Калужская область славится множеством святынь. Самая известная — Оптина пустынь, история которой начинается в XIV столетии. В XIX веке монастырь стал настоящим исправительным приютом для русской интеллигенции. Мудрые духовники — оптинские старцы — врачевали здесь недуги дворян, с любовью утешая всех богомольцев, независимо от их звания и положения.
Где находится Оптина пустынь
Монастырь расположен в двух километрах от Козельска, на берегу реки Жиздры. Говорят, что проведя в этих местах несколько дней, человек меняется, в его душе наступает спокойствие. Сотни людей едут сюда каждый день. Это одно из самых почитаемых и намоленных мест православной Руси. О том, где находится Оптина пустынь, люди задумываются в минуты уныния, тогда, когда их охватывает чувство безысходности. Добраться до этих мест можно на поезде. От станции Тупик до монастыря два километра.
Предыстория
Что было ранее там, где сегодня находится Оптина пустынь? История Козельского района повествует о племени вятичей, проживавших здесь когда-то. Сам же город упоминается впервые в летописи 1146 года. В 1238-м он был взят татарами. Сражение продолжались полтора месяца. Почти все жители Козельска были убиты, а двухлетний князь Василий, по преданию, утонул в крови.
В начале XV века город перешел Литве. Через 50 лет город вошел в состав Московского княжества. Дата основания Оптиной пустыни неизвестна. Но есть предположение, что ранее монастырь был общим для монахов и монахинь.
Опта
Оптина пустынь – мужской монастырь, расположенный в Калужской области. Пустынью в старину называли места уединенных монашеских поселений. Оптина – слово, которое происходит от имени раскаявшегося разбойника. Об этом человеке известно немного.
Разбойник Опта был грозным предводителем большой шайки. Он промышленной в дремучем лесу, где теперь расположен город Козельск. Однажды по неизвестным причинам отпетый разбойник оставил свою шайку и принял монашеский постриг. В иночестве он получил имя Макарий. Именно поэтому пустынь в 14-15 столетиях называлась Макарьевской. Где похоронен основатель монастыря, неизвестно. К тому же эта история всего лишь одно из преданий. В истории Оптины пустыни много белых пятен.
«Жили двенадцать разбойников»
Русский характер в течение веков складывался из диаметрально противоположных по содержанию компонентов. Если образно разложить его на составляющие, то на одном конце линейки координат окажется монах-аскет, на другом — разбойник. А в «неевклидовой геометрии» национального фольклора переход между этими предельными точками оказывается краток. Два образа соединяются в фигуре-архетипе раскаявшегося разбойника.
В русском фольклоре образ покаявшегося разбойника настолько укоренен, что легенды на эту тему рождаются будто сами собой, переосмысливая конкретные исторические факты и предания. В основе этих легенд, конечно, евангельский рассказ. Но если у евангельского разбойника покаяние происходит на кресте, после чего он умирает, обретая вечную жизнь, то обычного разбойника глубина покаяния приводит к тому, что он умирает для мира — становится монахом. Причем фольклорные повествования обычно трансформируются во времени до тех пор, пока легенда не нарисует цельный образ бывшего разбойника, непременно ставшего основателем монастыря. За примерами и ходить далеко не надо.
Оптину пустынь, по легенде, основал разбойник Опта. Бобренев Рождественский монастырь в Коломне, опять же по легенде, — разбойник Бобреня. Николо-Берлюковскую пустынь в ближнем Подмосковье — разбойник Берлюк. Троицкий монастырь в Лебедяни (Липецкая область) — разбойник Тяпка. Николо-Стороженскую обитель у Ладожского озера — разбойник Козьма (в иночестве Киприан). В четырех примерах из пяти можно с разной степенью достоверности говорить о том, что легенды родились из народных воспоминаний о том, как в соответствующих местах промышляли со своими шайками все эти Берлюки, Тяпки и прочие. Даже там, где имеются точные исторические сведения (Бобренев монастырь основан воеводой Д. М. Боброком-Волынским по обету после Куликовской битвы), фольклор все равно со временем рисует излюбленную фигуру раскаявшегося разбойника, ставшего зачинателем монашеской обители.
Меж тем раскаявшийся разбойник — лишь одна ипостась мифологизированного образа разбойника. За столетия развития фольклора на крещеной Руси этот образ прошел несколько этапов трансформации. А корни его тянутся вглубь дохристианской древнеславянской эпохи. И эти дохристианские корни доныне питают наш «разбойничий» фольклор.
Наиболее архаичный образ разбойника обязан своим происхождением тайным воинским братствам у древних славян. Эти братства бойников (позднее — збойников, разбойников), связанные с языческим культом волка, «жили отдельно от общин, часто в лесах, или вели полукочевой образ жизни. Источником существования для них являлась охота и более или менее принявшее форму ритуала ограбление близлежащих общин… Бойники стремились влить в свои ряды всех, по желанию или вынужденно отрывавшихся от общины, — изгоев, «храбров»-одиночек и т. д.» (С. В. Алексеев. «Славянская Европа V—VI вв.»). Члены этих лесных братств поддерживали веру соплеменников в их колдовские и оборотнические способности. Выходя на ритуальный промысел, бойники наряжались в волчьи шкуры. Кровавые обряды также должны были поддерживать поверья о магической силе «волкодлаков»: ритуалы обагрения оружия — убийства первого встречного при инициации нового члена братства, человеческие жертвоприношения и каннибализм — поедание жизненно важных человеческих органов.
С течением веков волчьи братства распадались, уходили в прошлое их ритуалы. Но сохранялось явление изгойничества — изгнание или вольный уход из общины. Эти изгои, сбиваясь в группы, поселяясь в лесах, образовывали новые «братства» разбойников и жили уже вовсе не ритуальным грабежом округи. И все колдовские свойства прежних бойников-оборотней фольклор перенес на них.
С тех пор разбойник в народном представлении — существо полуинфернальное, он связан с нечистой силой и служит ей. Он, как и нечисть, душегуб: погубив собственную душу, губит и души христиан, убивает, оставляя без покаяния и часто без погребения. Классический образ — Соловей-разбойник, нечто, очень мало похожее на человека. Он свистит, как типичная нечисть, кричит по-звериному, шипит по-змеиному, вокруг его жилья на жерди насажены человеческие черепа, и сам Соловей, суда по всему, людоед.
Разбойники и бесы стали образами одного ряда. Как в реальности храмы строили на местах разоренных языческих капищ, так и монастырь освящал местность, где прежде обитали разбойничьи шайки. В житиях святых разбойники искушают монаха-пустынника наравне с бесами: как бесы, нападают на них, истязают, устрашают. Разбойничьи страхования столь же значимый элемент испытания подвижника, как и бесовские.
Наконец, разбойник — непременно колдун. Награбленное он хоронит в земле и клады запечатывает заклятьями. Колдовство помогает ему избегать опасности и уходить от преследователей. Здесь классический образ — атаман Кудеяр. В более позднем лубочном фольклоре Кудеяр — волшебное существо: он спит, закрыв один глаз, а вторым сторожит, и если завидит погоню, то бросает в реку полушубок, который превращается в лодку, и уплывает на нем.
В христианскую эпоху фольклорный тип разбойника прошел три стадии развития.
На первой разбойник — могущественное олицетворение темных сил (в том числе врагов-иноплеменников). Этот антибогатырь (Соловей-разбойник) побеждается еще большей богатырской силой (Илья Муромец), именно потому что она благая, освященная христианством, служащая Богу и людям. Но здесь еще очень много от язычества, поскольку и сам народ, едва крещеный, оставался двоевером.
Вторая стадия трансформации образа — раскаявшийся разбойник. Народное сознание, уже вполне христианское, позабывшее суть языческих сюжетов и мотивов, применяет к мифологизированной реальности евангельский образ распятого и спасенного Христом разбойника. Очевидно, жизнь средневековой Руси давала немало примеров такого типа поведения, покаяния и полного преображения бывших злодеев. Духовный перелом и переход от состояния смерти души при полнокровной жизни тела — к монашеской смерти для мира с ожившей для вечности душой, наверное, сильно поражал воображение тех, кто становился свидетелем такого чуда.
Этими раскаявшимися могли быть необязательно настоящие грабители и душегубы — но также те, кто, ведя обычный образ жизни, по сути своей был разбойником. Тут можно вспомнить Никиту Столпника Переславского (XII в.). Княжеский сборщик пошлин (мытарь), он грабительски обирал горожан, не чуждаясь, видимо, и физических расправ. Раскаявшись после кровавого видения (куски человеческого тела в котле с варившейся едой), он ушел в монастырь и взял на себя необычный подвиг: надев железные вериги, стал денно и нощно молиться на каменном столпе.
Другой «раскаявшийся разбойник» был из князей Рюриковичей. Князь Юрий Святославич Смоленский (XIV — начало XV в.) часто и щедро лил кровь смолян и своих бояр, сочтенных изменниками. Его последним злодеянием было зверское убийство княгини Юлиании, супруги служившего ему вяземского князя (св. Иулиания Вяземская). Вскоре после этого Юрия настигли жестокие угрызения совести. Через полгода он испустил последний покаянный вздох в скиту рязанского пустынника.
Из исторических фигур полностью образу раскаявшегося разбойника, основавшего монастырь, соответствует только один известный автору русский святой. Это Трифон Печенгский, просветитель лопарей-саамов Кольского полуострова. В молодости он был предводителем отряда то ли сборщиков дани, то ли охотников за добычей, что грабительствовали к востоку от Ботнического залива (ныне Финляндия) и в норвежской Лапландии — на порубежных «ничейных» землях. Такой северный аналог запорожской вольницы казаков-разбойников. По собственному его рассказу, записанному позднее голландским купцом, он «был грозным для врагов воином, много народу ограбил и разорил на границе и много крови пролил, в чем раскаялся и о чем горько сожалел». В покаянии Трифон ушел на крайний север мурманской земли и со временем основал там Печенгский монастырь.
Из фольклорных же персонажей тут главный — сам Кудеяр-атаман. По множеству легенд, разбойничал он в центральной Руси (от Тулы до Поволжья), а северные предания дополнили его образ покаянием и подвижничеством в Соловецком монастыре.
Третий, позднейший этап развития образа разбойника можно обозначить лихой фигурой Ваньки Каина, московского бандита XVIII в. Этот «чёртушка» совершал свои грабежи так ловко и хитро, с шутками-прибаутками, и так нагло обводил вокруг пальца блюстителей закона, что в народной памяти оставил по себе почти одно лишь восхищение. Это уже этап героизации и романтизации «рыцаря большой дороги», от которого один шаг до литературных «благородных разбойников», чьими приключениями зачитывалась аристократическая публика в эпоху стиля романтизм. Но Ванька-оборотень, сколь ни был ловок в избежании наказания, в конце концов все же попал в карающие руки закона и на остаток жизни сел в крепость. Казни он избежал лишь потому, что императрица Елизавета дала обет никого не предавать смерти.
Героический разбойник — это еще и человек, противостоящий махине государственной власти, мстящий ей за допускаемые беззакония и глумящийся над нею. В череде этих бандитствующих героев и Стенька Разин, и Емелька Пугачев. В том же ряду и колоритный персонаж черной комедии И. Охлобыстина «Соловей-разбойник» (2012), смешавший в себе все русские фольклорные черты разбойника.
Охлобыстин, сыгравший «нового русского разбойника» Соловья, совместил в этом образе и инфернальные свойства былинного антибогатыря, и героико-романтическую лихость с изящной глумливостью Ваньки Каина, и отсвет покаяния (впрочем, не сам ушел в монастырь, но перед собственной гибелью «сдал» в монастырь на покаяние свою подругу-подельницу). Все три варианта выхода из разбойничьего состояния так или иначе представлены в фильме: крах перед лицом еще большей силы, монастырь, крепкая хватка карающей длани закона.
Однако вряд ли такое совмещение было возможно еще столетие-два назад. Русская Церковь синодальной эпохи предпочитала разводить далеко в стороны фигуры разбойника, даже покаявшегося, и монаха-подвижника. Причин этого касаться здесь не будем, скажем лишь, что жертвой такого подхода к созданию образа святого подвижника и написанию его жития стал Трифон Печенгский. Первоначальное его житие XVII в. было утеряно и забыто либо сознательно изменено. Вместо него появилось благочестивое повествование о Трифоне, будто бы измлада тяготевшем к Богу и молитве. Только недавно стало возможно восстановление его подлинной биографии периода бурной молодости.
Романтизированный образ разбойника жив по сей день, чему способствовали и советская власть, для которой уголовный элемент был «социально близким», и эпоха «лихих 90-х» с бесконечными сериалами про бандитов, в том числе «восстанавливающих закон и справедливость». Но варианты выхода персонажа из ненормальной разбойной жизни сузились до нелепого — до бессмысленной гибели либо ухода в никуда, в открытый финал. Современное коллективное бессознательное, творящее кино-литературный фольклор, не видит иного выхода, не знает, каким он должен быть. Оно не хочет отдавать героя-лиходея в руки закона, но и не может представить его себе кающимся. Нелепо погибают персонажи культовых фильмов «Бандитский Петербург», «Бригада», «Бумер». Главный герой «Брата-2» просто улетает на самолете и не обещает вернуться. Если же создатели кино рисуют персонажа-бандита, оставившего разбойную стезю и ведущего мирную жизнь обывателя (например, сериал «Next» с продолжениями), очень скоро выясняется, что прошлые грехи в рай не пускают и герою нужно снова впрягаться в гангстерский возок.
Рождение фольклорных образов происходит на основе меняющейся реальности. И раскаявшийся разбойник снова войдет в «обойму» широко распространенных в массовой культуре типажей лишь тогда, когда в реальной жизни станет более-менее заметным явление воскресающих душой бывших душегубов.
Образ разбойника для каждого времени свой и по нему можно отчетливо судить о нравственном состоянии целого народа. Два распятых с Христом разбойника — покаявшийся благоразумный и отвергший духовное исцеление безумный — это олицетворение всего человечества и его выбора между Христом и адом. Здоров тот народ, для которого оптимальный выход из разбойничества — покаяние, а не физическая гибель, не торжество закона или чего-то еще. Поскольку в этом же видится и личный идеальный путь. Это универсальный, яркий и наиболее понятный для любого образ покаяния вообще. А разве у христианина может возникнуть иллюзия, что сам он перед Богом не такой же отчаянный разбойник, как многочисленные персонажи фольклора и истории? Ведь если может — то он и не христианин.
Другие версии об основании обители
О том, кто основал Оптину пустынь, есть различные предположения. Согласно одной из версий, она построена была в глубине дремучего леса благодаря князю Владимиру Храброму и его наследникам. Эти места не подходили для хлебопашества, в XIV веке никому не принадлежали. А потому, согласно еще одной версии, однажды здесь появились неизвестные отшельники. Они избрали для своих духовных подвигов самое глухое место, вдали от поселений. Таковы версии о возникновении Оптиной пустыни. История монастыря представлена ниже.
XVIII век
Петровские реформы не лучшим образом отразились на судьбе обители. Монастырь должен был платить оброк государству. Средства необходимы были для строительства новой столицы и войны со шведами. Ко второму десятилетию XVIII века обитель оказалась в бедственном положении. В 1724 году была упразднена. Деревянные постройки, находившиеся на ее территории, пришли в негодность.
Восстановление началось в 1741 году. Здесь построили деревянную колокольню и новый храм с двумя приделами. В 1764 году по приказу Екатерины Великой обитель вошла в число заштатных монастырей Крутицкой епархии. Спустя пять лет завершилось строительство соборного храма. Согласно историческим документам, в семидесятые годы здесь было всего два монаха.
Положение Оптины пустыни начало меняться к концу XVIII столетия, когда на монастырь обратил внимание митрополит Московский. Уже в 1797 году здесь было 12 монахов. В 1799-м обитель вошла в состав Калужской епархии.
Оптина пустынь на видео в 4k:
Два разбойника – Кудеджар и Опта – жили в непроходимых густых лесах Козельских заграждений из деревьев. Долгие годы они своими набегами держали в ужасе окружающих жителей, но по действию Божьей благодати в душе жестокого предводителя банды произошло нечто необычное – и грабители расстались друг с другом. Кудеджар уехал в Пензенскую губернию и долго продолжал свое хищническое ремесло, но Опта покаялся и принял монашество. Он помогал людям стремиться ко спасению души и принес достойные плоды покаяния.
Есть, однако, и второе мнение, согласно которому монастырь получил обозначение «Оптин» (что в данном случае означает «генерал») из-за одновременного присутствия в ските схимонахов и схимонахинь, поскольку их имена записаны в старинном монастыре. Поскольку монастырь издревле не имел ни земель, ни полезного имущества, можно предположить, что он был основан не князьями и не боярами, а через слезы, пост, бодрствование и труд неизвестных подвижников.
Монахи в Оптиной Пустыни
Однако о времени основания монастыря ничего не известно. Царь Михаил Федорович подарил Оптину пустынь для благовоний и свечей, «мельничную площадь на реке недалеко от Козельска». Списки настоятелей Оптиной пустыни сохранились с 17 века. Многие из них носили титул игумена (настоятеля), что уже говорит о том, что обитель хорошо известна.
После разорения литовцами в 1625 году, когда здесь был игумен Сергей, монастырь начал постепенно восстанавливаться. В 1630 г. здесь находилась деревянная церковь, шесть келий и 12 братьев под руководством священника инока Федора. В 1689 году с помощью братьев Чепелевых (местных бояр) была построена Церковь Входа Пресвятой Богородицы в храм. В 1724 году (во время гонений на обитель) обнищавший монастырь был упразднен как «младший монастырь» декретом синода и по указу Петра Великого, а монахи были переселены в Белевский Преображенский монастырь. Но уже в 1726 году монастырь был восстановлен при посредничестве «Стольников» (надзирателей столов, Truchse) Андрея Челепова и Арлатова, а 10 монахов, которые представляли братство монастыря, приступили к его ремонту. В последующие десятилетия монастырь вряд ли процветал, поскольку известно, что в 1770 оду в монастыре проживало всего три монаха, один из которых был слепым. В общем, начальника строителя вообще не было. Только в 1795 году, когда на него обратил внимание московский митрополит Платон, началось полное восстановление монастыря.
Оптина Пустынь
Большинство зданий монастыря были построены на рубеже 18 и 19 веков, когда монастырь был восстановлен как центр российского правления. В 1821 году в 400 метрах от монастыря был построен скит для начинающих. Волнение привлекло в Козельск толпы христиан. Среди прочих людей, Оптину Пустынь посещали Федор Достоевский, Василий Жуковский, Николай Гоголь, Иван Тургенев и Василий Розанов. Лев Толстой также посещал монастырь, хотя и не одобрял это правило. В монастыре была богатая библиотека, составленная с помощью братьев-славянофилов Киреевских, оба из которых похоронены в стенах монастыря.
В 1993-м году 18 апреля произошло убийство монахов в Оптиной пустыни. Убийство было совершено в пасхальную ночь с 17 на 18 апреля. Убийца пришел в монастырь, когда было торжественное богослужение. Он отправился на звонницу и убил двух монахов, которые звонили в колокола. Оба инока скончались сразу же. А в 6 часов утра убийца со спины напал на иеромонаха Василия.
XIX век
В отечественной истории Оптина пустынь имеет немалое значение. Эта обитель – яркий пример процесса духовного возрождения, произошедшего в конце XVIII столетия. Она расположена у опушки соснового бора, отрезана от мира Жиздрой. Это превосходное место для созерцательной отшельнической жизни, духовных оазис. Говорят, старцы Оптины пустыни обладают даром исцеления.
В начале столетия началось строительство трехъярусной колокольни. С обеих сторон к ней пристроили флигели для келий. В 1804-м строительство закончилось. Спустя три года началось возведение Казанского храма, чуть позже – больничной церкви с шестью кельями. На материал для строительства выделил средства советник Камынин.
Храмы были освящены в 1811 году. Спустя десять лет здесь устроили скит. В нем проживали пустынники, то есть люди, проведшие много лет в абсолютном уединении. Духовной жизнью обители ведал старец. Со всех уголков России в Оптину пустынь потянулись люди, которые стремились к жизни в согласии с Богом. Монастырь стал духовным центром страны. После того как начали поступать пожертвования, здесь появились угодья, мельница, каменные здания.
II. История Оптиной Пустыни
В конце предшествовавшего периода, мы уже упомянули, что Оптина Пустынь обязана была возрождением своим незабвенному для России архипастырю Платону, митрополиту Московскому и Калужскому.
В Истории Российской Иерархии, приснопамятное, для обители, событие это описано таким образом:
«В 1796 году преосвященный митрополит Московский Платон, посещая Пустыню сию, признал место сие для пустынно-общежительства весьма удобным, почему и решился оное тут учредить, по образу Песношского монастыря. А, дабы сколько можно успешнее привести предположение сие в самое исполнение, то просил он у Песношского настоятеля, строителя Макария, дать ему для сего, способного человека, каковым и признан иеромонах Авраамий. Он, пришед на место сие, застал тут несколько монашествующих, а строение, кроме соборной церкви, все деревянное, и то обветшавшее и т. д.
»27.
Действительно, назначением в настоятели преобразовываемой обители иеромонаха Авраамия, опытный старец Макарий оправдал вполне доверенность и боголюбивое желание Московского и Калужского архипастыря. В сем благочестивом настоятеле, двадцать лет управлявшим Оптиной Пустынью, собранная им братия видела назидательного отца, обитель – попечительного и искусного правителя, посторонние видели в нем пример истинного христианина и указателя деятельной духовной жизни.
В бедственном и жалком положении застал о. Авраамий, вверенную ему, обитель. Не говоря уже о внутреннем расстройстве, какое мы видели прежде, самое внешнее ее состояние, дотоле еще порядочное, после смерти деятельного казначея Арсения, значительно изменилось. Строение, кроме соборной церкви, было все деревянное; оставаясь в течении нескольких лет без поддержки, оно пришло, наконец, в совершенный упадок, так что, исключая настоятельской, только одна келья способна была вмещать монашествующих. Братство обители состояло всего из трех человек, и в числе их не было ни одного иеромонаха, а, новоприходящих на послушание трудников, не было уже с незапамятных времен. Предшественник о. Авраамия Иосиф, конечно, не надеясь ввести во всем благоустройство, отказался, за болезнью, от строительской должности, чтобы, по крайней мере, не быть свидетелем конечного запустения святого места, которое, по всему видимому, было почти неминуемо.
Но невозможное у человек, возможно у Бога (Лк. 18:27), а помощь Его близка ко всем, призывающим Его, во истине. По прибытии в Оптину Пустынь о. Авраамия, в несколько лет все изменилось в ней к лучшему: препобеждая трудности терпением, он, с помощью благочестивых людей, быстро воздвиг обитель от ее падения и постепенно приготовил к настоящему благолепию.
Приведем здесь рассказ о выборе и назначении в настоятели о. Авраамия, слышанный от самого старца и записанный нами со слов его бывшего келейника, впоследствии, иеромонаха Оптиной Пустыни о. Филарета. О. Авраамий, состоя в братстве Песношского монастыря, перед назначением своим в настоятеля Оптиной Пустыни, был огородником и спокойно, в простоте сердца, занимался своим послушанием, не ища и не желая ничего иного. Когда иеромонах Иосиф отказался от должности за болезнью, и митрополит Платон стал просить старца Макария дать в Оптину Пустынь, для ее устройства, совершенно способного и вполне благонадежного человека, старец с обычной своей простотой отвечал: «да у меня нет таких, владыка святый; а вот, разве, дать тебе огородника Авраамия?» Преосвященный, поняв, что хотел выразить такой оговоркой старец (т. е., что совершенства нет на свете, и трудно отвечать иначе на требование: дать человека совершенно и вполне способного, и благонадежного), не спрашивая ничего более, приказал представить к себе о. Авраамия. Архимандрит Макарий, спустя некоторое время, призвав к себе Авраамия, приказал ему приготовиться ехать с ним в Москву, для некоторых покупок, а по приезде в столицу, представил его архипастырю. Тогда только узнал о. Авраамий о своем назначении. Тщетно, по чувству смирения, отпрашивался он у своего старца, о. Макария, представляя, что, налагаемое на него, бремя выше его сил, поставляя на вид свои немощи и болезненное состояние. Советы Голутвинского старца Самуила и Песношского Ионы, убедили его не уклоняться настойчиво от звания Божия, и он вскоре отправился по назначению, напутствуемый благословениями старца и, любившей его, братии.
Прибыв в Оптину Пустынь, он нашел, как было упомянуто, крайнее запустение: «не было полотенца, рук обтирать служащему,
– говорил о. Авраамий; –
а помочь горю и скудости было нечем; я плакал да молился, молился да плакал. Проживши в обители два месяца, не видя ниоткуда помощи к исправлению плачевного ее состояния, и скучая, притом, по своей духовной родине и прежней мирной беспечальной жизни, я отправился на Песношь, открыть старцу (о. А. Макарию) свою душу и молить снять с меня бремя не по силам. – Но вышло иначе: старец принял меня с отеческой любовью, и, выслушав мои сетования о скудости вверенной мне обители, велел запрячь свою повозочку, и, взяв меня с собою, поехал по знакомым ему помещикам. Они в короткое время, по его слову, снабдили меня всем необходимым, так что я привез в монастырь воза два разных вещей. Возвратясь со сбору, старец пригласил меня отслужить с собою, а после служения и общей трапезы, совершенно неожиданно для всех, обратился к своему братству с такими словами: «отцы и братия! кто из вас пожелает ехать с о. Авраамием, для устроения вверенной ему обители, я не только не препятствую, но и с любовью благословляю на сие благое дело
».
Вследствие такого объявления, за Авраамием добровольно последовали во вверенную ему обитель несколько человек из братии Песношского монастыря. К ним, по времени, присоединились сторонние трудники, и, таким образом, составилось братство, которого давно уже не видала в своих стенах Оптина Пустынь. До утверждения на прочном основании, иноки сии должны были бороться со многими затруднениями и недостатками. Никто, однако же, не роптал на свою участь, и все сподвижники доблестного Авраамия, сильные единодушием, перенесли нужду с христианским самоотвержением. Вскоре, постоянство их принесло вожделенные плоды: времена переменились, и все устроилось ко благу предприятия.
Первые затруднения в улучшении состояния обители – были неприятности, претерпеваемые ею от козельских граждан, инвалидных солдат и крестьян, которые наносили обители постоянный ущерб, а братии – всегдашнее огорчение. Это вынудило смиренного Авраамия (в 1797 году) войти о сем с прошением к высокопреосвященному Платону, под покровительством которого возрождалась Пустынь. Вот как изъясняет о. Авраамий эти ущербы и беспокойства: «1) воруют лес; 2) в монастырских дачах ловят рыбу усильственно; 3) рубят хворост, который должен быть употребляем на монастырские нужды; 4) приезжают ночью и выкапывают, что наилучшие места в монастырских лугах; 5) сего мая 7-го числа увели пару монастырских лошадей, и, хотя воры уже нашлись, но козельские присутственные места не делают обители никакого вспоможения, а паче, оных воров защищают; 6) сего же мая месяца, оные присутственные места, при отводе других обывательских лугов под полковую конницу, отвели и монастырские луга, которые отдаваемы были в наем козельскому купцу для монастырской нужды, а, как и вам известно, оная Пустынь, кроме сего, не имеет никаких иных доходов и живет на своем пропитании; 7) как зимою ездят чрез наш лес в засеку, подле самого монастыря, так летом ходят по нашим дачам и поют песни, что и во время Божественной службы слышно в церкви…, то и приходит нам в мысли, что и бывший строитель отказался не за болезнью телесной, а паче, за приходящей от сего беспокойства болезнью душевной; посему из послушников многие вон вышли и прочие выйти вон намереваются, от чего оная Пустынь и не может прийти в, подобающее ей, устройство и порядок, и т. д. Мая 30 дня 1797 года
».
Из подписей под этим прошением, видно, что братство Оптиной Пустыни в то время состояло из 12-ти человек, а именно: строитель Авраамий; иеромонахи: Иоанн и Пимен; иеродиакон Афанасий: монахи: Парфений и Игнатий; послушники: Максим, Гавриил, Михаил, Онисим, Евстигней, Матвей.28 Преосвященный Платон, получив прошение о. Авраамия, отнесся к губернатору калужскому, А. Д. Облеухову, по предписанию коего велено было местному начальству взять надлежащие меры, для ограждения целости монастырских владений, и подтвердить козельским гражданам, дабы они хранили должное, к обители, благоговение: а, между тем, в духовное назидание братии монастыря, митрополит Платон изложил следующую, достойную его духовной мудрости, резолюцию: «Святая, монашествующих, жизнь, все сии напасти или отвратит, или терпением препобедит, а Бог, видя терпение рабов своих, невидимо защитит
».
Вскоре после этого, строитель Авраамий вошел к сему архипастырю с новым прошением: «дозволить поручику Ф. И. Рахманинову в приделе св. великомученика Феодора Стратилата на свой кошт иконостас вновь вырезать, и вызолотить, и написать св. образа иконным греческим писанием
». Высокопреосвященный Платон удовлетворил это прошение следующей резолюцией: «
Бог благословит! се видите, что иные вас оскорбляют, а других Бог возбуждает к вашему утешению
».
Так действовал незабвенный Платон, поддерживая, с одной стороны, возрождавшуюся, по его воле, обитель своей архипастырской властью, а с другой стороны, утешая иноков духовно-назидательными советами.
1797 год был достопамятен для всех русских обителей милостивым вниманием к ним, блаженной памяти, императора Павла Петровича. Вследствие Высочайшего указа от 18 декабря сего года, Оптина Пустынь, в числе прочих, получила в милостивое подаяние на вечные времена по 300 рублей в год. Сверх того, пожалована Пустыни мукомольная мельница о двух поставах на речке Сосенной и для рыбной ловли, на Митином железном заводе, пруд. Эта царская милость немало способствовала начальному благоустройству обители, обеспечив ее братство, со стороны первых потребностей жизни.
В 1799 году, Оптина Пустынь перешла во вновь открытую калужскую епархию. Уважая труды Авраамия, преосвященный Феофилакт, первый епископ новой епархии, обращал особое внимание на возрождавшуюся обитель. Доказательством его доверенности и расположения к о. Авраамию, между прочим, служит то обстоятельство, что в 1800 г., при возобновлении московским купцом Терентием Целибеевым Малоярославецкого Черноострожского монастыря, преосвященный поручил начальное устройство сей обители Авраамию, «яко человеку в общежитии довольно обращавшемуся и сведущему в распоряжении строения общежительных монастырей». Поручение исполнено с успехом, и иеромонах Оптиной Пустыни Мефодий сделан строителем в восстановленном монастыре; впоследствии времени, Мефодий был перемещен в Тихонову Калужскую Пустынь, а место его занял иеромонах Оптиной Пустыни Парфений.
В 1801 году, «за отличные услуги обители к общей пользе», Авраамий произведен в игумена Лихвинского Покровского Доброго монастыря, с управлением, в то же время, и Оптиной. Но, вскоре, немощь, а, отчасти, и опасение, чтобы не нарушилось заведенное им в Оптикой Пустыни благоустройство, заставили Авраамия отказаться от нового достоинства. Преосвященный уважил просьбу старца, и он по-прежнему был оставлен начальствовать только в одной Оптиной Пустыни, но уже в игуменском сане.
Введя в обители примерный внутренний порядок, о. Авраамий снискал ей уважение и почтение всего окрестного народонаселения, и, по мере, увеличивавшихся от того, средств, занялся и материальным устройством обители, при помощи доброхотных даятелей, сочувствовавших ему. Авраамий был, вместе, и учредитель, и зодчий. В 1802 году, против возобновленной им соборной церкви, начато строение новой трехъярусной колокольни в 30 сажень вышины. К ней с обеих сторон пристроено по каменному флигелю, для братских келий. Колокольня эта, составляющая красу обители, и левый флигель, окончены в 1804 году, а правый – в 1806.
Первый камень трехпридельного Казанского храма положен в 1805 году, а в 1809 – начато построение больничной церкви с шестью, при ней, кельями, из материала, пожертвованного надворным советником Камыниным. Оба эти храма окончены одновременно в 1811 году, и освящены в то же время преосвященным Евлампием, епископом Калужским и Боровским: больничная – 26 августа, а настоящая, в Казанской – 23 октября. Все деревянное монастырское строение было исправлено; а, сверх того, построены вновь, два каменные двухэтажные (верх деревянный) флигеля, братской трапезы и настоятельский, а внутри монастыря разведен фруктовый сад. Словом, Авраамий не забыл ни о чем: все было придумано и исполнено самым рачительным образом.
Но, занимаясь внешним устройством вверенной ему обители, о. Авраамий давно скорбел, видя в ней многих желающих и достойных принять иноческий сан, но не имевших на то права, потому что по штату 1764 года, определено было содержать в Оптиной Пустыни не более семи монашествующих и с настоятелем. Посоветовавшись с единодушной братией, о. Авраамий решился утруждать, блаженной памяти Государя Императора Александра Павловича, просьбою, дабы он благоволил умножить число монахов в Оптиной Пустыни. Вот содержание этой просьбы:
«Оная Пустынь издревле состоит на своем пропитании, близ города Козельска, при реке Жиздре, в которой церковь Введения Пресвятыя Богородицы и два придела: Пафнутия Боровского и Феодора Стратилата, братские келии и ограда каменная, да еще вновь воздвигнута теплая церковь о трех престолах и колокольня; а при оной – восемь братских келий, каменные же, и выстроено все сие иждивением доброхотных боголюбивых даятелей; в оной же Пустыни положено семь братий и с настоятелем, кои едва могут совершать божественные литургии, а иные, посещением Божиим, бывают одержимы болезнями; почему священнослужение отправляется с крайней нуждой, и чрез оное, стекающимся в число братства разного звания людям, равно, приходящим из разных мест богомольцам, наносится ощутительное прискорбие; почему я, движим ревностью к Богу, хотя и желал бы всеусердно доставить тем, стекающимся слушателям, душеспасительное удовольствие каждодневным совершением божественной литургии, но, иногда, оного выполнить не можно, по малобратственному числу. В рассуждении чего, настоит крайняя необходимость в составлении штата; и, живущие в оной Пустыни, в числе братства, желают воспринять на себя монашеский чин, но по неимению праздных вакансий, с великим прискорбием выходят вон, а, за всем тем, и ныне имеются в означенной Пустыни до пятидесяти человек, и неотступно просят меня о водворении их в монашеском чиноположении, о чем всеподданнейше прошу, дабы Высочайшим, Вашего Императорского Величества, указом повелено было во Святейшем Правительствующем Синоде, сие мое прошение принять, и по тем значительным обстоятельствам благоволить в сей Пустыни, к лучшему устройству и благолепию в отправлении службы Божией и к удовольствию стекающегося народа, равно, и желающей быть в монашестве братии, прибавить 23 человека, чтобы составилось тридцать человек, комплект на братство, с оставлением их на таковом же пропитании, как и ныне оная Пустынь содержится. Июля 21 дня 1808 года
».
По ходатайству преосвященного Феофилакта, епископа Калужского, благочестивый Монарх всемилостивейше изволил согласиться на прошение игумена Авраамия. Указом из Святейшего Синода 1809 года января 18 дня, дозволено: «к настоящему, в Оптиной Пустыни штатному положению монашествующих, прибавить еще двадцать три человека, так, чтобы число оных и с настоятелем было из тридцати
».
Восполнив таким образом важнейший недостаток в Оптиной Пустыни, Авраамий в последующее время не ослабевал в трудах своих и попечении о благе ее. Не умолялось, также, но еще более возрастало и, заслуженное им, благорасположение калужских архипастырей. Так, преемники преосвященного Феофилакта, епископы Евлампий и Евгений, оказывали особое благоволение к Оптиной Пустыни. Первый из них даже желал провести в обители остаток дней своих в молитвенном покое, почему и построена была для него на сей предмет особая келья (ныне настоятельская).
Таким образом, обитель Оптина процветала в тиши безмятежной, упокоеваемая заботливостью своего настоятеля. Когда наступил грозный двенадцатый год, с сокрушенными сердцами принимались в обители вести о бедствиях отечества, о взятии Смоленска, занятии Москвы и нечестии нового Амалика, не пощадившего святыни московской. Храмы обители были открыты с утра до глубокой ночи и полны народа, который, признавая над собою крепкую руку Божию, плакал и молился, да сотворит Господь, со искушением и избытие.
Несмотря на близкую опасность, епархиальное начальство не сделало никакого распоряжения о удалении иноков и вывозе церковного имущества, потому что фельдмаршал, князь Кутузов, уверил калужского градского главу и депутатов от купечества, что он не пустит Наполеона в Калугу; а слова архистратига наших сил принимались тогда всеми, как слова пророчества, исполнение которого, как уверены были все, не замедлится. Однако, игумен Авраамий принял некоторые необходимые меры предосторожности, особенно, от него зависевшие, а именно: церковную утварь, ризницу и библиотеку приказал уложить в сундуки; свечи и другие церковные вещи были заложены в палатку, что под соборной церковью. Братия приискали в дремучем бору, окружающем их Пустынь, недоступный по положению своему овраг с пещерой, в 15-ти верстах от обители, чтобы удалиться в него на первый случай, при появлении врага.
Между тем, вражеские полчища, выступив из Москвы, бросились на калужскую дорогу, думали пробиться на юг России; но Кутузов предупредил их коварные замыслы: он стал у Тарутина, и Россия, опершись на Кутузова, устояла. Малоярославец, как гласит одна из надписей его памятника, «сделался пределом нападения и началом бегства и гибели врагов». Здесь дана была последняя на русской земле битва, 12 октября 1812 года. Упорное сражение продолжалось целый день: город шесть раз переходил из одних рук в другие: из 200 обывательских домов сгорело 180. Улицы были устланы трупами, обгоревшими и раздавленными при проезде французских пушек. Сотни раненых и умирающих лежали среди смрада курившихся домов. В стенах Малоярославецкого Черноострожского монастыря сохранились и доселе следы ярости и нечестия врагов, не уваживших святыни Дома Господня29, и вот, Бог отмщений пролил на святотатцев чашу Своего праведного гнева: Русские остались победителями, а Наполеон, увидя невозможность пробраться на Калугу, гонимый и преследуемый нашими войсками, отступил по смоленской дороге; но этот путь его гордого шествия в Москву, уже обратился для него в путь скорби, отчаяния и гибели.
Теперь посмотрим, что происходило в Оптиной Пустыни в тот победоносный день, когда одно из духовных чад ее, монастырь Малоярославецкий принимал удары врагов отечества на щит своей святыни? Одушевляемая ежедневной церковной службой и увещаниями доблестного и опытного своего настоятеля, старца Авраамия, Оптина Пустынь пребывала в твердом уповании скорой помощи от Бога и от верных сынов России. Радостно принята была в обители весть, что молитвами и заступлением Святителя Христова Николая, враг бежал от Малоярославца, посрамленный в своей гордыне. На третий день после малоярославской битвы, т. е. 14 октября, совершено было в Оптиной Пустыни благодарственное, с коленопреклонением, молебствие, и своды Казанского храма огласились хвалебными песнями Заступнице усердной, имущей державу непобедимую. Молебствие заключилось крестным ходом вокруг обители при многочисленном стечении народа.
Таким-то образом спасся, под щитом своей святыни, от нашествия нового Батыя и орд всей Европы, и город Козельск, который, некогда, шесть недель держался против полумиллионной орды древнего Батыя, защищая своего юного князя!
Бог судил старцу Авраамию насладиться плодами своих начинаний и тяжких трудов. После достопамятного 1812 года, несколько лет еще прожил он, всеми любимый и уважаемый в обители, им обновленной и устроенной.
Вскоре, по миновании опасности, Авраамий просил преосвященного Евлампия, епископа Калужского и Боровского, дабы во внимание его постоянной болезни, дать ему в помощь управления монастырем оной же Пустыни иеромонаха Маркелла, бывшего прежде экономом в доме его преосвященства, с тем, дабы он имел присмотра, как за порядком и благочинием братии, так и за всем, относящимся до экономии и устройства обители.
На прошение старца последовала следующая резолюция преосвященного: «Известна мне игумена болезнь, почему я и за нужное почитаю просьбу сию утвердить, о чем и братии дать знать, чтобы во всем сему помощнику должное послушание оказывали, по духу евангельскому, смирению и кротости истинно братской, монашеской, да все славят Бога жизнью и зиждут спасение душевное, молясь и о нас, пекущихся о их душах
».
В 1815 году окончены были и приделы Казанской церкви; освящены, Воздвиженский – преосвященным епископом Калужским и Боровским Евгением30, а Георгиевский, Новоспасского монастыря – архимандритом Амвросием. Эти духовные торжества были последней радостью, увенчавшей труды боголюбивого старца. Телесные силы его заметно ослабевали, постоянная болезнь делала бремя настоятельства неудобоносимым. Это понудило о. Авраамия войти к преосвященному Евгению с прошением, которое составляет, как бы, краткую биографию просителя, им самим начертанную, и потому, заслуживает быть помещенной вполне:
«Начально поступил я, именованный, из мирского звания, московской епархии в Никольской Песношский монастырь, в 1790 году, где и был пострижен в монашество, а, равно, и посвящен во иеромонаха; а из оного монастыря, в 1796, по резолюции его высокопреосвященства, митрополита московского Платона, определен в означенную Оптину Пустынь строителем, а в 1801 году, бывшим преосвященнейшим Феофилактом, епископом Калужским, произведен в Лихвенский Покровский Добрый монастырь в игумена, и в том же году, ноября 25 дня, по прошению моему, и, паки, из оного перемещен в Оптину Пустынь на строительскую вакансию, и во время моего настоятельства, во оной Пустыни, при помощи Божией, присовокуплено моим прилежным старанием немалое количество прибытку обители святой, а именно: церковной утвари, ризницы и разного церковного украшения, а, равно же, немалое количество, вновь, разного монастырского строения созиждено, о чем всей братии небезызвестно, и всем ближним окрестным благодетелям; а притом же, не безызвестно и о том, что я одержим желудочными спазмами, и сия моя болезнь чинит мне немалое препятствие и неудобство в рассуждении понесения необходимых монастырских забот, по заведению общежительных образов; а, к тому же, почасту бывает со мною дурнота, по причине моей болезни, от нечаянных огорчений, и препятствует мне ежедневно быть в церкви Божией, от чего, по общежительному заведению, немалое бывает упущение к благоустройству братии, почему и чувствую себя быть неспособным ко управлению настоятельской должностью.
Того ради, ваше преосвященство, милостивейшего моего отца и архипастыря, всепокорнейше прошу: меня, нижайшего, уволить от настоятельской должности и позволить мне жительство иметь в сей же Пустыни в уединенной кельи, с тем, дабы я мог довольствоваться содержанием монастырским, как то: трапезою, одеждою и обувью, также, и дровами для келии моей; а за прилежное мое попечение и управление обителью и за понесение моих трудов девятнадцатый год, не соблаговолите ли, преосвященнейший владыко, мне определить по смерть мою и в общественных, оной Пустыни, доходов, на самые нужнейшия потребности, по причине моей болезни, для издержки, по ста рублей в каждый год, то есть половинное количество жалованной суммы, положенной на оклад при своих местах игуменам.
О чем, всенижайше и прошу сие мое прошение принять, и по оному учинить вашего преосвященства милостивейшую архипастырскую резолюцию… Августа … дня 1815 года
».
Столько-то умеренны были желания этого человека, который в 19 лет совершил то, что чаще бывает делом столетий, т. е. воссоздал и поставил на прочном основании обитель, уже близкую к конечному запустению, и, невзирая на все это, руководимый христианским смирением, искал передать свой игуменский посох другому, потому что, расстроенное трудами, здоровье, уже очевидно препятствовало ему посвящать свою деятельность на пользу обители, которую он всегда предпочитал своей собственной. Смиряясь, он называл себя неспособным, тогда как другие признавали его необходимым, и, как милости, просил уделить себе, обнищавшему ради Христа, самое необходимое от средств обители, можно сказать, им созданных… Однако, скромное желание о. Авраамия не исполнилось. Преосвященный Евгений убедил достопочтенного старца отложить еще на несколько времени искание молитвенного покоя. Но уже дни его были сочтены: слабое, от природы, его здоровье, расстроенное беспрестанными трудами и борьбой с обстоятельствами, как лампада, приметно угасало, и силы жизни его более и более истощались.
В исходе 1816 года заболел он смертельно, и, почувствовав, что наступает для него время предстать пред суд Бога, Которого служению посвящена была вся общеполезная его жизнь, за несколько дней перед кончиною созвал он к себе всю братию Пустыни, неутешную от близкой его потери. В трогательных выражениях простился добрый сей пастырь с духовным своим стадом, завещал ему согласие, мир и единодушие и, собрав последние силы, благословил всех братий. Вскоре, потом, почил он сном праведным, 14 января 1817 года, сподобясь напутствия св. Христовых тайн. Притружденный старец погребен в паперти Введенской соборной церкви31. На гробнице его начертана следующая надпись: «под сим камнем погребено убогое тело многогрешного черноризца, игумена Авраамия, которому от рождения своего 58 лет, и во оной Пустыни был настоятелем 20 лет и 3 месяца, скончался 1817 года генваря 14 дня в ночи во исходе 12 часу». А при сем, его просительное завещание: «прошу вас и молю, духовная братия и спостницы, не забудьте меня, егда молитеся; но, зряще мой гроб, поминайте мою любовь, аще кто чувствовал; и молите Христа Бога нашего, да учинит дух мой с праведными в вечном блаженстве, аминь
».
Как начальник братства, им самим собранного, о. Авраамий был строг и взыскателен, но, отнюдь, не своенравен. Введя в обновленной им обители новый порядок примерной, нестяжательной жизни, он был строгий блюститель его и, опираясь на личный пример, требовал точного исполнения своих приказаний и распоряжений в делах общежития. Посредников он не терпел: каждый из иноков, в нуждах своих, обязан был относиться прямо к нему, за что, особенно, и любила его братия. Его сердечная простота, соединенная с духовной мудростью и увенчанная достоподражательной жизнью, вселяла к нему невольное уважение. Он был радушен и приветлив в обращении, и, при совершенной нестяжательности, милостив и сострадателен к бедным; словом, никто из посетителей обители не оставлял ее без того, чтобы не унести в сердце памяти о добром настоятеле! Все калужские архипастыри удостаивали его особенного своего благоволения и доверенности, и часто представляли в пример другим Авраамия и его обитель.
Личные свойства достопочтенного старца весьма ясно высказываются в духовной грамоте, писанной еще в 1810 году, во время болезни, и вскрытой после его кончины. Прилагаем ее в подлиннике.
XX век
В 1918 году монастырь был закрыт. Несколько лет на его территории располагался Дом отдыха. На могилах старцев в советские годы некоторое время была танцплощадка. А в 1939-м эти святые места по приказу Берии были преобразованы в концлагерь. Здесь содержалось несколько тысяч польских офицеров, большая часть из них была отправлена в Катынь и расстреляна.
В начале ВОВ в монастыре располагался госпиталь, затем – проверочно-фильтрационный лагерь НКВД. Русской православной церкви правительство передало Оптину Пустынь 1987 году. Восстановление началось в 1990-м.
Места захоронения старцев нашли с огромным трудом. Разруха в девяностые годы здесь была настолько удручающей, что местные жители не верили в то, что Оптину пустынь удастся возродить.
Восстановление монастыря
В 1987 году разрушенный монастырь Оптина пустынь был передан РПЦ. Разруха была столь удручающая, что местные жители не верили в возрождение монастыря. Архимандрит Евлогий (сейчас епископ Владимирский и Суздальский) был назначен настоятелем. Он и начал возрождать обитель, в первую очередь ее духовную жизнь. Сложностей было очень много, начиная от расчистки территории, заканчивая переселением мирян, которые неохотно соглашались переселяться за периметр монастыря. С Божьей помощью находились мастера, строители и благотворители, готовые материально содействовать восстановлению Пустыни.
Сейчас сам монастырь и скит практически восстановлены, создано большое монастырское хозяйство, многие люди приезжают пожить и потрудиться в святом месте. Действуют ремесленные мастерские, гостевые домики, трапезная. В монастыре живет около 200 монахов, это один из самых больших монастырей в России.
Сейчас в обителе находятся мощи преподобных Нектария и Амвросия (Введенский собор), мощи преподобных Исаакия, Антония, Моисея (Казанский храм), мощи преподобных Льва, Илариона, Макария, Анатолия (Зерцалова), Анатолия (Потапова), Варсонофия, Иосифа (Владимирский храм), мощи преподобного Рафаила (Преображенский храм).
Архитектурный ансамбль
Главный храм обители – Введенский собор. Он основан в 1750 году. Самый большой храм на территории монастыря – храм Казанской иконы Божьей Матери, построенный в 1811 году. В двухтысячных возвели храм Преображения Господня.
На территории обители также находятся: храм в честь Преподобной Марии Египетской, колокольня, часовня, надвратная церковь, деревянная звонница, братская трапезная, а также хлебопекарный, игуменский, библиотечный, келейный корпуса. Некоторые постройки появились еще в XIX веке. Например, келья старца Амвросия располагается в деревянной избе, которой уже более 150 лет. Однако самая старая постройка в Оптиной пустыни – Введенский собор.
В Москве и Санкт-Петербурге находятся церкви, относящиеся к обители. Это подворье Свято-Введенского монастыря Оптиной пустыни в Ясенево (Храм Петра и Павла) и Храм Успения Пресвятой Богородицы на Васильевском острове.
Старцы
Оптина пустынь – это прежде всего ее старцы. Их сегодня всего четырнадцать. В чем заключается сущность старчества? Среди монахов выбирается более опытный, который становится духовным отцом всей братии. Наставником он становится и для мирян, приезжающих сюда. Между Казанской церковью и Введенским собором находится некрополь. Здесь похоронены священнослужители. И именно в этой части пустыни находятся могилы оптинских старцев. Однако они пустые — мощи святых перенесены в раки.
Каждый из старцев чем-то прославился. Нектарий был предсказателем. Лев – врачевателем. Самым известным был третий по счету старец Оптиной пустыни – Амвросий. Не так давно в скиту восстановили его келью. Вход для мирян сюда закрыт.
Оптина пустынь – центр старчества
Оптина пустынь – это прежде всего ее православные старцы, которых всего 14. Феномен православного старчества заключается в том,что из братии монастыря избирается опытный в духовной жизни монах. Он становится отцом всей монашеской общины и приезжающих в обитель мирян. Им бывает открыта воля Божья о каждом приходящем человеке. Люди приходят к старцу чтобы задать самые сокровенные вопросы. Старец может и не принять человека, причем без объяснения причин. Но если уж принял, то каждое сказанное им слово может стать судьбоносным.
Иеросхимонах Амвросий
Его канонизировали в 1988 году. Преподобный Амвросий, в миру Александр Михайлович Гренков, обладал феноменальной памятью, свободно писал и говорил на пяти иностранных языках. Он с детства отличался необыкновенными способностями, но в юношестве сильно заболел и тогда дал обет Богу: если выживу, постригусь в монахи. Александр Гренков выздоровел. Для своего служения он выбрал Оптину пустынь.
Преподобный Амвросий умел с каждым поговорить на его языке: помочь неграмотной крестьянке, дать совет состоятельному помещику. Этот человек общался со Львом Толстым и Федором Достоевский. Беседы со старцем происходили в особом помещении. Обстановка этой комнаты сегодня полностью сохранена. В ней царит аскетичность, хотя старец здесь принимал не только известных писателей, но и представители царской семьи Романовых.
Лев Толстой приезжал в Оптину пустынь шесть раз. Впервые — в 1878 году. Между Амвросием и Толстым тогда состоялся долгий, тяжелый разговор. После отъезда писателя, старец произнес: «Уж очень горд». Есть сведения, что Толстой приезжал сюда непосредственно перед смертью, хотел посетить Амвросия, но не решился войти в скит.
Федор Достоевский приезжал в Оптину пустынь после тяжелой потери – смерти маленького сына. Писатель не мог понять, для чего Богу нужна была смерть ангелоподобного мальчика. Он очень страдал. Приехав в обитель, Федор Михайлович долго разговаривал со старцем Амвросием. Как утверждали очевидцы, вышел он из его кельи совершенно другим человеком. Старец Амвросий – прототип Зосимы из романа «Братья Карамазовы».
Архимандрит Варсонофий
Родился будущий священнослужитель, в миру Павел Плиханков, в Самаре в 1845 году, в купеческой семье. Окончил военную гимназию, после чего сделал неплохую карьеру. Дослужился до полковника. Однако неожиданно для родственников и сослуживцев Плиханков в 70-е годы подал прошение об отставке. В Оптину пустынь он прибыл в 1891-м. В 1907 году его возвели в сан игумена. Спустя пять лет преподобного Варсонофия назначили настоятелем Старо-Голутвинской обители.
В Оптиной пустыни старец находился как раз в то время, когда туда приезжала Лев Толстой. Как уже было сказано, писатель в этих местах побывал накануне смерти. Узнав об этом, Варсонофий отправился на железнодорожную станцию, дабы напутствовать Толстого перед смертью и помочь ему примириться с церковью. Но к умирающему писателю его не допустили.
Нектарий Оптинский
Николай Тихонов родился в Ельце в 1853 году. Семья была бедной, отец работал на мельнице, рано умер. Скоро ушла из жизни и мать. Мальчик остался сиротой. В одиннадцать лет он поступил на службу в купечестве лавку, спустя шесть лет получил должность младшего приказчика.
В возрасте двадцати лет Николай отправился пешком в Оптину пустынь. Здесь его принял старец Амвросий. Они долго беседовали, но о чем, Нектарий позже никому так не рассказал. В марте 1887 года он был пострижен в мантию. Спустя семь лет посвящен в иеродиаконы.
За два года до начала Первой мировой войны братья избрали Нектария старцем. После прихода советской власти монастырь закрыли. Преподобного Нектария арестовали. В тюрьме он провел три года. Известно, что после возвращения он жил в селе Ульяново Калужской области. Скончался в 1928 году.
Надежда Павлович
Павлович Надежда Александровна (1895–1980) – поэтесса. Родилась в местечке Лаудон Лифляндской губернии (территория современной Латвии) в семье мирового судьи. Окончила Псковскую Александровскую гимназию. Еще во время учебы в газете «Псковская жизнь» были напечатаны первые стихи семнадцатилетней поэтессы. В 1914 году поступила на историко-филологический факультет Высших женских курсов им. Полторацкой в Москве. В ноябре 1914 года вышел «Первый сборник молодых поэтов», в котором среди десяти новых поэтических имен она дебютировала вместе с Марией Шкапской. Этот сборник появился на свет через три месяца после начала Первой мировой войны, строки ее «Лазаретных стихов» многим врезались в память:
…На халате капельки гноя.
(Снежно-белый, строгий халат).
Так березы ранней весною
Над талым снегом стоят.
В эти же годы она познакомилась с Валерием Брюсовым, Андреем Белым, Вячеславом Ивановым, Сергеем Есениным, Велимиром Хлебниковым и многими другими поэтами-современниками.
В 1919–1920-х годах работала в президиуме Всероссийского союза поэтов и по его поручению отправилась в Петроград, где вместе с Александром Блоком организовывала Петроградское отделение союза. Общение с Блоком, возникшая между ними духовная близость определили дальнейший жизненный путь Павлович и многие мотивы ее творчества. Смерть Блока 7 августа 1921 года стала для нее глубоким душевным потрясением. В воспоминаниях о Блоке, впервые опубликованных в «Блоковском сборнике» (Тарту, 1962), она приводит рассказ Мариэтты Шагинян (не называя ее имени) о ночи перед погребением Блока: «Одна писательница вызвалась читать ночью Псалтирь. Она хотела Евангелие, но Любовь Дмитриевна сказала: „Уж если это делать, то по правилам церкви. Полагается Псалтирь». Читавшая рассказала мне. Вечером из своей комнаты вышла в халате Л.Д. и простилась с мертвым. И мать поцеловала его и ушла к себе. Она осталась одна. Было как-то жутко. Свеча колебалась, и по лицу его пробегали свет и тень. Выражение лица постепенно менялось. Она продолжала читать. Когда наступил рассвет, лицо действительно изменилось. Выражение смягчилось, исчезло то грозное, что было в нем. Придя утром 8 августа, я увидела это новое выражение лица покойного. Оно стало спокойным и более кротким. Казалось, что Александр Александрович спит…» Незадолго перед смертью Блок подарил ей первый том «Добротолюбия» со своими пометками, а она предложила ему почитать «Летопись Серафимо- Дивеевской обители». Она воспримет это как знак судьбы, оказавшись в монастырской обители через год после смерти Блока, но не Дивеевской, а в Оптиной, Друг ее детства, художник Лев Бруни, много рассказывал ей об Оптиной Пустыни и ее замечательных старцах, где он с женой, Ниной Константиновной Бальмонт, и детьми жили поблизости на даче. Кроме того, она получила заказ в одном петроградском издательстве написать книгу об истории Оптиной Пустыни. Она поехала в Оптину Пустынь, где познакомилась и впоследствии стала духовной дочерью последнего соборно избранного в 1912 году старца Нектария, который, как оказалось, особо выделял блоковские «Стихи о Прекрасной Даме» как молитвенные. Старец Нектарий благословил ее жить и работать при Оптинском краеведческом музее, которым заведовала Лидия Васильевна Защук (впоследствии схимонахиня Августа, расстрелянная в 1938 году и ныне причисленная к лику святых). «Мне пришлось в 1922–1923 годах работать научным сотрудником первого Оптинского краеведческого музея, основанного в 1918 году и закрытого в 1928-м. В 1922 году я застала еще действующий монастырь», – вспоминала она в статье «Оптина пустынь. Почему туда ездили великие?», опубликованной в 1980 году в толстовском томе альманаха «Прометей». До конца своих дней Павлович не могла рассказать о том, что два года в Оптиной она не просто работала сотрудником, а была в послушании у старца Нектария. В Великий четверг Страстной недели 1923 года старца Нектария увезли в козельскую тюремную больницу, обвинили в контрреволюции. Ему грозила «расстрельная статья». Получив благословение от батюшки похлопотать о нем в Москве, Надежда Александровна обратилась за помощью к Крупской, в секретариате которой работала несколько месяцев в 1919 году. Она просила спасти ее «дедушку», старика-монаха, которого козельские власти приговорили к расстрелу. Крупская расценила это как «перегибы на местах» и направила к А. Белобородову. К этому времени бывший председатель исполкома Уральского облсовета Белобородов, подписавший распоряжение о расстреле царя и царской семьи, был заместителем Феликса Дзержинского, а вскоре стал наркомом внутренних дел (расстрелян в 1938-м); в данном же случае, выполняя просьбу жены вождя, он отправил телеграмму в Козельск об освобождении старца. Расстрел заменили ссылкой в деревне Холмищи Брянской области, где Надежда Александровна навещала старца, привозя продукты и теплые вещи, хотя такие поездки в то время были небезопасны. Позже, работая в Красном Кресте, она помогала заключенным монахам (среди которых были и оптинцы), совершила духовный подвиг, навестив в зоне заключения отца Сергия Мечева, сына знаменитого московского старца Алексея Мечева.
Господь наградил Надежду Александровну за ее самоотверженное служение своему духовнику: отец Нектарий сказал, что все ее грехи он берет на себя. После кончины старца Нектария в 1928 году Надежде Александровне удалось на 23 подводах перевезти и таким образом спасти редкие книги из замечательного собрания Оптиной Пустыни, собственно оптинские издания и весь рукописный фонд. Все эти сокровища были переданы в Библиотеку им. Ленина в Москве, где они пролежали неразобранными вплоть до 90-х годов.
Еще при жизни старца Нектария Надежда Александровна собрала и записала множество рассказов о его замечательной прозорливости, многие из них вошли в книгу митрополита Вениамина «Божьи люди». Владыка дал высокую оценку этим записям.
Во время своего пребывания в Оптиной Пустыни она выпустила по благословению старца Нектария в издательстве «Костры» два стихотворных сборника «Берег» (1922) и «Золотые ворота» (1923), в которых впервые увидели свет ее молитвенные стихи. Третий сборник, «Думы и воспоминания», вышел в 1962 году, четвертый «Сквозь долгие года…» – в 1977-м, и посмертно «На пороге» – в 1980-м, но в этих сборниках не было представлено самое важное в ее поэзии – духовные стихи, которые после Оптиной она писала всю свою жизнь.
Дай мне силу и дай мне терпенье
Все увидеть, услышать – и жить!
Дай нести мне земное служенье,
Чтоб небесные песни сложить! –
обращалась она к Господу в поэме «Оптина», посвященной старцам и подвижникам обители. Эта поэма, созданная в 30-е годы, впервые опубликована в 1991 году в седьмом номере журнала «Москва». Более полувека у Надежды Александровны выходили лишь детские книги, она переводила стихи поэтов народов СССР и зарубежных, работала литконсультантом журнала «Огонек», опубликовала в 70–80-е годы под разными псевдонимами несколько богословских работ в «»Журнале Московской Патриархии» и русских зарубежных изданиях. А такое стихотворение, как «Новомученикам и исповедникам российским…», опасно было даже записывать, его заучивали, и таким образом оно сохранилось лишь в памяти ее ближайших друзей…
В 1996–1997 годах журнал «Человек» в нескольких номерах опубликовал главы из воспоминаний Надежды Павлович «Невод памяти» о Есенине, в соавторстве с которым она написала сценарий фильма «Зовущие зори», Ахматовой, Михаиле Чехове, отце Павле Флоренском, Марии Юдиной, Пастернаке и многих других современниках, но это лишь малая часть ее мемуарного наследия, которое, как и поэтические, богословские труды, еще ждут своего издателя, ведь за последние тридцать лет не издано ни одной ее книги.
До конца своего земного служения она, насколько хватало сил, выполняла завет старца Нектария никогда не забывать Оптину, делать все возможное для ее сохранения. В те годы это было сопряжено с большими трудностями. Но и тогда, уже в преклонном возрасте, она ходила на приемы к министру культуры Е.А. Фурцевой, хлопотала об Оптиной перед калужскими властями, добиралась в Козельск на попутках по бездорожью, чтобы только прикоснуться к разрушенной святыне, поговорить с людьми, еще помнившими ее расцвет. 4 декабря 1974 года, по постановлению Совета Министров РСФСР, Оптина Пустынь, наконец, была взята под государственную охрану, началась ее реставрация. Она не дожила до возрождения Оптиной Пустыни и возвращения ее Русской Православной Церкви. Накануне кончины Надежда Александровна сказала мне: «Я не боюсь смерти. Для меня умереть – все равно, что выйти в другую комнату…» Приняв причастие, она отошла ко Господу 3 марта 1980 года.
Вступительная статья и публикация Т.Н. Воробьевой (Бедняковой)
* * *
Схиархимандрит Илий
Оптинские старцы – кто они, почему люди с разных уголков страны пытались попасть к ним «на прием»? Это люди, которые обладают неким духовным зрением.
Таким зрением, как утверждают монахи Оптиной пустыни, обладает Схиархимандрит Илий (Алексей Ноздрин). Сейчас он проживает в Переделкине, является личным духовником патриарха Московского Кирилла. Когда же старец находился в Оптиной пустыни, к нему непрерывно шли люди. Он не всех принимал. Но если человеку посчастливилось переговорить со старцем Илием, он мог получить у него совсем неожиданный совет. Например, оставить бизнес, усыновить ребенка из детдома или даже уйти в монастырь.
Алексей Афанасьевич Ноздрин — так звали его в миру. Он родился в 1932 году в крестьянской семье. В 1949-м окончил школу. Во время службы в армии вступил в комсомол, но вернувшись домой, раскаялся в своем поступке, и сжег комсомольский билет.
В 1958 году Ноздрин окончил техникум в Подмосковье. Затем работал на заводе в городе Камышине. Здесь был всего один храм, который и посещал будущий священнослужитель. Ноздрин, по совету своего духовника, окончил Ленинградскую духовную академию. В 1966 году был пострижен в монашество. В конце восьмидесятых его направили в Оптину Пустынь, где в то время начиналось восстановление обители.
Православная Жизнь
Православие.ru
Ему никто не закажет молебна. Ему не написали ни акафиста, ни канона. Собственно, в церковном году нет дня, в который вписать бы имя его.
Да и как вписать, если имя его в точности неизвестно (есть лишь разные версии и предания)? А если составлять акафист, то что за подвиги вошли бы туда? – На протяжении жизни – убийства, разбой, насилие… Пища для красочного кино, никак не для духовного поучения.
Но удивительно, именно он познал богословие. Так сказано в богослужении Девятого часа:
«Посреде двою разбойнику, мерило праведное обретеся крест Твой: овому убо низводиму во ад тяготою хуления, другому же легчащуся от прегрешений к познанию Богословия. Христе Боже, слава Тебе!»
Перевод: «Посреди двух разбойников Крест Твой оказался весами правосудия: когда один был увлекаем во ад тяжестью хулы, другой же получал облегчение от согрешений к познанию Богословия. Христе Боже, слава Тебе!»
В центре богословия – Крест Христов. Жертва по любви, принесенная Любовью ради любимых. А рядом с Крестом Христовым – тот, кто первым познал эту Жертву. «Познал» – в смысле «вкусил», ибо так на библейском языке понимается познание.
В Ветхом Завете вы не найдете предсказаний о нем, разве что о Самом Христе было сказано: «И к злодеям причтен» (Ис. 53, 12). Новый же Завет без лишних подробностей вскрывает самую суть, самое главное, что с ним случилось, и этого достаточно. Но кое-что мы всё же можем сказать и даже должны.
***
И его встречали в этом мире чьи-то любящие глаза. И его кто-то вынашивал, нянчил. И о нем кто-то надеялся, что вырастет человеком достойным и уважаемым. Ибо нет на земле человека, который хоть раз не увидел чей-то любящий взгляд. Как бы на мгновение запечатлел своим взором таинственный образ Того, Кто всегда на нас смотрит с любовью. Поэтому у каждого есть возможность расти и взрослеть в соответствии с этой любовью. Но в какой-то момент, может быть, очень рано, он сбился с пути.
Начаться всё могло с невероятного «открытия»: есть легкие деньги! Оказывается, через насилие деньги добываются легче! О, не был наш разбойник на тот момент благоразумным. Деньги-то казались легкими, а на душе становилось всё тяжелей. И малый наивный ребенок в тысячу раз счастливей взрослого закоренелого дяди, научившегося добывать такие деньги. Но дядя замечает это не сразу. А когда замечает, то приходит к новому «открытию» – он настолько увяз, что исправлять свою жизнь, кажется, смысла нет. Разврат и выпивка, чтобы погасить эту муку, – и вновь злодеяния. Завершается же у всех одинаково: внутри становится до нестерпимости плохо. Бездна отчаяния поглощает последние остатки жизни. Собственно, жизнь уже и не жизнь, пропади всё оно пропадом. Пусть никто не думает, что наш разбойник был другим, этаким благородным Робином Гудом, а не каким-то отпетым подонком. Нет, он был таким же, как все.
А потом он вдруг попался. Разве могло быть иначе? Хочешь – не хочешь, все равно будешь пойман. Хочешь – не хочешь, все равно придется держать ответ. Просто кто-то попадается раньше, чем наступает подлинный Суд. И в этом для бандита счастье. Но это еще надо понять – вот в чем начало благоразумия. Лучше пострадать за свои грехи здесь, нежели там, где «дым мучения их будет восходить во веки веков» (Откр. 14, 11).
Но на душе попавшегося – иные чувства: какая досада – я пойман! Всё рушится. Зеленая зависть к Варавве, так удачно избежавшему казни, червем гложет и без того испорченное нутро. Как же он освободился? Оказывается, вместо Вараввы пойдет на смерть Некто другой, смиренный и потому такой непонятный. Вот здесь-то в душе уже начинает происходить переворот. Все стараются избежать заслуженной казни, а Этот идет добровольно и принимает казнь, которую не заслужил. Он кроток как агнец, приготовленный на заклание – что-то здесь неожиданно непривычное.
***
Давно наш разбойник знал, что такое боль. Дикая жизнь закалила его, а боль его жертв не вызывала в нем никакой жалости. Боль давно воспринималась как некий фон и без того нездоровой жизни. В каком-то смысле телесная боль приглушала боль внутреннюю – души, сердца, совести. Но муки распятия, это материализованное проклятие, эта подчеркнутая немощь с позором – что-то запредельно немыслимое.
Всё происходило до заурядности буднично. Быстро застучали молотки. Гвозди пробили нервы, и острая боль прошлась по телу огненной молнией. В глазах замелькали мушки. Сжав зубы, разбойник пытался терпеть. Сквозь умопомрачительную муку он вдруг услышал тихий, кротко-смиренный голос Распятого посередине: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23, 34). Слова отозвались в сердце, и как будто на душе стало легче.
Крест поднимают. Вот только что, когда он был распростерт на земле, разбойник видел нежно-чистое, но бесконечно далекое небо, с поднятием же древа пред взором его предстает земля и те, что копошатся на ней. Вон сотник, привычно отдающий распоряжения. Вон – равнодушные легионеры, заклятые его враги и безмолвные исполнители любого поручения. Они, не церемонясь, тут же бросают жребий и делят одежды Распятого. А вон иудеи с фарисеями и законоучителями впереди – они злобно хихикают. Злорадству их предела нет. Но что это?
Почему-то никто не смотрит на них, на разбойников. Все шумят, галдят, кто-то рыдает, но таковых меньшинство, все кричат и показывают пальцем на Того, что распят посередине. Два же разбойника – лишь дополнение. Про их преступления, про возмездие на Голгофе – никто даже ни слова. Взоры всех прикованы к Распятому в (Мф. 27, 40. 42–43).
Ругань льется со всех сторон. А Он в ответ кротко молчит. От Него даже среди постороннего гама веет миром и неземной тишиной.
***
У евангелистов Матфея и Марка читаем:
«Также и разбойники, распятые с Ним, поносили Его» (Мф. 27, 44; Мк. 15, 32).
И одни толкователи говорят, что поносили сначала оба, а потом раскаялся тот, который и назван благоразумным. Но другие толкователи утверждают, что «разбойники поносили» – сказано обобщенно, в том смысле, что и от лица распятых разбойников, как и от старейшин, книжников и простого народа, слышались поношения.
Лука, писавший более подробно, уточняет:
«Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас» (Лк. 23, 39).
Страстное желание жить, даже когда ты не давал жить другим, страстное желание спасти себя, забыв про других, прорывается из воспаленной груди яростным требованием: «Спаси, спаси от временных мук». А если Бог не спасает, значит, Он несправедлив. И если плохо мне, то пусть будет плохо и всем остальным. В этом крике – отчаяние, безумие безбожной жизни. Огонь преступления всегда дымит чадом отчаяния. Надрыв беззаконной души не исцелит ни одно наслаждение.
Благоразумие же разбойника в том, чтобы вовремя это понять. Поняв, принять муки как заслуженные. А в муках прозреть присутствие Бога, Который страдает за тебя и меня. Евангелист Лука продолжает:
«Другой же (разбойник), напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал» (Лк. 23, 40–41).
Богослов – не тот, кто рассуждает о Христе, а тот, кто Христа исповедует. Богословами считались фарисеи и законники, но они-то и распяли Христа. Смеялись, хохотали у Голгофы, на которой страдала за весь мир Любовь, неизреченная и бескрайняя, как Небо. А разбойник, чуждый закона, познал Бога во плоти – частицу Неба принял в сердце, и душа ожила, созерцая бескрайние горизонты Любви.
«И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в Раю» (Лк. 23, 42–43).
Сотни, тысячи ветхозаветных праведников пребывали в аду. Долгими, утомительными веками ожидали с надеждой – когда же придет Желанный. А разбойник благоразумный, минуя ад, попадает в Рай! Собственно, жизнь его и была адом на земле, а встреча со Христом стала началом Рая.
***
В момент Распятия Христа на небе угасает солнце. Зато свет сияет в сердце разбойника. Обращение ко Христу – всегда свет, просвещающий замогильные сумерки наших душ, убитых грехом. Да, разбойник телесно страдает и телесно умрет. Но он воскресает духовно, и духовно же обретает свободу.
Он смотрит на мир новыми глазами, глазами, в которых отражается Небо. Теперь он видит не злобную толпу или врагов. Он видит тех, которые стали духовно близки ему. Например, Божию Матерь – Она здесь, у Креста Своего Сына, с пронзенным сердцем, смиренно преданная Ему до конца. Он видит Его любимого ученика – Иоанна. Видит сотника, лицо которого преобразилось тоже. И все они вместе, включая разбойника, такие разные, с непохожей судьбой, – все у Креста Господа стали едины, как Он и предсказывал: «Когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе» (Ин. 12, 32). Христос для них не просто страждущий, Он – Любящий и Любимый, Он очищает наши грехи, потому что страдает за нас.
И вот, муки блекнут. Разбойник на кресте исполняется тихой радости, ибо свет распятого Солнца согрел его душу. Скоро ему перебьют голени. Он всё еще страждет, но смысл этих страданий он понял, познал – и потому нет ни тени озлобленности, ни отчаяния. Меру его грехов принял Тот, Кто понес на Себе и наши с тобою грехи.
***
Он вводится в Рай. В Раю только святые. Свят и разбойник, но не потому что разбойник, а потому что стяжал благоразумие. Его благоразумие – в том, что он откликнулся на Божию любовь. А кто не откликнулся, тот неразумен.
Святость разбойника – это еще и святость непонятного нам смирения. На какие свои заслуги уповать, если заслуг нет? О какой славе мечтать, если жизнь прошла без чести и славы? Как возвысить свое «я», если опираться в этом возвышении просто не на что? Во всем – лишь милость, любовь и всемогущая помощь Божия. И, конечно, покаянное принятие ниспосланных от Бога страданий.
Верно говорят, что на кресте распятый разбойник совершил три подвига. Сам того не заметив, он совершил подвиг веры, подвиг надежды и подвиг любви.
- Подвиг веры – потому что поверил в Распятого, страждущего рядом Человека – как Сына Божия, несущего с Собой Царство Вечное.
- Подвиг надежды – потому что вместо отчаяния воззвал с покаянием: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» (Лк. 23, 42).
- Подвиг любви – потому что вместо того, чтобы жалеть себя и себя же оправдывать, проникся состраданием к Невинно Страждущему: «Он ничего худого не сделал» (Лк. 23, 41).
Не ради отвлеченной патетики произносил Христос притчи – о блудном сыне, о потерянной драхме и о заблудшей овечке, за которой идет добрый пастух. Наш разбойник и есть блудный сын, он же – потерянная драхма, и опять же он – отбившаяся овечка, которую Христос на плечах Своих вернул к стаду. То есть все притчи Христовы – про реальную жизнь. Разбойник вводится в Рай! А у ангелов на небесах о таковых более радости, чем о праведниках, не нуждающихся в покаянии.
Ему никто не напишет службы, не закажет молебна, не выделит особого дня в церковном году. Таков его скромный удел. Зато перед каждым Причащением Святых Таин Христовых мы молимся:
«Не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя».
И на каждой литургии мы вместе с ним поем: «Во Царствии Твоем помяни нас, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем».
Воспоем же и сегодня все вместе дивной церковной песнью:«Разбойника благоразумнаго во едином часе Раеви сподобил еси, Господи, и мене древом крестным просвети и спаси мя. Аминь».
Священник Валерий Духанин
Трагедия 1993 года
На Пасху в Оптиной пустыни у звонницы были убито три священнослужителя. Иеромонах Василий и иноки Трофим и Ферапонт стали жертвами ритуального преступления. Убийца подкрался сзади и нанес им удары в спину. Его быстро задержали, во время следствия признали невменяемым и поместили в лечебницу закрытого типа.
Убитые монахи стали новомучениками. В 2004 году вышла книга «Пасха Красная» Нины Павловой, посвященная жертвам сумасшедшего сектанта-сатаниста (на кинжале, которым он наносил удары, было нацарапано три шестерки).
Для матерей отцов Оптиной пустыни причисление их сыновей к мученикам не стало утешением. Две из них приняли постриг после этой трагедии. Мать отца Василия перед пострижением сказала: «Хочу после смерти встретиться с сыном». Похоронены монахи на территории обители. На их могилах позже была построена колокольня. Говорят, что это место обладает необыкновенной исцеляющей силой.
Трудники
Многие, кто приезжает в Оптину пустынь, остаются здесь на некоторое время. Их селят, кормят бесплатно. Но при условии: они обязаны трудиться и посещать все службы. Говорят, что пребывание в этих святых местах лечит душу.
Среди трудников – представители различных профессий. Для всех условия пребывания в Оптиной пустыни одинаковые. В пять утра подъем. Богослужение занимает в день около четырех часов. Все остальное время приходится работать. Размещают трудников в особой гостинице, в каждом номере проживает несколько человек. Для того чтобы поселиться, необходим паспорт и рабочая одежда. Все остальное при необходимости выдают в монастыре.
Обитель находится на полном самообеспечении. Трудники работают вместе с монахами. Подсобное хозяйство этого монастыря – одно из крупнейших сельскохозяйственных предприятий в Калужской области. Каждый из трудников имеет в миру какую-то профессию. В монастыре им стараются предложить работу, которая им знакома. Ветеринары ухаживают за животными. Художники пишут иконы.
В летнее время братья выезжают на посевные работы. Но и здесь их не освобождают от богослужений – с ними выезжает специальный передвижной храм.
Свободного времени у трудников почти нет. Они должны соблюдать строгий устав монастыря. Тем не менее некоторые живут здесь годами. Есть и такие, что вообще не уезжают, готовятся к монашеству.
Основание скита Оптиной Пустыни
Сердцем Оптиной Пустыни — местом, где бился пульс ее жизни, откуда исходила та благодатная сила, которая освящала жизнь насельников монастыря — был знаменитый оптинский скит, место пребывания святых оптинских старцев. Скит создал историческую славу Оптиной Пустыни.
Основание скита произошло следующим образом. О. Моисей, в то время пустыножитель Рославльских лесов, ездил по делу в Москву и оттуда на обратном пути заехал в Оптину Пустынь. Настоятель — о. Даниил, зная желание преосвященного Филарета, тогда епископа Калужского, основать вблизи Оптиной Пустыни лесной скит, представил ему о. Моисея, который в это время был далек от мысли расстаться с пустыннической жизнью в Рославльских лесах. Владыка и о. Даниил усердно его убеждали о преимуществе жизни вблизи монастыря, и он уехал, увозя с собой письмо владыки Филарета к рославльским пустынникам, приглашавшее их перебраться в Калужскую епархию под его всекрылие. Прибыв на место, о. Моисей рассказал своим сопостникам свои впечатления. Отшельники, выслушав его, одобрили план переселения, тем более что в этот момент им угрожали неприятности от земской власти. С о. Моисеем отбыли в Оптину Пустынь его брат о. Антоний и два монаха: Илларион и Савватий.
По прибытии в Оптину Пустынь в 1821 году о. Моисею с братией предстоял огромный труд: надо было расчистить от вековых сосен огромную площадь для постройки скита. Оба брата — о. Моисей и о. Антоний, вместе с наемными рабочими валили сосны и корчевали пни. Скит был расположен в 170 саженях от обители. План скита был одобрен владыкой Филаретом, который начертал: «1821 г., июня 17-го. Строить скит да благословит Бог благодатию Своею, да поможет совершить».
Благочестивые местные граждане помогли деньгами. Сначала поставили дом, в котором поселились начальные насельники. 26 октября о. Моисей писал родственнику, что они 3 месяца трудились около строения келлий и св. храма. «Благодарю Бога, что Он нас привел сюда», — этии словами о. Моисей закончил свое письмо. В другом письме, написанном вскоре после этого, о. Моисей извещает одного иеромонаха, что «выстроены уже 3 келлии и храм во имя св. Иоанна Предтечи и Крестителя Господня». Но средства оскудевали, и о. Моисей поехал за сборами в Москву. Он вернулся с возком, переполненным поклажею, которая состояла из церковной утвари. 5-го февраля 1822 года состоялось освящение храма.
Епископ Филарет предложил о. Моисею принять сан священника. О. Моисей наотрез отказался. Но владыка ему пригрозил, что в случае отказа он будет с ним судиться на Страшном Суде, и о. Моисею пришлось уступить. После сего, о. Моисей был назначен духовником скитской братии. Постепенно возникали по сторонам храма отдельные домики братских келлий. Были посажены плодовые деревья, кедровые орехи, которые превратились в стройные деревья и дали плоды через 25 лет. Также было посажено множество ягодных кустарников. Было выкопано 2 пруда. О. Моисей был вынужден сделать долги и поехал вторично в Москву за сбором для погашения их, но был вскоре вызван назад, так как владыка Филарет, принимая Киевскую епархию и покидая Калужскую, назначил его настоятелем Оптинского монастыря, и он должен был к нему явиться для принятия прощального благословения. Это знаменательное событие совершилось в 1825 году.
После о. Моисея скитоначальником стал его младший брат о. Антоний. Вот какое впечатление оставил по себе скит в воспоминаниях лица, бывавшего там в юности при скитоначальнике о. Антонии:
«Величественный порядок и отражение какой-то неземной красоты во всей скитской обители, часто привлекали детское мое сердце к духовному наслаждению, о котором вспоминаю и теперь с благословением, и считаю это время лучшим временем моей жизни. Простота и смирение в братиях, везде строгий порядок и чистота, изобилие самых разнообразных цветов и благоухание их, и вообще какое-то чувство присутствия благодати, невольно заставляло забывать все, что вне обители этой. В церкви скитской мне случалось бывать преимущественно во время обедни. Здесь уже при самом вступлении, бывало, чувствуешь себя вне мира и превратности его. С каким умилительным благоговением совершалось священнослужение! И это благоговение отражалось на всех предстоящих до такой степени, что слышался каждый шелест, каждое движение в церкви. Клиросное пение, в котором часто участвовал сам начальник скита о. Антоний, было тихое, стройное, и вместе с тем величественное и правильное, подобно которому после того и нигде уже не слыхал, за всем тем, что мне очень часто приходилось слышать самых образованнейших певчих в столицах и известнейших певцов Европы. В пении скитском слышались кротость, смирение, страх Божий и благоговение молитвенное, между тем, как в мирском пении часто отражается мир и его страсти — а это уже так обыкновенно. Что ж сказать о тех вожделеннейших днях, когда священнодействие совершалось самим начальником скита о. Антонием? В каждом его движении, в каждом слове и возгласе видны были девственность, кротость, благоговение и вместе с тем святое чувство величия.
Подобного священнослужения после этого я нигде не встречал, хотя и был во многих обителях и церквах».
Представить себе внешний и внутренний, духовный облик, обители и скита в период расцвета Оптиной можно, обратившись к стихотворению старца схиархимандрита Варсонофия (Плиханкова), бывшего в начале этого века начальником оптинского скита: … Наследие веков тенистый бор По сторонам ее раскинулся дремучий: В нем тишина, безмолвию простор, Свобода полная для чувств святых и дум: Лишь слышен там порой деревьев шум, Когда вершины их колеблет ветр летучий.
Ясней здесь небеса и чище их лазурь… Мирской ярем нося и скорбный совершая Средь мрака и стремнин тернистый жизни путь, Сподобился я видеть отблеск рая.
В окрестностях монастыря
Сегодня вокруг обители выстроилась целая деревня. В девяностые годы небольшой дом в окрестностях монастыря можно было купить всего за 50 тысяч рублей. Сегодня цены выросли в примерно в двадцать раз. Среди жителей близлежащих поселков немало тех, что приобрели дома и здесь исключительно из-за близости Оптиной пустыни. Многие селяне принимают на постой желающих посетить прославленный монастырь. Стоимость аренды жилья невысокая – от 300 рублей за койко-место.
Оптина пустынь окружают лес, деревня и целебные источники. В шестистах метрах от монастыря находится родник Пафнутия Боровского, который издавна считается целебным. Сюда ежегодно приходят тысячи паломников. Говорят, что родник действительно излечивает от недугов.
