У людей церковных есть две крайности: одни регулярно исповедуются каждую неделю, им постоянно есть в чем каяться, и у них всегда – огромная неформальная исповедь. А другие, наоборот, исповедуются редко и им не о чем говорить – еле-еле насобирают в себе грехов на исповедь перед причастием. Что правильнее? И как частота исповеди соотносится с благочестием? Размышляет иерей Олег Точинский, клирик Волынской епархии.
Фото: Владимир Чуприков/fotki.yandex.ru
Является ли частота и регулярность исповеди чем-то показательным? С моей точки зрения, вопрос не в том, насколько часто человек исповедуется, а какой будет его исповедь.
Давайте посмотрим на жития святых – к примеру, для Великого поста актуально житие Марии Египетской. Святая исповедовалась за всю свою жизнь только два раза. Тогда, когда попала в паломничество в Иерусалим, после того случая, который изменил ее жизнь. И второй раз – когда она исповедовалась и причащалась от аввы Зосимы. Тем не менее, мы почитаем ее как святую, преподобную и подвижницу.
И посмотрим на жизнь царя Иоанна Грозного. Он довольно часто исповедовался и вел, по крайней мере внешне, глубоко религиозную жизнь. Но это никак не мешало ему по локоть держать руки в крови и принять участие в смерти будущего святителя, митрополита Московского Филиппа, которого по его приказу убил опричник Малюта Скуратов. Это известный исторический факт. То есть внешне благочестивый царь грешил грехами смертными.
Признак большой духовной опасности
А теперь подойдем к этому вопросу с практической стороны. Нельзя сказать, что частая исповедь является чем-то плохим. Однако она может стать причиной прелести. Когда человек часто исповедуется, у него может сформироваться впечатление, что раз он так часто исповедуется, то он приближается к святости и всё у него «супер» в духовной жизни. А те, которые редко исповедуются, они не такие, как нужно. Такое отношение – признак большой духовной опасности.
– А если человек, наоборот, думает, что всё у него плохо, раз у него столько грехов, что всё время нужно исповедоваться?
– В этом тоже есть свой риск, ведь такие люди фактически умаляют Божественную любовь и милосердие, пребывая в состоянии отчаяния и уныния. То есть появляется мысль типа «я такой грешный, что даже Господь не в силах меня спасти!» Это – обратная сторона вопроса.
Но в то же самое время и редкая исповедь бывает вредной. Потому что когда человек не чувствует в себе потребности покаяться, он приходит к мысли: «Да какие мои грехи?! Другие грешат больше моего, а я себе раз в год исповедуюсь, и это нормально». Но вот эти исповеди раз в год обычно не отличаются одна от другой и звучат стандартно-традиционно «словом-делом-помышлением».
Таким образом человек настолько затвердевает в своем мышлении, что уже не видит за собой каких-то конкретных грехов. Поскольку он редко исповедуется, он не анализирует собственную жизнь. А из-за отсутствия анализа приходит формальность принятия Таинства Исповеди как такового.
Поэтому нужно придерживаться золотой середины, и чтобы всё было в меру. Тогда и исповедь будет в меру, и причастие, и всё это будет на пользу.
А исповедь только тогда является исповедью, когда она обдуманна и осмысленна, и когда мы во время исповеди открываем перед Господом свои грехи. А не так, как часто бывает, что люди приходят и рассказывают на исповеди про тех, кто их искушает и провоцирует.
Исповедь и причастие – несмежные таинства
– Многие священники говорят, что в Великий пост нужно причащаться каждое воскресенье и вообще рекомендуют такую частоту причащения как норму христианской жизни. И вот человек исповедуется каждую неделю, но у него такое чувство, что он вроде бы и грехов не сильно набрал, и потребности особой не чувствует в исповеди.
– Традиционно такая рекомендация должна сопровождаться разъяснением, что исповедь и причастие – раздельные моменты литургической жизни. Такова практика многих восточных Церквей, в том числе Греческой, Константинопольской, Иерусалимской. Там нет обязательной исповеди перед причастием.
Там, где преобладает греческая традиция, там исповедь и причастие – несмежные таинства. Люди исповедуются по потребности, а причащаться стараются как можно чаще – иногда каждое воскресенье.
И если настоятель того или иного храма благословляет часто причащаться, то там исповедь не является обязательной каждый раз перед причастием. Человек может исповедоваться через два-три причастия.
К этому вопросу священнику нужно с мудростью подходить. Чтобы частые исповеди и причастия не переросли в систематичность и привычку. Потому что когда это становится неким механизмом, то получается неправильно в отношении самого Таинства.
– Но ведь бывает, что вечером исповедуешься, а за время до причастия случилось такое, что уже даже и не знаешь, можно причащаться после этого или нет. Уже не говоря о том, сколько грехов можно набраться за неделю. Наверное, нет людей, которым за семь дней не в чем каяться.
– Когда мы стоим на литургии перед причастием, звучат слова «Со страхом Божиим и верою приступите». Если у нас в душе есть страх Божий, то, естественно, мы приступаем к Чаше, осознавая свое недостоинство. Мы же понимаем, что можно и утром исповедоваться во время самой литургии, но к моменту причастия уже согрешить.
Чаще всего так и бывает. Но вместе с тем мы идем к причастию, потому что идем со страхом Божиим, в надежде на Божие милосердие и с пониманием того, что Господь знает нас, знает наши намерения и сердца. И видит, что да, при всей своей немощи мы всё равно стараемся не отлучаться от святыни. Хоть мы и недостойные, но прикладываем усилия, чтобы быть ближе к Богу. Поэтому этот вопрос тоже нужно аккуратно рассматривать, не впадая в крайности.
Исповедь — насколько часто следует исповедоваться?
Исповедь — насколько часто следует исповедоваться?
Исповедь. У нас, к сожалению, действительно в голове очень много всего перемешано, и нам кажется, что, если человек не может не грешить, он должен исповедоваться чуть ли не каждый день.
Частая исповедь бывает очень полезной на определенном этапе нашей жизни, особенно, когда человек только-только делает первые шаги в вере, только-только начинает переступать порог храма, и для него открывается пространство новой жизни, почти неизвестное. Он не знает, как ему правильно молиться, как ему выстроить свои отношения с ближними, как ему вообще ориентироваться в этой своей новой жизни, поэтому он все время ошибается, все время, кажется ему (и не только ему), делает что-то не то.
Так, частая исповедь для тех людей, которых мы называем неофиты, — очень важный и серьезный этап их узнавания Церкви, понимания всех основ духовной жизни. Такие люди входят в жизнь Церкви в том числе через исповедь, через разговор со священником. Где еще так близко поговоришь со священником, как не на исповеди? Главное, они получают здесь свой основной первый христианский опыт понимания своих ошибок, понимания, как строить отношения с другими людьми, с самим собой. Такая исповедь очень часто бывает духовническим, исповедальным разговором больше, чем покаянием в грехах. Можно сказать — катехизаторской исповедью.
Но со временем, когда человек уже понимает многое, знает многое, приобрел некий опыт через пробы и ошибки, для него очень частая и подробная исповедь может стать препятствием. Не обязательно для всех: кто-то вполне нормально себя чувствует при частой исповеди. Но для кого-то может стать именно барьером, потому что человек вдруг приучается думать примерно так: «Если я все время живу, значит, я все время грешу. Если я все время грешу, значит, я все время должен исповедоваться. Если я не буду исповедоваться, как же я с грехами подойду к причастию?» Здесь существует такой, я бы сказал, синдром недоверия Богу, когда человек думает, что за исповеданные грехи он удостоился чести получить Таинство Тела и Крови Христовой.
Конечно же, это не так. Сокрушенный дух, с которым мы приходим к причащению Святых Христовых Тайн, не отменяет нашей исповеди. А исповедь не отменяет сокрушенного духа.
Дело в том, что человек не может на исповеди так поисповедоваться, чтобы все-все свои грехи взять и изложить. Невозможно. Даже если он возьмет и просто перепишет книгу с перечислением всех всевозможных грехов и извращений, которые только существуют на Земле. Это не будет исповедью. Это не будет ровно ничем, кроме формального акта недоверия Богу, что само по себе, конечно, не очень хорошо. Самая страшная духовная болезнь
Люди, бывает, придут вечером на исповедь, потом с утра идут в храм, и тут — ах! — у самой Чаши вспоминают: «Забыл этот грех исповедовать!», — и чуть ли не из очереди к причастию убегают к священнику, который продолжает исповедь, с тем, чтобы сказать то, что он забыл сказать на исповеди. Это, конечно, беда.
Или начинают вдруг у Чаши лепетать: «Батюшка, я забыл сказать на исповеди то-то и то-то». С чем человек приходит к причастию? С любовью или с недоверием? Если человек знает и доверяет Богу, то он знает, что Бог пришел в этот мир грешников спасти. «От них же первый есмь аз», — эти слова говорит священник, и говорит каждый из нас, когда приходит к исповеди. Не праведные причащаются Святых Христовых Таин, а грешные, из которых каждый, приходящий к Чаше, первый, потому что он грешный. Значит, он даже с грехами причащаться идет.
Он кается в этих грехах, сокрушается о них; это сокрушение — самое главное, что дает человеку возможность причаститься Святых Христовых Таин. Иначе, если человек исповедался перед причастием и почувствовал себя уверенным в том, что теперь-то он достойно причастится, теперь у него есть право принятия Святых Христовых Таин, то, думаю, что хуже и страшнее этого ничего быть не может.
Как только человек почувствует себя достойным, как только человек почувствует себя вправе причащаться, — наступит самая страшная духовная болезнь, которая только может постигнуть христианина. Посему во многих странах причастие и исповедь не являются обязательной сцепкой. Исповедь совершается в свое время и в своем месте, причастие совершается во время Божественной литургии.
Поэтому те, кто исповедовались, скажем, неделю назад, две недели назад, а совесть их мирна, отношения с ближними у них хорошие, и совесть не обличает человека в каких-то таких грехах, которые бы как страшное и неприятное пятно тяготели на его душе, он может, сокрушаясь, подходить к Чаше… Понятно, каждый из нас во многом грешен, каждый — несовершенен. Мы осознаем, что без помощи Божией, без милости Божией не станем другими.
Перечислять те грехи, которые Бог знает о нас, — для чего делать то, что и так ясно? Я каюсь в том, что я гордый человек, но я не могу в этом каяться каждые 15 минут, хотя каждую минуту я остаюсь таким же гордецом. Когда я прихожу на исповедь каяться в грехе гордости, я искренне в этом грехе каюсь, но понимаю, что, отойдя от исповеди, я не стал смиренным, не исчерпал этот грех до конца. Поэтому было бы бессмысленно мне каждые 5 минут приходить и снова говорить: «Грешен, грешен, грешен».
Мой грех — это мой труд, мой грех — это моя работа над этим грехом. Мой грех — это всегдашнее самоукорение, ежедневное внимание к тому, что я принес Богу на исповедь. Но я не могу об этом говорить Богу каждый раз, Он и так это знает. Я скажу это в следующий раз, когда этот грех снова сделает мне подножку и снова покажет мне всю мою ничтожность и всю мою оторванность от Бога. Я еще раз несу искреннее покаяние в этом грехе, но пока знаю, что я этим грехом заражен, пока этот грех не принудил меня отвернуться от Бога настолько, что я почувствовал, насколько сильно это отдаление, этот грех может не быть предметом моей всегдашней исповеди, но должен быть предметом моей всегдашней борьбы.
То же самое касается и повседневных грехов. Скажем, очень трудно человеку бывает прожить целый день, никого не осудив. Или прожить целый день, не сказав ни одного лишнего, праздного слова. От того, что мы эти грехи будем постоянно называть на исповеди, ровным счетом ничего не поменяется. Если каждый день вечером, отходя ко сну, мы будем проверять свою совесть, не просто читать вот эту заученную молитву, последнюю в вечернем правиле, где там мшелоимство, лихоимство и всякое другое непонятное «-имство» вменяется нам в грех, а просто по-настоящему проверим свою совесть и поймём, что сегодня опять было подножкой в нашей жизни, что сегодня опять мы не удержали на высоте нашего христианского призвания, тогда мы принесем покаяние к Богу, это будет наш духовный труд, это будет именно то делание, которого от нас ожидает Господь.
Но, если мы будем этот грех перечислять каждый раз, когда приходим на исповедь, но при этом ровно ничего не делать, то эта исповедь оказывается очень даже сомнительной. Небесной бухгалтерии не существует
К частоте исповеди каждый христианин может относиться, исходя из реалий своей духовной жизни. Но странно думать о Боге как о прокуроре, считать, что есть некая небесная бухгалтерия, которая зачетом принимает все наши исповеданные грехи и ластиком стирает их из какого-то гроссбуха, когда мы пришли на исповедь. Поэтому мы боимся, а вдруг что забыли, вдруг не сказали, и ластиком не сотрется?
Ну, забыли и забыли. Ничего страшного. Мы вообще своих грехов почти не знаем. Всякий раз, когда мы духовно оживаем, мы вдруг видим себя такими, какими мы не видели себя раньше. Иногда человек, прожив много лет в Церкви, говорит священнику: «Батюшка, мне кажется, что раньше я был лучше, я никогда таких грехов, как сейчас, не совершал».
Значит ли это, что он был лучше? Нет, конечно. Просто тогда, много лет назад он себя совсем не видел, не знал, кто он такой. А со временем Господь человеку открыл его сущность, и то не до конца, а только в той самой степени, в которой человек к этому способен. Потому что, если бы в начале нашей духовной жизни Господь нам показал всю нашу неспособность к этой жизни, всю нашу немощь, всю нашу внутреннюю некрасивость, то, может быть, мы так бы отчаялись от этого, что и не захотели бы никуда дальше идти. Поэтому Господь по милости Своей даже грехи наши открывает постепенно, зная, какие мы грешные. Но при этом допускает нас до причастия. Исповедь — не тренировка
Я не думаю, что исповедь — это то, в чем человек себя тренирует. У нас есть духовные упражнения, в которых мы в некотором смысле себя тренируем, настраиваем — это, например, пост. Регулярность его утверждается в том, что человек во время поста старается упорядочить свою жизнь. Еще к духовным «тренировкам» можно отнести молитвенное правило, которое тоже действительно помогает человеку упорядочить его жизнь.
Но если причастие рассматривать с этой точки зрения, то это — катастрофа. Нельзя причащаться регулярно ради регулярности причастия. Регулярное причастие — это не зарядка, не физкультура. Это не значит, что раз я не причастился, то чего-то я утерял и должен причащаться, для того чтобы накапливать какой-то духовный потенциал. Все совсем не так.
Человек причащается, потому что он без этого не может жить. У него есть жажда причащаться, у него есть стремление быть с Богом, у него истинное и искренне желание открывать себя для Бога и становиться иным, соединяясь с Богом… И таинства Церкви не могут стать для нас какой-то такой физкультурой. Они не для этого даны, они все-таки не упражнения, а — жизнь.
Встреча друзей и близких происходит не потому, что друзья должны встречаться регулярно, иначе они не будут дружить. Друзья встречаются, потому что их очень тянет друг к другу. Вряд ли будет полезно дружбе, если скажем, люди поставят себе задачу: «Мы друзья, поэтому для того, чтобы наша дружба крепла, мы должны встречаться каждое воскресенье». Это абсурд.
То же самое можно сказать и о таинствах. «Если я хочу правильно исповедоваться и выработать в себе настоящее покаянное чувство, я должен исповедоваться каждую неделю», — звучит абсурдно. Как и вот это: «Если я хочу стать святым и быть с Богом всегда, я должен причащаться каждое воскресенье». Просто нелепость.
Более того, мне кажется, есть в этом некая подмена, потому что все стоит не на своих местах. Человек исповедуется, потому что у него сердце болит, потому что душа у него страдает от боли, потому что он нагрешил, и ему стыдно, ему хочется очистить свое сердце. Человек причащается не потому, что регулярность причастия делает его христианином, а потому что он стремится быть с Богом, потому что он не может не причащаться. Качество и частота исповеди
Качество исповеди не зависит от частоты исповеди. Конечно, есть люди, которые раз в год исповедуются, раз в год причащаются — и делают это, сами не понимая, для чего. Потому что так положено и уж как-то надо бы, время подошло. Поэтому у них, конечно, нет некоторого навыка к исповеди, понимания ее сути. Поэтому, как я уже сказал, для того чтобы войти в церковную жизнь, научиться чему-то, конечно, на первых порах нужна регулярная исповедь.
Но регулярность исповеди — это не значит раз в неделю. Регулярность исповеди может быть разной: 10 раз в год, раз в месяц… Когда человек свою жизнь духовно выстраивает, он чувствует, что ему надо исповедоваться.
Вот как священники: они же каждый для себя ставят определенную регулярность своей исповеди. Я даже думаю, что тут даже нет какой-то регулярности, кроме того, что сам священник чувствует момент, когда ему необходимо уже исповедоваться. Есть некое внутренне препятствие к причастию, есть внутреннее препятствие к молитве, приходит понимание, что жизнь начинает рассыпаться, и нужно идти на исповедь.
Вообще, человек должен так жить, чтобы чувствовать это. Когда у человека нет чувства жизни, когда человек все измеряет определенным внешним элементом, внешними действиями, тогда, конечно, он будет удивляться: «Как же так можно причащаться без исповеди? Как это? Это какой-то ужас!»
о. Алексий Умнинский
