγματα), или догматами церковными (τά έκκλεσιαστικά δόγματα).
  4. Догмат это такая истина, которую христианин обязан безусловно признавать для того, чтобы причислять себя к составу Церкви.

Догматик — человек, который строго следует христианским истинам

Часто верующие люди и атеисты спрашивают: кто такой догматик? Ответ на этот вопрос можно найти в любом энциклопедическом словаре: догматик — это человек, всегда следующий церковным догматам (догмам).

В каком-то смысле всех православных можно назвать догматиками, так как Православная Церковь не допускает отступления или изменения их. Католики и особенно протестанты достаточно вольно трактуют церковные догматы, что и привело со временем к тому, что они отделились от православия, вступив в раскол Христианской церкви.

Основное назначение христианских догматов ― ввести человеческий ум в познание Бога

Догматы ― это вероучительное определение Православной Церкви. Их задача состоит в том, чтобы ввести человеческий ум в познание Бога. Основные догматы христианства воплощают в себе три основополагающих правила:

  • Существование Всевышнего в трех лицах;
  • Воплощение Божьего Сына в представителя человеческого рода;
  • Избавление человечества от грехов.

Видеоролик: «Истина, догмат и вера». На 4 минуте 22 секунде автор говорит о том, что истина дана в Церкви изначально и не может изменяться или же увеличиваться.

Термин «догмат» в собственном значении употребляется преимущественно в христианстве и обозначает теологическую, богооткровенную истину, содержащую учение о Боге и Его домостроительстве, которое Церковь определяет и исповедует, как неизменное и непререкаемое положение веры.

Необходимо отметить, что для православия характерно два похода к тому, где принимаются догматы.

Догмат

это вероучительное Определение Православной Церкви по вопросу её учения

Согласно первому подходу догматами называются только те непререкаемые положения православной веры, которые утверждаются на Вселенских соборах. На них они получают догматическую формулировку. Второй поход говорит о том, что догматом следует называть всякое неоспоримое и обязательное положение православного вероучения.

Исходя из этих двух подходов христианские догматы делятся на:

  1. Общие (догматические формулировки Вселенских соборов) и частные (выводимые из общих).
  2. Раскрытые, то есть (обсужденные и утвержденные на Вселенских соборах), и не раскрытые. Последние в подробностях на вселенских соборах не обсуждаются и в подробностях не определяются, но признаются всей Православной Церковью.
  3. Чистые, основанные на Божественном Откровении и смешанные, основанные не только на таком Откровении, но и на естественном разуме.

В православии догматы стали ответом на искажение христианского учения

Православная догматика выделяет следующие свойства догматов:

  1. Теологичность.
  2. Боготкровенность.
  3. Церковность.
  4. Общеобязательность.

Содержание этих свойств раскрыты выше применительно к сочинениям отцов Церкви, посвящённым догматам. Необходимо отметить, что каждое религиозное течение может иметь собственные догматы.

Так, например, православные признают догматы, принятые постановлениями Вселенских Соборов, ответом на те или иные фундаментальные искажения церковного учения. Католики же признают необходимость появления новых догматов без этого условия.

Догмат Церкви не подлежит осуждению или изменению.

Догмат Церкви ― это вероучительная истина, не подлежащая обсуждению. Именно поэтому если фиксируется сознательный отход от догмата в виде полного его неприятия или же иной трактовки, можно говорить о наличии ереси в суждениях того или иного человека.

Таким образом, отвечая на вопрос: кто такой догматик, можно сказать, что это тот человек, который не уклоняется от учения Церкви, разделяет и соблюдает все ей догматы.


Икона Символ Веры. Православные догматы содержаться в Символе веры и Катехизисе

Догматические положения православного учения изложены в Символе Веры. Кроме того, их также можно найти в Катехизисе и учебной литературе по Закону Божиему. Догматы призваны помочь каждому человеку иметь точное, недвусмысленное представление о Боге и его взаимоотношениях с миром, и ясно понимать, где заканчивается христианство и начинается ересь.

Именно поэтому вероучительными истинами католицизма и протестантизма признаются иные положения, чем в православии, что и привело к расколу между крупнейшими христианскими конфессиями.

Богословское мнение

Конечно опыт христианства шире и полнее догматов Церкви. Ведь догматизировано только самое необходимое и существенно важное для спасения. Остается еще немало таинственного и нераскрытого в Священном Писании. Это обуславливает существование богословских мнений.

Богословское мнение не является общецерковным учением, подобно догмату, но является личным суждением того или иного богослова. Богословское мнение должно заключать в себе истину, как минимум, непротиворечащую Откровению.

Безусловно, всякий произвол в богословии исключается. Критерием истинности того или иного мнения является его согласие со Священным Преданием, а критерием допустимости – не противоречие с ним. В основании православных и правомерных богословских мнений и суждений должны лежать не логика и рассудочный анализ, но прямое видение и созерцание. Это достигается через молитвенный подвиг, через духовное становление верующей личности…

Богословские мнения не являются непогрешимыми. Так, в сочинениях некоторых отцов Церкви нередко встречаются и ошибочные богословские мнения, тем не менее не противоречащие Священному Писанию.

Основные догматы христианства (их 12), принятые на Вселенских соборах, Православие признает

Для Православия характерно наличие строго и отчетливого вероисповедального сознания. Это несомненное его преимущество перед католицизмом и протестантизмом.

При этом православным необходимо всегда помнить о том, что догмат не означает введения новых истин относительно Бога, так как Иисус Христос дал нам христианское учение во всей его полноте. Догматы только очерчивают границу нашего толкования такого учения, а также раскрывают целостное отношение Церкви к вновь возникшим вопросам и обстоятельствам.

Икона Христос и 12 апостолов. Иисус Христос — глава Христианской Церкви, поэтому её учение полно и не подлежит изменению

В Православии признаются 12 догматов, принятых Вселенскими Соборами iv веков. Список их следующий:

  1. Догмат о Пресвятой Троице. Содержат определение Единого Бога христиан, который представляет собой три Лица во Едином — Отца, Сына и Святого Духа.
  2. Догмат о грехопадении. Содержит понятие первородного греха Адама и Евы и его последствиях для человечества, которое после грехопадение изгнано из Рая и может спастись теперь только через покаяние и молитву к Господу.
  3. Догмат об Искуплении человечества от греха. Содержит понятие об искуплении первородного человеческого греха через явление на землю Иисуса Христа и его страдания на Кресте.
  4. Догмат о Воплощении Господа нашего Иисуса Христа. Говорит о таинственном соединении двух природ — божественной и человеческой в лице вочеловечившегося Сына Божия, Иисуса Христа.
  5. Догмат о Воскресении Господа нашего Иисуса Христа. Говорит о том, что Господь Наш Иисус Христос после распятия и крестных страданий умер, но воскрес. Это самый главный христианский догмат и вера в воскресение Христа — отличает христианина от последователей всех других религий.
  6. Догмат о Вознесении Господа нашего Иисуса Христа. Говорит о том, что после своего Воскресения Христос вознёсся на Небеса. Таким образом, Христос через свою смерть, Воскресение и Вознесение даровал людям возможность получить Благодать Божию и спастись через причастие, покаяние и молитву.
  7. Догмат о Втором Пришествии Спасителя и Страшном суде. Говорит о том, что состоится Второй Пришествие Христа на землю. Спаситель воскресит всех умерших и будет чинить Страшный суд, после которого праведники попадут в рай, а грешники в ад.
  8. Догмат о единстве, соборности Церкви и преемственности в ней учения и священства. В Никео-Цареградский Символом веры передается так: «верую во единую, святую, соборную и апостольскую Церковь». Позволяет отличить Итсиную Церковь от иных человеческих сообществ и иных неправославных Церквей.
  9. Догмат о всеобщем воскресении людей и будущей жизни. Говорит о том, что после Второго Пришествия Христа все люди воскреснут, войдут в Царствие Небесное и будут пребывать там с Господом.
  10. Догмат о двух естествах Господа Иисуса Христа. Принят на IV Вселенском Соборе в — Халкидоне. Говорит о том, что Христос представлет собой одно Лицо и одну Ипостась,– не на два лица рассекаемого или разделяемого, но одного и того же Сына и Единородного, Бога Слова, Господа Иисуса Христа.
  11. Догмат о двух волях и действиях в Господе Иисусе Христе. Принят на VI Вселенском Соборе в Константинополе. Догмат говорит о том, что во Христе имеет место единая воля и единое действование, при этом Божественная и реальная человечская природа в нём различаются.
  12. Догмат об иконопочитании. Принят на VII Вселенском Соборе в Никее. Разрешает почитание святых икон, при этом указывает на то, что нужно не допускать их обоготворения, так как христианин не самой иконе, а Богу и Его святым, изображённым на иконе.

Зачем нужны догматы?

Догматизм против догматов

Слову «догмат» (и производным от него) в нашем языке очень не повезло. Для светских людей это слово имеет отчетливо негативный характер. В бытовом языке оно уже вошло в речевые штампы, такие как «наука опровергла религиозные догматы» или «христианские догматы сковывают современного человека». Люди, которые употребляют подобные штампы, обычно затрудняются назвать догматы, о которых идет речь, и указать, в чем их суть. Что же такое догматизм
для нецерковных людей? Насколько можно понять, под ним понимается отказ думать, отказ принимать участие в рассмотрении чего-либо, что может поколебать устоявшиеся мнения, то есть интеллектуальная нечестность и закрытость.

В этом понимании догматизм, несомненно, дурное качество: это одно из проявлений гордыни — отказ признать свое мнение ошибочным, даже когда эта ошибочность совершенно очевидна. Людям свойственно ошибаться, а людям нерассудительным — настаивать на своих ошибках. Догматизм такого рода никак не связан ни с Православием, ни с религией вообще — атеизм в этом смысле всем догматикам догматика; хотя, конечно, и люди верующие от него не застрахованы. Однако такой «догматизм» в лучшем случае очень слабо соотносится с догматикой

Церкви. Это хотя и однокоренные слова, но, пожалуй, общий корень — это все, что у них есть общего. Мы живем в парадоксальной культуре, которая восхваляет разум — и отказывается думать; превозносит знания — и не желает знать; настаивает на интеллектуальной открытости — и игнорирует все, что не вписывается в ее систему воззрений. В этой культуре принято считать, что духовность менее всего нуждается в четких определениях. Так ли это? Для того чтобы понять, почему Церковь так настаивает на своих догматах, нужен отказ от догматизма; нужна определенная степень свободы и открытости. Нужна готовность усомниться в общих мнениях; нужно — употребим это слово — свободомыслие, чтобы не соглашаться с телевизором. Итак, давайте попробуем разобраться, что же такое догматы и почему они так важны.

Догматом

в Церкви называется соборно принятое вероучительное положение; важнейшие догматы приведены в Символе веры, который поется за каждой Литургией и ежеутренне читается христианами. Догматы обязательны для всех членов Церкви; если человек не разделяет их, он не является православным христианином. Многим людям это кажется непонятным. Почему у веры должны быть четкие и обязательные рамки?

О различиях между ангелами и эльфами

Есть разные способы, которыми можно изобразить эльфов — в виде мудрых и прекрасных существ, как эльфы Толкина; в виде существ глуповатых и некрасивых, как домашние эльфы у Роулинг; в виде остроухих девочек с луками, как в японских комиксах, или как-то иначе. Любой человек, который станет горячо уверять, что подлинные эльфы такие и только такие, а любые попытки изобразить их как-то иначе есть гибельное заблуждение, покажется просто сумасшедшим.

Большинство людей согласны, что эльфов не существует — какой смысл спорить о форме ушей вымышленных существ? Даже если человек в определенном смысле верит в эльфов — то есть его согревает мысль о том, что где-то в глухих местах или в иных измерениях эльфы существуют — какая-либо догматика в этой вере покажется ему неуместной. Вера в эльфов — совсем не вопрос жизни и смерти: даже если сам человек относится к ней очень трепетно, он понимает, что другие люди без нее отлично обходятся. Если у них тоже есть какие-то мечты, согревающие душу, то это могут быть совсем другие мечты. Если вы впали в неправильные воззрения относительно эльфов — вам это ничем не грозит; если с верностью держитесь правильного — вам это ничего не обещает. Да и имеет ли вообще смысл говорить о правильных или неправильных взглядах на эльфов? Каждый волен выбирать, что ему больше нравится. Вера в эльфов адогматична.

Когда мы говорим не об эльфах, а, скажем, о токе высокого напряжения, наши взгляды становятся гораздо более жесткими; как известно, инструктор по технике безопасности есть зануднейший из людей. Относительно тока вы не можете верить в то, что вам больше нравится. Есть правильные и неправильные взгляды на ток, и неправильные взгляды могут стоить вам жизни.

Почему можно позволить себе адогматичный подход к эльфам, но не к электричеству? Дело в том, что электричество существует на самом деле. Оно относится к реальному миру. В отношении вымышленных существ всякий волен фантазировать, реальность же такова, какова она есть, независимо от того, что мы о ней думаем. Как говорит школьный учебник физики, «реальность — это то, что существует независимо от нас и наших мыслей об этом». У реальности есть некая упрямая «несговорчивость» — она никак не зависит от наших верований. Это означает, что некоторые представления о реальности верны, некоторые — ошибочны. Когда нам приходится действовать в реальном мире, мы прекрасно понимаем, что руководствоваться неверными представлениями опасно. Не стоит разубеждать человека, который неправильно мыслит об эльфах, но нам определенно стоит попытаться переубедить человека, который неправильно мыслит о токе высокого напряжения. Если люди придерживаются разных представлений о таком месте, как Москва, то некоторые из этих представлений истинны, некоторые — нет. Если человек уверен, что по заснеженным улицам Москвы белые медведи ходят в поисках развесистой клюквы, он ошибается. В реально существующей Москве белые медведи по улицам не ходят, а клюква — кустарник стелющийся и развесистой не бывает, да и на асфальте не растет.

Реален ли Бог? Если правы атеисты и Бог не более реален, чем эльфы или Дед Мороз, а вера — просто мечтание, вымысел, сказка, которая может принести немного утешения и, может быть, нравственного наставления, то в догматах действительно нет никакого смысла. Но если Бог реален — и, как полагает Церковь, более реален, чем что бы то ни было, то некоторые утверждения о Нем истинны, а некоторые — ложны. Одни люди придерживаются глубоко ошибочных представлений о Нем, другие — менее ошибочных, взгляды третьих при возможных непринципиальных ошибках в целом истинны. Признавая это, мы не впадаем в узость; мы просто признаем, что Бог существует на самом деле. Вера как мечтание адогматична; вера как определенные взаимоотношения со сверхъестественной реальностью неизбежно предполагает некое знание и некие правила — догматы.

Есть ли у нас надежда?

Много раз за последние примерно двести лет нам предлагали очищенное, адогматичное христианство. Известным, хотя далеко не единственным его проповедником был Лев Толстой. Да и в наше время популярная писательница Людмила Улицкая говорит в своем романе «Даниель Штайн, переводчик»:

«Достойно и правильно вести себя важнее, чем соблюдать обряды. “Ортопраксия”, правильное поведение, важнее, чем “ортодоксия”, правильное мышление. Это и есть острие разговора. Признание или непризнание Иисуса Мессией, идеи Троичности, Искупления и Спасения, вся церковная философия не имеют никакого значения, если мир продолжает жить по законам ненависти и эгоизма».

Она озвучивает очень популярный в наше время тезис. Этические заповеди — это более-менее понятно, а вот «Троица, Искупление… вся церковная философия» — это что-то непонятное и, по-видимому, ненужное, что только затуманивает «простое учение Христа». Популярность этой точки зрения связана с частичной истиной, которая в ней есть, — религиозность, которая тщательно хранит обряды, исповедует на словах правую веру, но попирает своих ближних, много раз обличена еще пророками. И правильно, по всей форме совершаемое богослужение, и правильное вероучение может быть тщетным перед Богом, если при этом человек «обижает сироту и не вступается за вдову».

Зачем же тогда нужна вера в Божество Христа и другие догматы? Вопрос о том, зачем нужны догматы, как и любой вопрос «зачем», предполагает какую-то цель, которой мы хотим добиться. Зачем нужна карта? Чтобы путешествовать. Зачем нужен номер рейса? Чтобы улететь туда, куда мы хотим, а не на другой конец земли. Зачем нужен телефон друга? Чтобы разговаривать с ним. Если мы не собираемся никуда отправляться и не собираемся поддерживать отношений с друзьями, нам все это не нужно.

Зачем нужны догматы? Может быть, не очень хорошо отвечать вопросом на вопрос, но иначе не ответишь — а что мы вообще хотим от жизни? Для профессиональной карьеры, путешествий в другие страны, заботы о здоровье догматы не нужны. Есть ли в жизни более глубокий смысл? Обещано ли нам что-то большее? Иногда мы переживаем опыт красоты и величия, чуда и тайны, благоговейного трепета; что это: просто иллюзия, побочный эффект биохимических процессов, происходящих в мозгу, или через ткань привычного нам мира просвечивает нечто большее? Завершается ли наша жизнь старостью и смертью или смерть — это дверь, ведущая куда-то? Когда мы в трудную минуту взываем к Богу — есть ли Тот, Кто нас слышит? Иногда смертельная опасность, горе, болезнь вытряхивают человека из привычного, налаженного хода жизни, и он оглядывается в поисках ответов. Иногда внешне ничего необычного не происходит, но человек останавливается, как громом пораженный, и, как внезапно проснувшийся, будто впервые замечает солнце на небе. В самом деле, есть ли Бог? Могу ли я взывать к Нему и надеяться на Него? Иначе говоря, есть ли у нас надежда? Можем ли мы встретить Того, Кто любит нас и спасет?

Церковное христианство и то «христианство без догматов», которому симпатизируют многие наши современники, отделяет друг от друга именно вопрос о надежде. Если нам предстоит смириться с тем, что никакой вечной надежды у нас нет, что никакое небесное спасение нас не ожидает — мы умрем и будем как вода, вылитая на землю, которую уже нельзя собрать

(2 Цар
14:
14), тогда все, о чем стоит позаботиться, — это по возможности не причинять друг другу боли в те краткие годы, которые у нас есть между рождением и смертью — между небытием и небытием. «Дедогматизация» христианства, сведение Иисуса к учителю доброты означают отказ от надежды: ты состаришься, изветшаешь и умрешь, как и все, кого ты любишь; все, что тебе может дать Иисус, — это немного человеческого тепла и поддержки в общине тех, кто последует его моральному учению всерьез. Фраза из романа Людмилы Улицкой «веруйте, как хотите, только заповеди соблюдайте, ведите себя достойно» прекрасно выражает суть дела — никакой реальной надежды у вас нет, поэтому можете фантазировать как угодно — не имеет значения как.

Впрочем, с человеческим теплом тоже в итоге оказывается небогато: мы, люди, существа эгоистичные и склочные, и нередко беда тех, кто мечтает о бездогматичном христианстве, — в том, что они не могут вписаться ни в одну реально существующую общину.

Низведение Христа до уровня Джона Леннона с его песней Аll you need is love («Все, что тебе нужно, — это любовь») делает христианскую веру столь же бессмысленной, как вера в Джона Леннона, который может лишь напомнить вам, в чем вы нуждаетесь, но не может вам этого дать.

Но Евангелие — это не весть о том, как нам жить так, чтобы по возможности друг друга не мучить; вернее, это в Евангелии не главное. Закон проповедан уже пророками, в небиблейском мире ему можно найти многие параллели, в этом отношении Новый Завет не оригинален. Евангелие — это возвещение о Надежде. Человеческая жизнь глубоко трагична; тот, кто этого еще не понял, непременно поймет. Евангелие провозглашает надежду перед лицом ужаса, отчаяния и неизбежной смерти; оно говорит о том, как Бог стал человеком и погрузился в ужас, муку и смерть глубже любого из нас, и восстал из мертвых, победив все это — победив для каждого, кто обратится и уверует. Это надежда над гробом близкого и любимого человека, надежда на собственном смертном одре; и именно эту надежду и охраняют догматы.

Кто такой Иисус?

Если Иисус — просто учитель нравственности, никакой надежды у нас нет — давайте отдавать себе в этом отчет. Смерть не побеждена. Никакой небесный Иерусалим нас не ожидает. Но помимо толстовства — во всех его многочисленных изводах — в истории христианства были и другие ереси. Многие из них признавали Иисуса выдающимся Божиим посланником, даже (в определенном смысле) Сыном Божиим. Однако Церковь настаивала — и настаивает — на том, что Господь наш Иисус Христос есть совершенный Бог и совершенный человек. Это догмат, и те, кто не принимает его, чужды православной вере.

Почему это так? Давайте обратимся к самым, наверное, известным словам Писания — Бог есть любовь

. Множество людей, которые никогда не открывали Библию, знают эти слова; немногие знают, кому они принадлежат, — их приписывают то Льву Толстому, то каким-то индийским учителям, то еще кому-то. На самом деле их произносит апостол Иоанн:
Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши
(1 Ин
4
:8-10). О том же говорит и апостол Павел:
Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками
(Рим
5
:8).

Если мы немного задумаемся над словами апостолов, они покажутся нам очень странными. Каким же это образом страшная смерть Праведника может быть свидетельством Божией любви? Нам в голову не придет усматривать Божью любовь в том, что хорошего, праведного человека оклеветали, неправедно осудили, подвергли издевательствам и истязаниям и наконец убили изощренно-мучительной смертью. Человеческую верность тут усмотреть можно — но вера в Божию любовь может скорее поколебаться. Но апостолы видят здесь неколебимое основание и неиссякаемый источник веры именно в Божию любовь. Почему? Потому что для Апостолов жертва Христа есть жертва со стороны Бога; а это имеет смысл только в том случае, если мы разделяем веру апостолов в то, что Христос — Бог. В Иисусе Христе Бог и человек являются одной личностью, и жертва, которую ради нашего спасения приносит Христос, есть жертва, принесенная Богом. Слова Бог есть любовь

апостол Иоанн произносит, имея в виду Бога, Который стал человеком и принял муку и смерть ради спасения своих мятежных творений. Это основание нашей веры в любовь Божию и ограждают догматы, и ограждают они ее от попыток ересей эту веру разрушить.

Еретики прошлого оспаривали либо Божество Христа, либо Его человеческую природу; для докетистов (и позже катаров) человеческая природа Христа была иллюзорной; ариане, хотя и признавали Христа сверхъестественным Сыном Божиим, отказывались видеть в нем Бога, совечного Отцу.

То и другое обращало нашу надежду в прах: если Иисус — не человек, то никакого Искупления не произошло. Он остается глубоко чужд тому человеческому роду, который вроде бы пришел спасти; Голгофа — не высшее проявление спасающей любви Божией, а иллюзия, голограмма, киношный спецэффект. Если Он не Бог, то никакой Божией любви в Голгофе нет — более того, есть ее отрицание. В этом случае вовсе не Бог в плоть облекся и был распят и погребен за нас, неблагодарных и злонравных[

1]
, а Бог отдает на смерть глубоко преданного Ему праведника. Является ли этот праведник просто человеком (как полагают либеральные богословы) или высшим из ангельских творений (как полагал Арий еще в IV веке и полагают современные свидетели Иеговы), в любом случае он — не Бог, и его жертва — это никак не жертва со стороны Бога.
И вот, чтобы защитить нашу надежду, и принимается на четвертом Вселенском Соборе Халкидонский догмат — Церковь четко формулирует свою изначальную веру в то, что Иисус — совершенный Бог и совершенный человек. Мы можем отказаться его признавать, но тогда апостольская вера в то, что Бог есть любовь, — не наша вера. В этом случае Бог (как бы мы Его себе ни представляли) не облекся в нашу плоть и не принял нашу смерть, чтобы спасти нас.

Человек, который отказывается признавать догматы, не может разделить нашей надежды — отнюдь не потому, что мы ему этого не позволяем, но потому, что вся наша надежда держится на том факте, что Бог облекся в человека и страдал ради страдающего, был умерщвлен ради умерщвленного и погребен ради погребенного[2]

.

Если вы действительно отправляетесь в путь

Открывая Евангелие, мы оказываемся в ситуации выбора — дверь открыта, нас зовут, мы можем отозваться и отправиться в путь. И тут догматы оказываются предметом не теоретического рассуждения, а повседневной практики. Простейшее и самое очевидное проявление веры — молитва — уже догматична. Вы можете говорить, что «признание или непризнание Иисуса Мессией, идеи Троичности, Искупления и Спасения, вся церковная философия не имеют никакого значения» только до определенного момента: до тех пор, пока не попробуете помолиться. Как только вы приступите к молитве, перед вами неизбежно встанет вопрос — обращаться ли к Иисусу как к Господу и Спасителю или нет; произносить слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу

или нет. При этом отказ исповедать Иисуса Господом будет выбором никак не менее догматическим — только выбором других догматов. Любая молитва и любой акт поклонения Богу требуют определенного вероисповедного выбора — и избежать его можно, только отказываясь от молитвы. Пока мы не собираемся никуда идти и только рассуждаем о путешествиях, мы можем считать неважным, каким путем идти, или полагать все пути одинаковыми; но как только мы решаемся идти, мы выбираем вполне определенный путь и отказываемся от других.

Невозможно лукавить в молитве; невозможно обращаться к Иисусу как к Господу и Сыну Божию и в то же время не верить в это или полагать это неважным. Однако речь идет не только о том, какими словами мы обратимся — и какими не обратимся — к Богу. Личное отношение христианина к Богу, его личное доверие и надежда неразрывно связаны с верой в определенные истины о Боге. Доверие и надежда — и как жизненная позиция, и как эмоциональное переживание — стоит на определенном, догматически четком представлении о Боге; если мы разрушаем это представление, мы разрушаем все — доверие, надежду, духовную жизнь и этику.■

ДОГМАТЫ

Догматические определения, принятые на Вселенских Соборах, не создавали какую-то новую веру, но облекали изначальную веру Церкви в четкие формулировки, которые должны были защитить ее от искажений. Все такие формулировки принимались в ответ на выступления лжеучителей-еретиков.

Основная часть догматов сосредоточена в Никео-Цареградском Символе Веры, составленном из решений Первого (Никейского) и Второго (Константинопольского) Вселенских Соборов.

В Символе Веры мы исповедуем веру в Бога, единого в Трех Лицах: Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа

. Веру в
Боговоплощение
, совершившееся в Иисусе Христе, в Его жертвенную смерть ради нас, в
телесное воскресение
, в вознесение, в предстоящее второе пришествие и в вечное спасение верующих.

Мы исповедуем, что Церковь

создана Господом Иисусом и именно в ней Он совершает наше спасение.

На последующих Вселенских Соборах православная догматика была дополнена тремя важнейшими определениями, которые не вошли в текст Символа Веры, так как были приняты Церковью уже после его формирования.

На Четвертом Вселенском Соборе был сформулирован догмат о двух природах Христа

: Божественной и Человеческой, которые соединились в воплотившемся Спасителе неслитно, неразлучно, нераздельно и неизменно. Этот догмат также называют Халкидонским, по названию города, в котором проходил Вселенский Собор.

На Шестом Вселенском Соборе был принят догмат, утверждающий, что в Иисусе Христе есть две воли и два естественных действия — Божественное и Человеческое

. Они соединены неразлучно, неизменно, нераздельно, неслиянно, подобно двум природам Спасителя. При этом воля человеческая во Христе полностью подчинена воле Божественной.

На Седьмом Вселенском соборе Церковь приняла догмат о почитании святых икон

. Смысл его заключается в том, что «честь, воздаваемая образу, переходит к первообразному, и покланяющийся иконе покланяется существу изображеннаго на ней».

[1] Из Последования ко Святому Причащению. Молитва 1-я, Василия Великого. — Ред.

[2] Святитель Мелитон Сардийский. О Пасхе. — Ред.

Православные Церкви признают 12 догматов из 15 принятых на вселенских соборах.

Всего же в христианстве существует 15 догматов, но Православные Церкви признают только первые 12, которые утвердил Первый и Второй Вселенский собор. Вместе они составляют Никео-Цареградский Символ веры. Он является являющийся догматической формулой, подразделяющейся на 12 членов и содержащих догматическую основу христианства. Первые его восемь членов выражают догматы о Святой Троице и Христе-Спасителе (со 2-го по 7-й).

Догмат о Святой Троице состоит в том, что Бог един по существу, но троичен в Лицах (Бог Отец, Бог Сын и Святой Дух), которые различаются друг от друга тем, что Бог Отец не рождается и не исходит от другого Лица, Сын Божий предвечно рождается от Бога Отца, Дух Святый предвечно исходит от Бога Отца.

Семь Вселенских соборов, с Сотворением мира и Собором Двенадцати Апостолов, (икона, XIX век). Православные Церкви признают первые 7 Вселенских Соборов и утверждённые на них религиозные догматы.

Догмат о двух естествах во едином Лице Иисуса Христа принят на IV Вселенском Соборе в Халкидоне, догмат о двух волях и действиях принят на VI Вселенском Соборе в Константинополе, догмат о иконопочитании принят на VII Вселенском Соборе в Никее.

Православные Церкви эти догматы и Соборы не признают. Кроме того, Среди догматов, не обсуждавшихся на Вселенских соборах, можно назвать: догмат о Богодухновенности Священного Писания, догмат воскресения, догмат искупления, догмат о Церкви, догмат о приснодевстве Богородицы и др. Они признаются Православными Церквями и входят в состав Священного Писания и Священного Предания.

Свидетельства Нового Завета о троичности Лиц в Боге

Свидетельства Нового Завета о троичности Лиц в Боге можно разделить на два класса: в одних из них указывается действительность троичности Божией и личность всех трех Лиц Божества вместе, в других — личность того или иного Божественного Лица в частности.

I. К первой части относится, прежде всего, свидетельство о Святой Троице, явленное при крещении Иисуса Христа в Иордане. Здесь открылись миру: Отец, глаголавший с небес: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф. 3:16-17); Сын, крестившийся от Иоанна и свидетельствованный от Отца; Дух, снисшедший в виде голубя на Сына, — свидетельство о трех Лицах Божества ясное, что и исповедует Святая Церковь в тропаре на Богоявление («Во Иордане крещающуся…»).

Второе свидетельство о троичности Лиц в Боге мы имеем в последней беседе Иисуса Христа с учениками пред крестными Его страданиями. Утешая учеников в предстоящей с Ним разлуке, Иисус Христос говорил им: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал, дабы, чего ни попросите от Отца во имя Мое, Он дал вам… Когда же придет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне. А также и вы будете свидетельствовать, потому что вы сначала со Мною» (Ин. 15:16; 26-27). Здесь еще яснее различаются все три Лица Святой Троицы, как Лица: Сын, Который говорит о Себе: «Я умолю Отца», Дух Святой, который называется «иным Утешителем», следовательно, отличен от Отца, послан для того, чтобы заменить для апостолов Сына и научить их всему. Следовательно, Он есть такое же Божественное Лицо, как и Сын.

Третье, самое главное свидетельство о Святой Троице содержится в заповеди Спасителя о крещении. Посылая апостолов по воскресении Своем в мир на проповедь, Спаситель говорит: «…идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (Мф. 28:19-20). Здесь ясно именуются и различаются три Ипостаси — Отец, Сын и Святой Дух; причем всем им усвояется единое имя.

Повелев апостолам крестить людей во имя (а не во имена) Отца, Сына и Святого Духа, Спаситель обозначил этим и личность каждой Божественной Ипостаси и единое, нераздельное достоинство трех Божественных Лиц; таким образом, единое и нераздельное существо их. Крещение, заменившее собою древнее обрезание, означает принятие на себя обязательства, вступление в союз, а вступать в союз можно только с лицами, а не с отвлеченными понятиями или силами.

Церковь всегда видела в этих словах Спасителя учение о тайне Святой Троицы. С самого начала она совершала крещение во имя Отца и Сына и Святого Духа, как трех Божеских Лиц, и, чтобы яснее выразить исповедание Троицы, крещаемого трижды погружали в воду. В то же время она обличала еретиков, которые, считая Сына и Духа низшими Отца или только Его силами и свойствами, покушались совершать крещение во имя одного Отца или одного Сына, унижая пред Ними Святого Духа. Сами крещаемые при этом предварительно были научаемы вере в Троицу, как трех Божеских Лиц, и при крещении должны были точно и твердо исповедать эту веру. «Вера наша, — писали отцы Второго Вселенского Собора, — научает нас веровать во имя Отца и Сына и Святого Духа, то есть во Единое Божество, и силу, и существо Отца и Сына и Святого Духа».

Не менее ясные свидетельства о действительной личности всех трех Лиц Божества имеем мы и в посланиях апостольских. Так, апостол Павел пишет: «Благодать Господа (нашего) Иисуса Христа, и любовь Бога (Отца), и общение Святого Духа со всеми вами» (2 Кор. 13:13). Апостол желает духовных благ верующим и от Сына Господа Иисуса Христа, и от Святого Духа, точно так же, как и от Отца, и притом от каждого из Них желает блага особенного; следовательно, Сын, Святой Дух суть такие же Лица, как и Отец, все равны и все различны между собой.

Апостол Иоанн Богослов также свидетельствует о тайне троичности, когда пишет: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино» (1 Ин. 5:7). В этом изречении также указывается и троичность Лиц в Боге, и единство существа.

Отец, Слово и Святой Дух называются тремя свидетелями, следовательно, они различны между собою; следовательно, Слово и Дух, поставляемые свидетелями наравне с Отцом, не суть только два свойства Его или силы, или действия, а суть такие же Лица, как и Отец: «И сии три едино суть». Следовательно, Слово и Святой Дух имеют одну и ту же Божескую природу и существо, что и Отец, так как если бы они имели природу низшую и тварную, то между Ними и Отцом было бы бесконечное расстояние, и тогда уже никак нельзя было бы сказать, что «сии три едино суть».

II. Немало в Новом Завете и таких свидетельств, в которых указывается личность того или другого Лица Святой Троицы и отдельность его от других Лиц.

Так, Священное Писание изображает личность Отца, когда приписывает Ему:

а) ведение: «никто не знает Сына, кроме Отца» (Мф. 11:27);

б) волю: «не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин. 5:30);

в) деятельность: «Отец Мой доныне делает» (Ин. 5:17), а также, когда говорит, что Отец послал в мир Сына, потом Святого Духа, что Он любит Сына и мир, открывает людям истину, дает блага просящим у Него, прощает грехи и т.д. Вообще, что Бог Отец есть Лицо, а не безличное начало, это ясно уже из того, что Бог не только по учению откровения, но и по требованию здравой человеческой мысли должен быть представляем не иначе как личностью.

Поэтому даже еретики, отвергавшие личность Сына и Святого Духа, не отвергали личность Отца.

Сын Божий также есть Лицо, отличное от Отца и Духа Святого, а не тот же Отец, только скрывшийся в образе Сына, а также не сила или свойство Его. Священное Писание изображает личность Сына, когда и Сыну, как Отцу, усвояет:

а) ведение: «Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца» (Ин. 10:15)

б) волю: «Отче! которых Ты дал мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою, которую Ты дал Мне, потому что возлюбил Меня прежде основания мира» (Ин. 17:24);

в) деятельность: «Отец Мой доныне делает и Я делаю» (Ин. 5, 17), или еще: «Но чтобы мир знал, что Я люблю Отца и, как заповедовал Мне Отец, так и творю» (Ин. 14:31);

Дух Святой также изображен в изречениях Нового Завета как личность, когда и Ему, как Отцу и Сыну приписывается:

а) ведение: «…кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия» (1 Кор. 2:11);

б) воля: «Ибо угодно Духу Святому и нам, не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого» (Деян. 15:28);

в) деятельность: «каждому дается проявление Духа на пользу… все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно» (1 Кор. 12:7,11).

В этом последнем изречении апостол, указывая различные духовные дарования, ясно различает от них их раздаятеля — Духа Святого, и притом так, что показывает в Воздаятеле разумение, свободную волю, могущество, — свойство личности.

Догмат о Троице и Двоице ― сердце Православной Веры

Главными среди православных догматов являются два догмата: о Троице и Двоице. На это Так говорит святой Максим Исповедник. Святой Григорий Синаит. Указывает: «Предел Православия есть чисто ведать два догмата веры, – Троицу и Двоицу».

Почитание неслиянной и нераздельной Пресвятой Троицы, единого Бога в трех Лицах, в Котором Ум – Отец, Слово – Сын, Дух Святой – Дух, как в целом учат святые Отцы, есть якорь христианского упования. Почитание Троицы необходимо связывается с почитанием Двоицы, то есть исповеданием Сына Божия Иисуса Христа в едином Лице, двух естествах и волях, божественной и человеческой, неслиянно и нераздельно соединенных.


Троица. Икона. А. Рублев. Около 1411 год. Догмат о Святой Троицы — один из двух главных догматов Православия

Так как предметом догматики являются вечные догматические истины Святого Откровения, свидетельствующего о Боге в Самом Себе и о Боге в Его отношении к миру и человеку, то она соответственно делится на две части, каждая из которых имеет свои подразделы.

Первая часть рассматривает Бога в Самом Себе, вторая — в Его отношении к миру и человеку. Согласно этому, в первую часть входят догматы о бытии Бога, о качестве и степени богопознания, о Божием существе и Его свойствах, о единстве Божия существа и о Святой Троице.

Пресвятой Троицы

Истина о том, что в Боге действительно три Лица, со всей ясностью открыта в Новом Завете. Однако некоторые указания на нее были и в Ветхом Завете. Но, поскольку эти указания неясны и сокровенны, понять их надлежащим образом можно только в свете Нового Завета. Все указания Ветхого Завета на тайну троичности можно разделить на три класса.

I. Указания вообще на множественность лиц в Боге без определенного их числа. Сюда относятся:

а) начальные слова Бытописания: «В начале сотворил Бог (бара Елогим) небо и землю» (Быт. 1:1). «В сем месте еврейского текста, — говорит митрополит Филарет, — слово Элогим, собственно — Боги, выражает некоторую множественность, между тем как изречение „сотворил” показывает единство Творца;

б) Слова Божии пред сотворением человека «по образу Нашему и по подобию» (Быт. 1:26).

Перед изгнанием падших прародителей из рая: «И сказал Господь Бог: Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Быт. 3:22).

Перед смешением языков и рассеянием людей по столпотворении: «И сказал Господь: „Вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали желать. Сойдем же, и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого”» (Быт. 11:6-7).

Если не признавать во всех этих выражениях прикровенного указания на троичность Лиц в Боге, то трудно дать удовлетворительное их объяснение. Так, нельзя объяснить их как остаток политеизма еврейской религии, потому что эта религия никогда не учила о бытии многих богов. Нельзя также видеть здесь изображение беседы Бога с Ангелами, потому что лица, с которыми совещается Бог, представляются равными Ему, обладающими творческою силою, чего нельзя сказать об Ангелах. Кроме того, человек в Писании называется сотворенным именно по образу Божию, а не по какому-либо другому образу.

II. Вторую группу свидетельств составляют те изречения Святого Писания, в которых имеются указания на то, что в Боге именно три Лица, но без наименования и различения их. Сюда относятся, прежде всего, описания явления Бога Аврааму в виде трех странников, о чем читаем в книге Бытия (18:1-3). «И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер, во время зноя дневного. Он возвел очи свои свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатер, и поклонился до земли. И сказал: Владыка! если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего». По толкованию блаженного Августина, Авраам встречает трех, а поклоняется единому. Узрев трех, он уразумел таинство Троицы, а поклонившись как бы Единому, исповедал Единого Бога в трех Лицах». В этом же смысле понимается данное Богоявление в «Православном Исповедании», в некоторых церковных песнопениях и иконографии Православной Церкви.

Другое общее указание на тайну Святой Троицы дается в троекратном воззвании Серафимов к Богу: «свят, свят, свят Господь Саваоф» (Ис. 6:3), которое слышал пророк Исаия при избрании его на пророческое служение. Само по себе троекратное «свят», конечно, не заключает в себе мысли о троичности Божией, но если рассмотреть эти слова в контексте речи и в особенности в сопоставлении с параллельными местами Нового Завета, то нельзя не увидеть в них указание на троичность Бога. Пророк Исаия говорит, что он «слышал глас Господа, говорящий: кого пошлю и кто пойдет к людям сим» (с еврейского подлинника: «Кто пойдет к Нам или для Нас» — множ. число). Таким образом, Исаия видел и слышал глас Единого Бога, а идти ему надлежит от имени многих. Чем эти многие суть лица божественные, об этом свидетельствует апостол Иоанн, когда говорит: «Сие сказал Исаия, когда видел славу Его, и говорил о Нем» (Ин. 12:41), а апостол Павел свидетельствует, что Исаия слышал глас Духа Святого, Который посылал его к народу израильскому (см. Деян. 28:25-26). Отсюда ясно, что троекратное свят имеет внутреннее состояние с тремя Лицами Божества.

III. Третью группу свидетельств составляет указание на личность и божество каждого из Лиц Святой Троицы. О божестве Отца и Сына говорится в книге Псалмов: «Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя» (Пс. 2:7), или еще в псалме 109: «Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня» (стих 1-й), «из чрева прежде денницы… рождение Твое» (стих 3-й). О личности и божестве Святого Духа свидетельствует, например, пророк Исаия, взывая: «и ныне послал Меня Господь Бог и Дух Его» (48:16); и еще: «и почиет на Нем (то есть на Мессии) Дух Божий (Дух Иеговы), Дух премудрости и разума, дух совета и крепости. Дух ведения и благочестия; исполнит Его Дух страха Божия» (Ис. 11:2-3).

Догматы не нужно путать с Церковными Канонами и Богословским мнением

Необходимо навсегда запомнить, что церковный догмат ― это вероучительное определение, не подлежащее сомнению. Оно может иметь разную догматическую формулу, но неизменное содержание.

Об этом необходимо помнить всегда и не путать догмат с частным богословским мнением или телогуменом. Теологумен — вероучительное положение, не противоречащее догматам, но не являющееся обязательным для всех верующих. Оно обязательно основывается на священном Писании и высказываниях святых Отцов Церкви.


Книга церковная Канон 1910 Святому мученику Вонифатию. Церковный догмат не нужно путать с церковными канонами и богословским мнением

Что же касается частного богословского мнения. То оно ― размышление, мнение отдельного богослова, прямо не противоречащее догматам, необязательно встречающееся у Отцов Церкви. Догмат, таким образом, стоит выше теологуменов и частных богословских мнений.

Также не стоит путать догматы с церковными канонами ― основными церковными правилами, определяющими порядок жизни Православной Церкви (ее внутренне устройство, дисциплину, частные аспекты жизни христиан).

Оставляя комментарий, Вы принимаете пользовательское соглашение

Рейтинг
( 2 оценки, среднее 5 из 5 )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Для любых предложений по сайту: [email protected]