В современном обществе слово «кризис» стало настолько расхожим, что во многом потеряло свой смысл. Ученые и публицисты рассуждают о кризисе цивилизации, о нем пишутся статьи и монографии. Обсуждая эту проблему уже достаточно долгое время, мы постепенно привыкли считать, что живем в состоянии кризиса.
Кризис этот проявляется во многих сферах, негативные процессы очевидны, о них много говорится: это и почти полная потеря нравственной ориентации, особенно у молодого поколения, это различные социальные недуги, которые стали почти обыденным явлением — резкое увеличение числа людей, страдающих алкоголизмом и наркоманией, количества самоубийств. Несмотря на все усилия правоохранительных структур, медицины, общественных, религиозных организаций, болезни общества стремительно распространяются и усиливаются во всем мире.
Все это свидетельствует о том, что кризис цивилизации действительно имеет место. Какой цивилизации? Полагаю, той, что складывалась на протяжении последнего столетия: ее принято называть «постхристианской». В самом этом слове кроется глубокая неправда, потому что «постхристианская» — это как бы цивилизация, которая наступила «после христианства»: то есть предполагается, что христианство благополучно отжило свой век и наступила некая иная эпоха.
Это не так. Христианство, Церковь так же, как и Сам Христос — вчера и сегодня и во веки те же (см. Евр 13:8). Сегодня, как и много веков назад, люди приходят в храмы, встречают Живого Бога, встают на путь спасения. Но та часть человечества, которая не просто забыла христианство, а сознательно отреклась от Христа, — она сделала все, чтобы доказать себе и миру, что исповедание христианства не имеет ничего общего с сегодняшним днем. Вот эта-то цивилизация, антихристианская по сути, бросает вызов не столько религии, сколько самой себе, сознательно попирая основные принципы отношений человека и Бога, что и является на самом деле причиной глубочайшего кризиса.
Дело в том, что человек как биологический, социальный объект, пользуясь технической терминологией, «не предполагает существования в таком режиме»: человек не может жить без Бога! Слова Тертуллиана о том, что человеческая душа по природе своей христианка, очень точны. И если человечество в основной своей массе отрекается от Бога, начинает сопротивляться Ему, тем более бросает вызов своему Творцу — такая цивилизация обречена.
Даже если оставить в стороне религиозную составляющую проблемы, — цивилизация, которая провозгласила гедонизм, культ наслаждения конечной целью человеческой жизни, также не может существовать длительное время, потому что она просто нежизнеспособна.
История преподает нам несколько подобных уроков; в их числе и распад великой Империи: греко-римская цивилизация пала именно потому, что поклонилась идолу гедонизма. Из общества, порабощенного культом наслаждения, уходят героизм, самопожертвование, чувство ответственности — все то, что представляется ему «лишним», неразумным, идеальным.
Необходимо вспомнить и базаровский «лопух на могиле»: из него произрастает пренебрежительное отношение к христианству в современной России; корни его — в грубом позитивизме второй половины XIX века. Наши современники только подхватили и развили до крайности мысли достаточно наивные, глупые и нахальные, которые казались «великим взлетом» человеческой мысли полтора столетия назад.
Мне очень понравились слова диакона Андрея Кураева (а это автор, любящий парадоксальные высказывания) о том, что атеизм — это тупиковая ветвь эволюции; ведь атеизм — также одна из характернейших черт цивилизации, о которой мы говорим: атеистической, антихристианской, гедонистической. И мы действительно живем в период ее кризиса.
***
Как это отражается на Православии? Меняется ли оно во времени? И да, и нет.
С точки зрения истории Церкви, конечно, изменения происходили и происходят. Так, на каждом Вселенском Соборе вырабатывались догматические определения, раскрывалась та или иная сторона Откровения, которая до этого, может быть, оставалась в тени. Меняется во времени церковная практика, формы церковного искусства. С таких позиций можно говорить о Православии XXI века, так же, к примеру, как о Православии времен Римской империи, или Византии, или Древней Руси — каждый временной период отличается своими особенностями. И внешние особенности нашего бытия, язык проповеди, проблемы духовной жизни, конечно, связаны с тем образом жизни, который ведет человек.
С другой стороны, Православие неизменно, поскольку является Откровением Бога о Самом Себе. Оно неизменно, как неизменен Сам Бог. Не меняется Его отношение к человеку, то, чего Он ожидает от самого совершенного, излюбленного Своего творения.
Поэтому можно сказать, что в Церкви есть временное и вечное. Вообще христианин — это человек, который сознает себя предстоящим пред лицом Божиим, пред лицом вечности. Именно эту — вечную — сторону жизни Церкви секуляризованный мир не может понять и принять, упрекая Церковь в консерватизме и архаичности.
Сами эти понятия неравнозначны. Церковь действительно консервативна в первом значении этого слова (консервативный — отстаивающий неизменность), без каких-либо негативных оттенков. Подлинный консерватизм верующего православного человека проявляется в верности Христу, в осознанном и постоянном следовании евангельским заповедям.
Расцерковленный мир вкладывает в понятие «консерватизм» другое значение: «то, что тянет назад, в безвозвратно ушедшее прошлое». Нетрудно заметить, что в «системе координат» общества, обожествляющего прогресс в сфере технических достижений человеческого разума, вообще не находится места «вечным ценностям». Ему кажутся «несвоевременными» любые напоминания о том, что основой существования для человека являются чувства любви и верности, а не господствующий ныне лозунг «Бери от жизни все!». Отрицание чего бы то ни было вечного в принципе — а Церковь и призвана неустанно напоминать людям о вечности — порождает в секулярном мире резкое чувство неприятия по отношению к ней.
Архаизм — понятие другого ряда, это «внутренняя» опасность Церкви, она возникает там, где проявляется слепое следование внешним традициям, пристрастие к архаике в церковной жизни.
Есть такой пример, который Господь попустил для нашего вразумления — старообрядчество. Там есть и сарафаны, и кафтаны, и платки вроспуск. Там есть строго каноническая иконопись, там есть благолепное духовное пение без всяких там итальянских партесов… В общем, есть много добрых и хороших вещей, но нет Церкви. Особенно явно это у беспоповцев, которые отказались от совершения Божественной литургии, обычаями заменили Таинства. Вот логическое завершение пути следования требованиям архаики, пример того, что внешние традиции, вообще нечто внешнее действительно может заслонить собой Христа, скрыть истину.
Традиции — всего лишь сосуд, который должен сохранять в себе живительную влагу, ради этого он изготовлен. Но если это очень красивый, драгоценный сосуд, есть великий соблазн озаботиться тем, чтобы влага «не мешала», не портила изделие — вылить его содержимое, а сам сосуд аккуратненько вытереть, поставить на почетное место и охранять. Но сохраняет ли свое значение пустая оболочка?
«Что всего дороже для вас в христианстве?» — центральный вопрос работы философа В.С. Соловьева «Три разговора». «Краткая повесть об антихристе» содержит гениальное прозрение — ситуационную модель, которая указывает на некие болевые точки христианского сознания. Те, для кого важнее всего «старые символы, старые песни и молитвы, иконы и чин богослужения», поддаются обману, выбирая «Всемирный музей христианской археологии» вместо живой Церкви, Тела Христова. Думаю, каждому человеку необходимо познакомиться с этим произведением, чтобы подходить к вопросу соотношения внешнего и сущностного здраво, трезво, «с рассуждением»; не пытаться сводить Православие к этнографическому набору обрядов и традиций, а тем более ограничений и запретов.
Православие устарело?
Если говорить по существу, христианство ни в какой период своей истории не отвечало своему времени. Оно всегда было или неудобно, или непонятно или — как впервые свои века — казалось обществу чем-то опасным и враждебным.
Иллюзия того, что христианство в какой-то период своей истории было «актуальным», а сейчас нет, основывается лишь на том, что в определенные века государственное устройство полностью принимало Церковь. Чаще всего, это происходило по политическим причинам (Церковь объединяла и объединяет миллионы людей и власти выгоден союз с Церковью). Иногда первые государственные лица действительно были глубоко верующими и, даже, отдавали жизнь за веру.
Но все это не отменяет того факта, что истины, которые проповедует христианство всегда шли более или менее в разрез интересам «сегодняшнего дня». Слова, которые непривычны нам сейчас, были непривычны и тогда — в XIX, XV, X и V веках.
«Так как вещи имеют конец, то одно подлежит нам: смерть или жизнь, и каждому предстоит удалиться в «свое место». Ибо есть как бы две монеты: одна — Божия, вечная, а другая — мирская, и каждая имеет на себе собственный образ. Неверующие носят образ мира сего, а верующие в любви — образ Бога через Иисуса Христа»
св. Игнатий Богоносец, I век
Если почитать изречения святых, то из них ясно: во все времена они призывали людей к одному и тому же: обратить взор внутрь себя и разглядеть в себе человека не из плоти, а — вечного человека. Человека, которого так легко потерять, и которого так легко потеряли в свое время Адам и Ева.
Язык молитв устарел лишь в том смысле, что они на церковнославянском языке, но во всем остальном ситуация осталась такой же: люди во все времена большей частью не понимали, зачем нужно жить праведно. А те, кто понимали или искали свой духовный путь — их всегда было меньше. И всегда были те, кто внешне соблюдали все традиции, ходили в храмы, но это было для них оторванным от их реальной жизни явлением — жизнь их так же оставалась бездуховной.
С этой стороны XXI век точно такой же. И Церковь по отношению к обществу — все такая же.
С единственным нюансом — никогда, в отличие от нынешнего времени, — у людей ищущих свой духовный путь не было к религии требований. Люди всегда понимали, что духовная жизнь — это непросто. Тогда как сейчас люди, ищущие свой путь и свою религию, ищут от нее удобств или «справедливости». Так, по крайней мере, часто кажется.
Давайте подробнее посмотрим, о чем это речь.
***
Христианство всегда было иноприродно миру: Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир (Ин. 15:19); все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы (2 Тим. 3:12). То, о чем говорит Евангелие, подтверждается всей историей Церкви. Пример тому — возникновение и расцвет монашества, отшельничества в самые вроде бы благополучные, самые славные времена христианства. IV век, гонения закончились, могущественная Римская Империя становится христианской — казалось бы, наступает такой период, когда христиане могут испытывать только чувство радости, перед ними открываются широкие возможности для общественной деятельности. Но именно в это время начинает «наполняться» пустыня. Почему? Перед нами антиномия, которая непреодолима до конца. Христианин, живущий в миру — это все равно человек, идущий на компромиссы. Компромиссы могут быть разного уровня, их приходится искать всегда, в разное время, в разных условиях. И неправда, что в IV-V веке необходимость в уступках миру была меньшей, чем сегодня.
Мы вообще плохо знаем историю: нам кажется, что тот мир, в котором мы живем, чудовищен, что именно сейчас наступили самые тяжелые, страшные, соблазнительные времена. Это не совсем так. Многое из того, что нам приходится наблюдать в современном обществе, уже было. Но так же, как и столетия назад, ежедневно, в каждом своем поступке христианин находится в ситуации выбора. Нужно понимать еще вот что — нельзя раз и навсегда Евангелием измерить весь мир: взять Евангелие как некий измерительный прибор и соотнести с ним все жизненные ситуации. Но необходимо, как говорил преподобный Серафим Саровский, «напитаться духом Евангелия», чтобы руководствоваться им во всей своей жизни и в миру сохранять в себе дух Христов.
Под куполом константинопольского храма Святой Софии по приказанию императора Юстиниана была помещена надпись: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся». Как храм Божий посвящается Богу, так и любое дело своих рук, саму свою жизнь христианин посвящает Творцу: «Ты доверил мне этот великий дар, но моя жизнь — Твоя, Господи, предаю ее в руки Твои». Так, при любых условиях, в обществе или в пустыне, в монастыре или в миру, мы приближаемся к тому, чтобы сделать свое существование служением Богу и ближним.
Проблемы современного Православия
Начать нужно с вопроса: для чего нужна Церковь?
2000 лет назад пришёл на землю Бог, принявший на Себя человеческую природу. В себе Самом, через Крест и Воскресение, Христос совершил наше спасение. Но – вопрос: как нам взять его? Как прикоснуться Христу? Мы знаем, что Христос вознесся на Небо и ниспослал от Отца Святого Духа. И Он усваивает каждому из нас, по вере, те плоды спасения, которые совершил Господь.
Соответственно, в Церкви главное – две вещи. 1) Таинства и 2) Священное Писание. Таинства и есть то, через что действует Дух Святой. Священное Писание даёт нам, так сказать, инструкцию для жизни – как жить с Богом.
Церковь, таким образом, не инструмент, не посредник, а непосредственная среда христианской жизни. Помимо личного приобщения ко Христу, Церковь во Христе Духом Святым объединяет и людей, причём, как ещё живущих, так уже и отшедших, приобщившихся Воскресению Христову.
Вот суть Церкви. Такое, с одной стороны, высокое, а с другой – смиренное учение (смиренное – потому, что оно «не от мира сего»), требует от христиан определённого образа мыслей и определённого труда для своего выявления, актуализации. Труд этот можно свести к четырём вещам: участию в Таинствах, изучению Священного Писания, молитве и исполнению заповедей Божиих. Ещё необходима трезвость и адекватность – качества, которых мало в православной среде.
Итак, главная проблема в современном Православии – то, что суть Церкви не выявляется в жизни христиан. Церковь сама в себе носит неотразимую убедительность; и когда сегодня к Церкви предъявляют претензии, то они почти в 100 % случаях относятся не ко Христовой Церкви, а к подмене, к тому, что затмевает, ущемляет, не выявляет Церковь. Давайте посмотрим на причины этих подмен.
Таких причин две: исторические и национальные.
Исторически с 313 года Церковь существовала в симфонии с государством. Это имело и положительные, и отрицательные последствия. Для нас важно то, что в 1991 году этот период закончился. Но церковная идеология имеет огромную инерцию, она не приняла ещё этой перемены. Это приводит к тому, что сегодняшняя церковная жизнь чаще всего «явочным порядком» предлагает отнюдь не Христа и жизнь с Ним, но совсем иное. Поясню, что я имею в виду.
1) Побуждением для жизни в Церкви чаще всего представляется то, что «мы русские – значит, православные». Церковь с этой точки зрения является неотъемлемой принадлежностью национального менталитета, хранительницей государственнических и общественных традиций, и проч., и проч. и проч. Совершенно очевидно, что в рамках такого представления Христос, то есть – суть Церкви – стоит не на главном, центральном и исключительном месте, а где-то сбоку, как некий фактор существования Великой России. Человек, пришедший в Церковь к Богу, обнаруживает, что на самом деле Христос и Его заповеди церковным людям не особо-то и нужен, а нужны им совершенно другие вещи… отчего часто происходит разочарование в Православии, и люди из Церкви уходят.
2) Хотя и не официально, но по настроениям церковной среды от православного христианина требуется, чтобы он непременно разделял монархические взгляды. Многие православные прямо-таки жаждут царя. Само по себе такое желание, может быть, и имеет право на существование (если, конечно, оно не переходит медицинские рамки, что нередко наблюдается); но вся беда в том, что оно преподносится вступающим в Церковь людям как нечто чуть ли не обязательное, догматическое для них. С этим связана необыкновенная ностальгия по прошлому. Мы всё время ходим «затылками вперёд»; вся наша жизнь – в прошлом; даже когда мы говорим или думаем о будущем, мы хотим, чтобы в будущее вернулось прошлое. Помимо того, что это совершенно нереалистическая мечтательность, это полагает нам препятствие к адекватному евангельскому осмыслению современности. Придя в Церковь как к хранительнице Евангельской истины, думая обрести в ней трезвый и правильный взгляд на мир, люди с разочарованием убеждаются, что большинство православных находятся в какой-то виртуальной реальности, которую они вдобавок довольно агрессивно навязывают другим. Нежелание входить в этот нереальный мир заставляет людей покидать Церковь.
Итак, я назвал исторические корни современных церковных проблем. Есть и второй ряд причин, они коренятся в нашем менталитете. Чтобы разобраться в этом, нужно заметить, что большинство проблем Церкви не есть собственно церковные проблемы, но проблемы общества. В Церковь люди не с Луны сваливаются, а входят из нашего общества, и, следовательно, менталитет общества перетекает на Церковь. Давайте посмотрим, какое тут соотношение.
Церковь – это не голый спиритуализм; она целостно охватывает человека, все сферы его жизни. Духовность свою Церковь выражает посредством определённой культуры, которая есть культура слова, logos`а, личной, самостоятельной и ответственной рефлексии (не путать с приходской субкультурой). Эта культура глубоко традиционна и – в лучшем смысле слова – консервативна. Современные люди не только от рождения, но уже и «на генетическом уровне» живут в совершенно иной культуре – культуре видеоряда и массовых медиа-технологий: навязывающего определённый образ жизни кинематографа, «попсы», рекламы, спортивных трансляций, «клиповости», мобильно-интернетности и т. п. Это культура гедонизма, относительности ценностей, поверхностности, стадности, одинаковости; она не только не способствует развитию необходимых для жизни в Церкви качеств – свободы, ответственности, трезвой оценки себя и мира – но, наоборот, всячески препятствует этому. Дальше всего она именно от индивидуального осмысления жизни, от logos`а, слова, его ценности и значимости. Церковь обращается к людям на своём языке, а современный человек – не то, что он «плохой», хуже, чем люди, скажем, XIV века, – но он просто не воспринимает ту культуру и те слова, которыми оперирует Церковь. Людям поэтому тяжело читать Евангелие, воспринимать традиции Церкви, а тем более – перестраивать в соответствии с ними свою жизнь. Этико-культурный «резерв» современного человека не способен вместить этого.
Конечно, это вовсе не значит, что Церковь должна стремиться к тому, чтобы сделаться клипово-мобильной, хотя, безусловно, следует понимать особенности современной культуры и пользоваться ими, говоря с людьми на их языке. Нужно другое: церковным людям необходимо осознать ситуацию, и обязательно учитывать две вещи. Во-первых, на Церковь сегодня ложится почти неподъёмная задача – включать в воцерковление и «во-культуризацию»; вместе с научением церковности, а порой и до неё, вводить людей в русло исторической традиционной, евангельской в основе своей, европейской (не отделяю Россию от Европы) культуры. Подчеркну ещё раз, что под евангельской культурой я понимаю не памятники церковной жизни, перемещающие человека из современности в ностальгически-этнографическое прошлое, и не овладевание эстетическим наследием человечества в виде, например, походов в филармонию или картинную галерею (хотя это далеко нелишне, надо сказать). Христианская культура – это прежде всего способ мыслить, это фундамент этики и эстетики, основанный на личной ответственности и духовной свободе, на образованности, на мировосприятии не-стадном, чувствующем и понимающем многогранность и сложность христианства и вообще жизни.
Поэтому я считаю, что не о Церкви нужно начинать говорить «в лоб», а прежде о том, что человек – не часть толпы, что прежде чем стать христианином, ему нужно осмыслить себя как личность и стать просто нормальным человеком. Сначала необходимо сказать о человеческом достоинстве, о здравомыслии, порядочности, воспитанности и о многих простых вещах, о которых наши соотечественники имеют, увы, очень малое представление, – и потом уже к этому прививать познание церковного учения и практики. Иначе вместо широкого нравственно-культурного русла, в котором течёт христианство, человек в попадает в некую закрытую со всех сторон «коробочку», душный и маленький мир. Он усваивает узкие тяжёлые взгляды на Бога, на Церковь, на других людей (да и на себя), стяжевая вместо Христовой любви, свободы и евангельского разума совершенно противоположные качества. Я уже не говорю о прямом перетекании особенностей общества в церковную среду (Мерседесы и проч.). Ещё раз повторю, что это – «до-церковный» вопрос, проблема общества, сложившегося в нём менталитета. Когда этот менталитет накладывается на исторические особенности, о которых я сказал, что получается следующее.
1) Приходящему в Церковь человеку прививается неверная самоидентификация, в результате которой причины и следствия меняются местами. То есть: мы православные потому, что мы постимся, ходим в храм, вычитываем положенные каноны перед Причастием, и т. п. Но вовсе не потому, что мы обрели Христа в сердцах наших, стали Церковью, то есть телом Христовым, и с помощью Духа Святого исполняем Христовы заповеди. Безусловно, дисциплина важна и нужна, но лишь как средство, помогающее нашей жизни во Христе. Духовность должна начинаться с Евангелия, а потом уже, по мере сил каждого, евангельская жизнь должна ограждаться опытом Церкви, выраженным в тех или иных дисциплинарных нормах. У нас всё наоборот: Евангелие у нас вовсе не на первом месте. Вместо него мы нагружаем человека обязательной дисциплиной, вменяем ему в грех малейшее отступление от неё и убеждаем, что через исполнение формы он обретёт Христа. То есть мы прививаем мысль, что с Богом невозможна живая жизнь, она осуществляется только через ритуал. Но это – искажение иерархии христианских ценностей, и поэтому многие люди, попробовав жить дисциплинарной жизнью, и убедившись, что она не принесла ожидаемого плода, из Церкви уходят.
2) Наконец, то, что можно назвать «кликушеством». В церковной жизни для многих православных главное – не евангельская нравственность, не жизнь со Христом, а нечто совсем иное: старцы, апокалиптика, дивеевские предания и прочее, то, что Апостол Павел называл «бабьими баснями. В результате этого немало людей оказываются в церковной среде перед выбором: или отринуть свою социально-культурную «нормальность», или уйти из Церкви.
Какой выход? Раз указаны причины, то выход видится в устранении их, то есть: 1) поверять всё, что мы слышим о Церкви, Св. Писанием, подлинным Преданием Церкви и восприятием всего этого в историческом контексте. А это потребует от нас в некотором смысле 2) пойти против течения, то есть против нашего стадного патерналистского менталитета, и быть самостоятельными, изучая суть и историю Церкви, культуры, человечества. А до того обязательно понуждать себя становиться порядочным, добрым, честным, трезвым и адекватным человеком.
Что касается жизни в Церкви… В своей нобелевской речи Иосиф Бродский говорил, что в современном мире лучшей формой нравственного бытия является позиция частного лица. Так вот, на мой взгляд, в сегодняшних условиях неправильно понимаемой казарменной «соборности» это единственно возможная позиция. Она совершенно не требует от нас реформаций и революций, но требует осознания сути вещей, которая невозможна без свободы и определённого индивидуализма. Борьба с либерализмом и индивидуализмом – яркая черта сегодняшней как общественной, так и в особенности церковной жизни; но нужно знать, что христианство – это свобода, не свобода грешить, но интеллектуальная, духовная свобода, и без неё невозможно никакое христианство. Рабская, казарменная идеология, готовность народа (и церковного, в том числе) поступаться своей свободой и достоинством – и есть та проблема, вокруг которой группируются озвученные сегодня нами вопросы.
Православие и XXI век — в чем на самом деле особенность нашего времени?
Некоторое время в тексте про доказательства существования Бога мы подробно описывали развитие мысли у человека на протяжении веков. Пересказывать этот текст здесь смысла нет, но итоговые тезисы таковы:
- Развитие масс-медиа создало целую империю надсознания, в котором отрицается, если не Бог, то само христианство.
- Основными ценностями в обществе становятся человеческая справедливость — то есть, справедливость, понятная человеческой логикой.
- Справедливостью становится сама идея комфорта и благополучной жизни — именно такая жизнь справедлива. Идея абсолютизации прав человека — одна из сторон всего этого.
- На первое место в оценке всех вещей поставлен человек и человеческая логика.
- Истина по условиям масс-сознания должна либо быть понятной человеческой логикой, либо давать человеку комфорт.
- Все, что не вписывается в эти рамки — это названо устаревшим и неправильным.
Последний тезис — краеугольный камень. Религия по мнению нынешнего масс-сознания должна быть понятной логически, или давать объективное удовлетворение.
Христианство в этот кодекс правильности не вписывается.
Но что пародоксально — одновременно с этим в обществе увеличился интерес к религиям из других культур. Например, из Китая или Индии. Еще в начале XX века английский писатель Гилберт Честертон в своей книге «Вечный человек» писал: если бы христианство было индийским и оставалось точно таким же, как оно есть, его бы приняли с радостью — только лишь потому, что оно — из Индии.
Само по себе, что религии пришли из других культур рождает в людях иллюзорное впечатление о них. Приходя к нам, как некий сувенир, они в оказываются в адаптированном, «облегченном» виде — без всех сложностей аскезы и лишений, каковые есть в них на самом деле. Как красивая скульптура из мрамора, которая возникла сама собой, а не после многих лет трудов над ней скульптора.
Адаптация — это лучший вариант. Чаще всего, речь идет о компилирований религий или просто о самых поверхностных понятиях. Религия становится хобби, а не трудом или образом жизни.
Но правда в том, что христианство именно что является такой же аскетической религией с Востока. Религией, которая пролегает вне времени и находится над временем. Адаптируясь под каждую эпоху каким-то своими внешними сторонами, по сути оно остается сокровищницей мистический знаний, которые пришли нам от апостолов и святых отцов — из пустынь Палестины и Сирии.
Возможно, сейчас это не так легко почувствовать — слишком много внешних культурных наслоений несет в себе нынешнее христианство. Это и влияния непосредственно русской культуры и менталитета, которые сделали нашу религию излишне драматичной там, где без этого можно было бы обойтись. Это и безусловно влияние латинского (католического) взгляда на христианство, которое стало особенно сильным во времена Петра — в тот момент христианская риторика, словно, потеряла часть своего восточного мистицизма и все больше стала напоминать этическое учение: мудрое, законченное, но все такие этическое.
Это и влияние современной цифровой эпохи, когда по-сути всё и все стали на виду. И зачастую слова священников и пастырей, произнесенные для конкретно своей аудитории, становятся достоянием общественности и от того в лучшем случае бывают неправильно поняты, а в худшем — исковерканы.
