Что есть истина: значение в православии, литературе и искусстве, Христос и Пилат на картине Николая Ге

Что есть истина?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

В Евангелии от Иоанна нет описаний страданий Господа в Гефсимании. Хотя незадолго до них, Господь, взволнованный приходом язычников, желающих видеть Его, охвачен переживаниями предстоящей Ему Крестной смерти: «Пришел час прославиться Сыну Человеческому… Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел» (Ин. 12, 23, 27).

Таким образом Евангелие от Иоанна с особенной силой обозначает победоносный путь Спасителя, с державным достоинством хранящего власть над всеми событиями. Господь Сам предает Себя пришедшим взять Его и требует, чтобы никто не смел возложить рук на Его учеников. Мы видим это нелепое шествие среди ночи во главе с предателем Иудой, этот отряд стражи Храма с фонарями, с дрекольями и оружием. Что значат все их предосторожности? Господь Сам выходит навстречу им. Он не ждет, когда поцелуй лицемера укажет на Него и предаст Его на расправу первосвященникам. До этого времени никто не мог взять Его — ни восторженные толпы, желавшие провозгласить Его царем (Ин. 6, 15), ни посланные от первосвященников и фарисеев, пришедшие взять Его в праздник Кущ (Ин. 8, 20), ни иудеи, намеревающиеся побить Его камнями (Ин. 8, 59 и 10, 31) «ибо не пришел еще час Его».
Теперь Его час пришел. Господь принимает его. «Грядый Господь на вольную Страсть», — исповедуем мы на Страстной седмице. «Кого ищете?» — спрашивает их Господь. Ему отвечают: «Иисуса Назорея». Господь говорит им: «Это Я». Мы знаем, какой смысл придает Евангелие этим словам Спасителя. «Это Я», «Аз есмь» — чаще обозначает Божественную Личность и Божественное служение Господа. «Аз есмь, от начала Сущий» (Ин. 8, 25), «Аз есмь путь, и истина, и жизнь» (Ин. 14, 6), «Аз есмь пастырь добрый» (Ин. 10, 11), «Аз есмь лоза истинная» (Ин. 15, 1). Иногда Господь употребляет эти слова в абсолютном значении: «Прежде даже Авраам не бысть, Аз есмь» (Ин. 8, 58). Теми же словами Бог открывает Себя Моисею: «Аз есмь Сущий» (Исх. 3, 14).

Услышав имя Божие, враги Господа отступили назад и пали на землю. В этом предваряющем Страсти Христовы событии Побежденный является Победителем. Это есть знамение Его Воскресения. Господь вольно предает Себя, но Он один идет к Своей смерти. «Оставьте их, пусть идут», — говорит Он о Своих учениках. Он не называет их учениками, чтобы не дать повода обвинить их. Он только показывает на них рукой и заставляет врагов повиноваться Ему. Иисус Христос — Тот, Кто спасает. И это есть также знамение Его.

Однако Петр, исполненный гнева, забыв о всякой осторожности, пытается защитить своего Господа. Он извлек меч и ударил раба первосвященника, и отсек ему правое ухо. Все четыре Евангелия повествуют об этом событии, но только Евангелие от Иоанна сообщает имя того, кто это сделал, — Петр, и только здесь дается имя раба первосвященника — Малх. Вероятно, он был специально послан первосвященником, чтобы следить за исполнением операции по захвату Христа.

Господь обращается к Петру со словом, которое напоминает нам также о Гефсимании, но которое в Евангелии от Иоанна звучит в этот момент: «Вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?» Господь хочет, чтобы ученики поняли, что всякое сопротивление бесполезно, что Он исполняет волю Отца.

Только в Евангелии от Иоанна упоминается о суде Господа прежним первосвященником и тестем Каиафы Анной. Анна был первосвященником с 6 по 15 годы по Р.Х., один из его сыновей наследовал ему в течение краткого периода (с 15 по 18 годы), затем его сменил Каиафа, пребывавший в этой должности до 37 года. Далее первосвященниками были последовательно четыре сына Анны, а также один из его внуков. Сохранилось множество свидетельств о близких родственных связях многих первосвященнических семей. Они держали в своих руках не только религиозную, но и политическую власть, а также несметные богатства. Ирод Великий очень ревниво относился к влиянию первосвященников — нередко даже он убивал их и членов их семей. Вероятно, Каиафа приказал привести Христа вначале к своему тестю, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение и утвердить его авторитет.

Христа спрашивают о Его учении. С величайшим достоинством Господь отсылает их к достоверным свидетельствам, которые могли бы быть здесь представлены, чтобы состоялся подлинный суд, а не зловещая пародия на него, где все решено заранее. Впечатление, что говоря: «Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда иудеи сходятся» (Ин. 18, 20), Господь обращается к свидетельству истории, ко всем в роде человеческом, кто услышит Его благовестие.

Далее в немногих словах упоминается о суде Каиафы. Евангелие от Иоанна не сообщает о собрании синедриона, но дает подробное описание суда Пилата. Перед нами — страшная парадоксальность этой ситуации. Лицом к лицу встречаются две власти — власть, которую представляет Пилат, то есть римская империя, и власть, которой обладает Христос, пришедший свыше, и без которой Пилат — ничто. Две власти и две справедливости: одна колеблющаяся и, в конце концов, несправедливая — римского прокуратора и другая, державная — Господа, Который читает в умах и сердцах и судит Своего судию: «Более греха на том, кто предал Меня тебе». И, наконец, лицом к лицу встречается истина и ложь. Господь утверждает Себя провозвестником истины, Тем, Кто являет откровение истины. Он Сам — истина, та, которая у Бога.

Вопрос Пилата: «Что есть истина?» исполнен тревоги и смятения. Пилат не настолько глуп. Он убежден в невиновности Христа. Он открыто говорит об этом. Но как убедить в этом орущую толпу и обвинителей из синедриона? Римскому прокуратору не хватает мужества, чтобы идти до конца в свидетельстве об истине. (Заметим, что Господь говорит не о тех, кто обладает истиной, а о тех, кто от истины, ибо истина — благо, превосходящее все и всех). Но иудеи со своей стороны продолжают наступать на Христа с наглой ложью: «Если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе». «Если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю».

И ложь побеждает: «Нет у нас царя, кроме кесаря». На самом деле они думают совершенно противоположное, они лелеют одну надежду — что явится среди них вождь, который освободит их от римского ига. Если бы Христос был таким соблазнителем, революционером, зовущим к политическому освобождению Израиля, они никогда не предали бы Его Пилату! Но верхом лицемерия членов синедриона, уже прежде суда, было, когда они отказались войти внутрь дворца Пилата, чтобы быть чистыми перед вкушением пасхального агнца. В то время как Христос, войдя в дом необрезанного, становится для них «нечистым». Так совершающие самое страшное из всех преступлений в истории человечества называют себя неоскверненными.

В течение всего допроса Господь хранит полное спокойствие. Пилат, напротив, охвачен тревогой и нервозностью — трижды выходит он из претория к синедриону и толпе, и трижды возвращается ко Христу, пытаясь проникнуть в тайну Его Личности. Центральная тема диалога, как и в синоптических Евангелиях, — политическая: называл ли Себя Обвиняемый царем? Пилат может осудить Его только в случае если ответ будет положительным. Господь говорит: «Царство Мое не от мира сего». Такое Царство не может соперничать с Римской империей. Пилат удовлетворен. Но обезумевшая толпа понимает все по-своему и требует смерти Господа и освобождения Вараввы.

Пилат подвергает Господа бичеванию — то ли с целью устрашения Его, то ли для того, чтобы вызвать жалость у иудеев. Бичевание, увенчание терновым венцом, одевание в багряницу, глумление воинов — все это в Евангелии от Иоанна происходит во время суда. Вопрос, не является ли Христос царем, — первое обвинение, предъявленное Ему, — завершается представлением шутовского царя с венцом из терний, от которых кровь струится по Его лицу. И красное одеяние Христа — знамение Его победы.

«Се, человек», — говорит Пилат. Евангелие от Иоанна — раскрытие тайны Воплощения. С ужасающей правдивостью свидетельствует оно о предельном смирении Бога, ставшего человеком. Но этим скорбным путем Сын Человеческий восходит к славе.

Однако первосвященники не знают жалости: «Распни, распни Его!» И поскольку обвинения в посягательстве Христа на царство оказывается недостаточным, чтобы поколебать прокуратора, они бросают свое собственное обвинение — единственное слово правды, которое звучит здесь из их уст: «Мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим». На этот раз Пилат по-настоящему встревожен. Он испытывает род религиозного страха. Он спрашивает Христа: «Откуда Ты?» «Но Иисус не дал ему ответа». С этого времени Пилат искал отпустить Его. Он предпринимает еще одну попытку. Он выводит Христа перед народом на каменный помост и, сев на судилище, на месте, называемом Лифостротон, а по-еврейски Гаввафа, говорит иудеям: «Се, Царь ваш!» В ответ ему раздаются только злобные крики и угрозы обратиться с жалобой к кесарю, и Пилат в бессилии уступает, боясь доноса в Рим.

«Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый». Нам дается точное указание времени. Иудейская Пасха начинается в вечер Крестной смерти Христа (счет дней велся от захода солнца). После шести часов, то есть после полудня, Господь восходит на Голгофу. Он испустил дух на Кресте в час, когда пасхальный агнец был принесен в жертву в Храме. Он — Агнец новой Пасхи, закланный за спасение всех.

Три подробности выделяются в Евангелии от Иоанна в повествовании о распятии и смерти Господа: упоминание о нешвенном хитоне, слова Господа, обращенные к Его Матери, и удар копием римского воина. Апостол Иоанн Богослов торжественно утверждает свидетельство своего Евангелия: он видел воду и кровь, истекшие из прободенного копием ребра Спасителя. Конечно же, не просто физическое явление, а богословское значение его интересует евангелиста. Этот высший дар Христа — последнее Его благовестие. Вода — символ жизни. И точно так же кровь. В ней — жизненное начало. Господь умер, чтобы дать жизнь. Отныне Божественная жизнь будет с избытком изливаться через таинства Церкви, прежде всего через Крещение и Евхаристию. Мы помним, как в своем Первом Соборном Послании апостол Иоанн Богослов говорит о «трех свидетелях» — о крови, воде и духе. Кроме того, вода на языке Священного Писания — символ Духа Святого и духовной жизни.

Воины нанесли удар копием в ребро Христа, чтобы удостовериться в Его смерти. Они не сокрушили Его костей. Евангелие напоминает слово пророчества о пасхальном агнце: «Кость его да не сокрушится» (Числ. 9, 12). Христос — пасхальный Агнец. Он питает нас Собою в евхаристическом даре, предваряющем Его вольное заклание. Чтобы мы были всегда едины с Источником жизни нашей.

Одежды казненного, согласно закону, могли быть разделены между палачами. Их было четверо. И они разделили одежды Господа на четыре части, каждому воину по части. «Хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху». Евангелие от Иоанна упоминает об этом, потому что ношение нешвенного хитона было отличием первосвященника за богослужением ветхозаветного праздника, прообразующего оставление грехов всего народа. Кроме Послания к Евреям, это — единственное место Нового Завета, где так ясно обозначено превечное первосвященническое служение Господа.

Прежде исхода Господь обращается к Своей Матери. «Жено! Се, сын Твой!» — говорит Он, указывая на ученика, которого Он любил. Как в Кане Галилейской, Господь говорит Своей Матери: «Жено!» «Потом говорит ученику: се, Матерь твоя!» Господь вверяет Свою Матерь Иоанну. Его взор устремлен дальше — к Его Церкви. Он говорит Своей Матери: «Жено» как в Кане Галилейской, потому что призывает Ее к служению, превосходящему Ее человеческое материнство — то, что уже было явлено в Кане Галилейской.

Святой апостол Иоанн Богослов — единственный из учеников, кто был верен Господу до конца. Он — тот, кто Верный, он — Церковь. Божией Матери вверяется бескрайнее духовное Материнство. Вот почему Господь начинает Свое служение с участием Своей Матери. И в конце пути, в Сыновней скорби Он передает Ее возлюбленному ученику. Чтобы каждый из нас мог обращаться к Ней как к Своей Матери.

Значение истины в современном мире

Говоря о нашем современном обществе, а также о его обращенности к истине, необходимо заострить внимание именно на философских аспектах данной проблемы. На протяжении всего существования человечества нас всегда интересовало и притягивало то, что, по нашему мнению, истинно. Но сейчас, в современное время, когда человечество имеет возможность изобиловать информацией, мнениями и источниками, трудно поставить границы между истинным и ложными. Сегодня на нашу голову валятся подчас совершенно ненужные данные, средства массовой информации со всех сторон навязывают нам свои мнения. Простому человеку тяжело даже просто абстрагироваться от миллионов различных мнений, а не то, что принять собственное решение, полагаясь на внутренние выводы о том, что есть истинно, а что — ложно.

Другой стороной данной проблемы является то, что сегодняшнее общество привыкло полагаться на науку, ставшую для нас не то, чтобы средством познания мира, а основой производства, которое дает человечеству власть над природой, обеспечивает его комфорт и относительную безопасность.

Но наука ведь не обладает всей полнотой истины. Возникающие время от времени научные революции показывают, что рассчитывать на силу нашего разума можно было только с позиции классической рациональности. Сейчас наука уже все меньше и меньше претендует на постижение безусловной, объективной истины. Потому как, чем больше мы узнаем о мире, тем нам становится ясней, как все-таки мало мы знаем о нем и как же мы все далеки от абсолютной истины.

Истина в литературе и искусстве

«Всякий, кто искренно захотел истины, тот уже страшно силен».

Ф.М. Достоевский

Вдумываясь в эту мысль писателя, мы понимаем, что она не так проста, как может показаться. Сразу же приходит на ум: а кто не хочет ее? Вряд ли такой человек есть на свете. Ведь это попросту то же самое, что есть на самом деле, подлинная картина мира, окружающего нас. А кто не желает видеть мир именно таким, каким его создал Господь?

Тут появляется следующий вопрос: а для чего вообще этого желать? Ведь человек мечтает о том, чего у него нет. Выходит, мы не обладаем подлинной картиной мира? Но помимо этого мы ведь и не хотим, чтобы она у нас была, за исключением тех захотевших, о которых рассказывает нам Федор Михайлович.

Рассуждая об этом понятии, также вспоминается роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Впервые это слово в романе возникает в словосочетании «храм истины», который Иешуа обещает воздвигнуть на руинах старой веры. Таким образом, истина — это сакральное понятие, возвышенное, воздвигающее и создающее храмы. Если мы хотим познать, что же это такое, то должны духовно подняться ввысь и оттуда увидеть свою жизнь и свой путь. Об этом повествует нам М.А. Булгаков, и раскрывают в романе его герои.

Также вспомним изречение древности от индийских раджей, взятое Е.П. Блаватской как девиз:

«Нет религии выше истины».

Ведь она не приходит к нам в парадных одеждах, она скромна, она выглядит обыденно, но часто это происходит от того, что мы не обращаем на нее внимания.

Особенное внимание хочется уделить работе Н.А. Бердяева «Истина православия», в которой он пытается разобраться, что означает данное понятие для православной церкви. «Я есмь путь, истина и жизнь». Это означает, что это понятие нужно понимать целостно, оно экзистенциально. Истина не дается человеку в готовом виде, ее можно приобрести лишь путем и жизнью. Она предполагает движение в бесконечность. Часть принимают за целое, не допуская ощущение полноты. С этим как раз-таки и связано то, почему Иисус не ответил на вопрос Понтия Пилата об истине. Он сам истина, но та, которую нужно разгадывать на протяжение всей истории. Она первична, а не вторична, т. е. она — несоответствие чему-то другому. И, наконец, в последней инстанции она есть Бог, наш небесный царь, который, в свою очередь, есть истина, — так рассуждает Бердяев.

Истина — это не соответствие реальности, а ее смысл. В человеке должно происходить духовное пробуждение к истине, иначе она не достигается, ведь это есть творческое открытие, это творческое преображение реальности. Она целостна даже тогда, когда она относится к части.

Совершенно неверно говорить, что истинным является лишь то, что обязательно. Она может открываться лишь одному и отрицаться всем остальным миром, может быть пророческой, пророк же всегда одинок. По мнению Н.А. Бердяева, интересующее нас понятие — это не предметная, бытийственная реальность, отраженная в познающем и вошедшая в него, а просветление, преображение реальности, внесение в мировую данность качества, которого в ней не было до ее познания и откровения.