Назидательные рассказы из жизни православных русских архипастырей и пастырей
В старое время, когда помещики считали себя господами не только крестьян, а и всего сельского люда, не исключая и духовенства, столкновения между духовенством и помещиками были неизбежны и повсеместны; следствия этих столкновений в большинстве случаев были печальным для духовных, бессильных в борьбе с «господами». Не маловажное значение в этом отношении имел личный характер того или другого архиерее, которому поневоле приходилось быть судьею между борющимся. Были архиереи мудрые, хорошо сознававшие свою прямую обязанность иметь прежде всего заботу и попечение о благе своих прямых подчиненных и помощников в пасении стада своего духовных, и строго разбирали справедливые жалобы на духовенство от придирок и несправедливых нападок чиновничества и помещечества; но не мало было и таких святителей (в первой половине истекшего столетия), которые, или по слабости характера, или «страха ради иудейского» (больше всего боялись связей светских людей с Петербургом) уступали всякой жалобе и всякому доносу и разоряли бедных священников переводами из одного прихода в другой. В этом отношении в характере преосв. Смарагда была замечательная черта, которую любили его подчиненные во всех епархиях, в которых он служил: пр. Смарагд был строг в отношениях к духовенству, взыскателен и нередко скор в наложении наказаний (в этих случаях преосвященный нередко сам в простоте просил прощения у несправедливо обиженного священника или дьякона) но разбирая споры духовенства с помещиками и чиновниками, он всегда держался прекрасного правила – «не выдавать своих».
И вообще, преосвященный Смарагд не жаловал чванное чиновничество и высокомерное дворянство, да и не дорожил их мнением о себе, а при удобных случаях резко и круто обрывал всякого, кто неуместно вмешивался в его дела по управлению епархией. На эту тему ходило много рассказов про Смарагда, а некоторые из таких рассказов давно уже проникли в печать, хотя только под видом «мелочей архиерейской жизни». Два случая из Харьковской жизни преосвящ. Смарагда, помещаемые ниже, не значительны сами по себе, но характерны в том отношении, что прекрасно обрисовывают личность покойного святителя.
1) В Харьковской губернии жил в то время богатый и знатный помещик Бантышь – старик, отставной генерал и туз в кругу губернского дворянства. Во время объезда епархии преосвящ. Смарагд должен быль посетить имение Бантыша, который захотел принять архиерее и на славу угостить его обедом (для чего приглашено было окрестное дворянство), – а кстати и пожаловаться на «своего» священника.
Предупрежденный обо всем, преосвященный прибыл в полдень в имение Бантыша и, конечно, прежде всего, направился к церкви, где встречен был священником, «самим» помещиком и массою народа. Церковь была старая, деревянная, и полуразрушенным видом своим, как снаружи, так и внутри, произвела на преосвященного тяжелое впечатление. Вошел владыка в церковь, помолился и стал осматривать. Ходит по церкви и
повторяет только «э-хе, хе, хе!» (признак неудовольствия). Больше ничего никому не сказал, благословил народ и направился к выходу. При выходе помещик приглашает преосвященного заехать к нему отдохнуть и покушать, на что последний изъявляет свое согласие и сам предлагает пройти до дома помещика пешком, благо, погода была прекрасная и расстояние не очень большое. По дороге Бантыш показывает Смарагду свои богатства, при чем выставляет на вид свое уменье вести сельское хозяйство: «вот фруктовый сад и оранжерея,… вот каменные конюшни, вот такие же скотный двор и птичий двор… а вот и мое жилище (большой двухэтажный каменный дом, прекрасно поставленный среди старинных лип)». Владыка шел и, молча, слушал помещика, молча, вошел он и в дом, и только при входе спросил: «а здесь ли местный священник?» но ответа на его вопрос не последовало, ибо сельский священник не удостоился приглашения в дом помещика, тем более к архиерейскому обеду. Преосвященного ввели в большой зал, где приготовлен был обеденный стол, и где собралось съехавшееся дворянство. Среди зала владыко остановился, молча, стал рассматривать украшения комнаты и мундиры дворян и, как будто, не слышал неоднократное приглашение хозяина благословить трапезу и садиться откушать его хлеба-соли. Вдруг преосвящ. Смарагд обращается к хозяину с такою речью: «все здесь хорошо, даже богато… даже роскошно… Только две
руины
я вижу здесь – это вас г. помещик и церковь Божию в вашем имении. Не могу я у вас кушать. Прощайте!… Велите подавать карету»… Быстро вышел преосвященный из дому, сел в экипаж и поехал в дальнейший путь.
Оставшиеся помещик и его гости, конечно, были поражены и смущены таким неожиданным отъездом преосвященного; но за обедом начали горячо обсуждать поступок архиерея на разные лады и мотивы. Только оставшись наедине, Бантыш строго обсудил событие дня и пришел к заключению, что ему самому нужно поправлять дело. Действительно, через несколько времени приезжает Бантыш в Харьков и является к преосвящ. Смарагду вместе с архитектором и с богатым планом на каменную церковь в его имении. «Я так и знал! – встречает его Смарагд (обычным своим приветствием, когда хотел оказать внимание посетителю), – я знал, что вы добрый христианин и как истинный русский дворянин не потерпите запущения церкви Божией. Ну, Бог вас благословит! Стройте храм, а при этом обратите ваше внимание и на священника: он труженик, но бедствует; помогите ему. «Помещик обещал исполнить и эту просьбу; затем построил церковь и сделался почитателем архиерея-Смарагда.
2) В другом месте, во время того же объезда епархии, пр. Смарагду пришлось чинить суд над сельским священником по жалобе двух чиновников.
В то время на юг России и, между прочим, в Харьковской губернии, вводилось лесничество. В одно село, населенное государственными крестьянами, приехали лесничий и его помощник – два юных чиновника «первых классов», хотя старший из них был уже украшен орденом Св. Станислава 3-й степени. В селе, где не было помещиков, молодые люди могли найти подходящее для себя общество только в семье священника; познакомились и стали учащать свои визиты к батюшке. Как ни тяжело было для священника новое знакомство, но, по слабости характера, он не отказывал в гостеприимстве и чуть не ежедневно должен был принимать дорогих гостей и угощать, чем Бог послал. Только бойкая матушка воспользовалась однажды крупным спором между хозяином и гостями, выпроводила последних среди белого дня из дому и навсегда закрыла за ними двери. Чиновники оскорбились и принесли жалобу на священника благочинному. О. Благочинный посоветовал священнику извиниться пред лесничими, и сам священник охотно согласился просить прощение за нанесенное оскорбление, а так как г.г. лесничие не захотели явиться, чтобы выслушать словесное извинение, то пришлось писать таковое на бумаге. Но тут-то сельский батюшка, по своему излишнему усердию и искренности, испортил все дело. Он начал извинение таким титулом: «Ваши высокородии, милостивые государи и разных орденов кавалеры»
… Затем изложил чистосердечно свою провинность пред господами и просил у них прощения. Получили чиновники эту бумагу и окончательно возмутились, усматривая в титуле дерзкую насмешку над всем чиновничеством и даже над царскими наградами. Узнали они, что недалеко едет по епархии архиерей, и поехали к нему принести тяжкое обвинение на священника. Преосвященный, предупрежденный, об этом благочинным, выслушал жалобщиков, серьезно прочитал бумагу с дерзким титулом и сказал: «Хорошо! Приезжайте в город (ближайший уездный). Я там скоро буду, вызову священника и разберу вашу жалобу». Когда преосвященный приехал в город, обвиняемый священник был уже там и ждал себе суда и решения, но получил только назначение на завтра участвовать в архиерейском служении в соборе. На другой день, в соборе, владыко, во время облачения, спрашивает у иподиакона: «а
здесь ли разных орденов кавалеры»? –
«Здесь», ему отвечают. – «Приготовить набедренник». Во время малого входа подводят к архиерею обвиняемого священника и снимают с него ризу… «Кавалеры» видят это и рассуждают: «а, вот разоблачают его, сейчас будут расстригать»… но потом недоумевают – происходит совсем не то: священник опять облачен и служит вместе с архиереем. Понимающий дело сосед объяснил им, что вероятно владыко знает за этим» священником особые заслуги, ибо наградил его набедренником (в те времена редкость для сельского духовенства). Тогда только г.г. чиновники поняли архиерейский суд и ушли из церкви. После богослужения, по обычаю, преосвященного угощали обедом, к которому приглашено было все чиноначалие городское и уездное. Войдя в дом, владыко опять, уже громко спрашивает: «а здесь
ли разных орденов кавалеры».
«Нет, отвечают, усрамились и скрылись сначала из церкви, а затем и совсем из города». Владыка пожалел, что не успел довести до конца примирение молодых людей с «заслуженным священником», а общественный обед приправил солью… своей беседы на тему о том, как разные чины часто пустяками и придирками гнетут и губят священников, а бедное духовенство не смеет и не знает где искать правды.
У того же рассказчика-очевидца сохранилась в памяти еще одна беседа Смарагда с своими гостями, характеризующая его взгляды на свою братию – архиереев.
Слухи о болезненном состоянии Петербургского митрополита Серафима, и даже о намерении его удалиться на покой, стали проникать в провинцию и конечно дошли до Харькова. Разумеется, вместе с этими слухами, распространялись и разные предположения о том, кто займет место имеющего выбыть: в то время особым вниманием в Петербурге пользовался архиепископ варшавский Антоний (Рафальский), а потому на него указывали, как на будущего митрополита. В один высокоторжественный день, в гостиной преосвященного Смарагда вели разговор именно на эту тему, по поводу новых слухов из Петербурга. Владыка слушал разговор и вставил такое замечание: «Да, значит, недолго мне быть у вас в Харькове. Варшавский будет первенствующим – меня сошлют куда-нибудь в Сибирь!» – «Почему так, владыка?» – «Да ведь это мой »крестник»!
Владыка не объяснил употребленного им термина, но многие догадывались, что слово крестник употреблено именно в том народном смысле, по которому так величают кого нибудь наказанного или опального, вообще проученного. После, один из присутствующих на этом собрании, объяснил загадку, рассказав историю первого знакомства Смарагда с Антонием. Преосв. Смарагд, когда еще был архимандритом – инспектором Киевской академии, послан был на ревизию Волынской семинарии, которая находилась, как и ныне, в уездном городе Кременце, близь Почаевской лавры. Учебную часть семинарии Смарагд нашел хорошею, за то в экономическом отношении она произвела на него тяжелое впечатление, и на первых же порах, посетив бурсацкую столовую и отведав кушанья, он, по своей природной резкости, изрек такое суждение: «семинаристы голодают, а эконом, кажется, очень сыт», и при этом тростью указал на живот о. эконома. Эконом сей был никто иной, как вдовый священник Рафальский, который впоследствии достиг высоких степеней. В 30-х годах, когда из Петербурга послана была комиссия для приема Почаевской лавры от базилиан, в числе местных членов этой комиссии был и семинарский эконом, который действительно оказал немаловажные услуги делу, как местный житель, отлично знавший лавру (он во время помешал прежним хозяевам лавры скрыть или увезти монастырские богатства). В награду за эти услуги, священнику Рафальскому предложено было управление тою же Почаевскою лаврою, в качестве наместника и в сане архимандрита (1833). Через год Антоний возведен в епископа, викария Варшавского. Новые заслуги его по управлению епархией и особенно по делу воссоединения униат обратили на него внимание Императора Николая, который, после посещения Варшавы и личного знакомства с Антонием, в 1840 г. повелел учредить особую Варшавскую епархию, а Антония возвести в сан архиепископа. Впоследствии также по желанию государя Антоний действительно сделался митрополитом Петербургским, после смерти Серафима (1843 г.), но предсказание Смарагда исполнилось гораздо раньше этого случая: его перевели из Харькова в Астрахань еще при митрополите Серафиме, а при Антонии он переведен был из Астрахани в Орел. («Стран.» 1888 года I том).
Обновка для бурятских мальчишек
Фото Funky Shapes
Святитель Иннокентий Иркутский стал первым православным епископом Восточной Сибири. И хотя происходил он из дворянского рода, но очень любил делать все своими руками. Часами мог возиться в огороде, а когда жил в монастыре — помогал тянуть сети рыбакам. Но одним из самых главных своих дел владыка считал просвещение местного народа. Для бурятских детей он организовал школу, где дети учились грамоте и Закону Божьему. Но с наступлением зимы несколько ребят вдруг перестали посещать занятия. Оказалось, что детям просто нечего обуть: зимней обуви у них не было, а дорога до школы даже от ближайших деревень была неблизкая. Узнав об этом, епископ Иннокентий отправился в купеческую лавку, продал свои рыболовные сети, которые сам же сплел, и одну написанную им икону. На вырученные деньги он купил несколько метров кожи и толстого стёганого войлока на тридцать пар гутул — войлочных сапог. Семь ночей он шил толстой иглой, похожей на крючок, обувь для бедных бурятских мальчишек. Через неделю обновка была готова. Епископ Иннокентий раздал счастливым детям новенькие гутулы, и они снова стали ходить в школу.
Вместе выиграли
Фото SlinkyDragon
Однажды на соревнованиях для спортсменов с ограниченными возможностями девять участников забега на 100 метров вышли на дистанцию. После стартового сигнала все побежали, не с одинаковой скоростью, но с одинаковым желанием показать свой лучший результат, закончить дистанцию и выиграть. Все, кроме одного юноши, который сразу же споткнулся, упал на дорожке и заплакал. Остальные восемь участников услышали плач, не сговариваясь, развернулись и пошли к упавшему. Одна девушка с синдромом Дауна помогла юноше подняться, поцеловала и сказала: «Все скоро заживет». Вдевятером, взявшись за руки, они пересекли финишную черту. Весь стадион аплодировал им стоя.
Веселая братия
Фото spda/www.flickr.com
Как-то один охотник, путешествуя по пустыне в поисках добычи, встретил группу монахов, трудившихся на сборе хвороста для обители. С ними был преподобный Антоний Великий. Он рассказывал братиям нечто веселое, и все смеялись. Охотник подошел к монахам и спросил у него: «Как это ты, святой отец, рассказываешь что-то смешное братии, в то время как монахам, как известно, подобает бесстрастие?» Преподобный улыбнулся и ответил: «Вот у тебя есть лук. Натяни его», — и охотник натянул тетиву. «Сильнее», — сказал авва Антоний. Охотник натянул сильнее. «Еще сильнее!» — «Сильнее нельзя, тетива лопнет». — «Так и душа монаха. Если натягивать ее сверх меры, она может не выдержать напряжения и пасть. Веселя братию, я даю отдохновение их душам, а они собирают силы на свершение новых подвигов ради Господа». Объяснение понравилось охотнику, и он, поблагодарив святого, отправился продолжать свою охоту.
Как старец Амвросий индюшек выручал
Фото Base Camp Baker
Остановила как-то старца Амвросия Оптинского женщина, которая была нанята помещицей ухаживать за индюшками, но индюшки у нее почему-то умирали, и хозяйка уже хотела ее рассчитать. «Батюшка, — обратилась она к старцу со слезами, — сил моих нет; сама над ними не доедаю, пуще глаз берегу, а — колеют. Согнать меня барыня хочет. Пожалей меня, родимый». Присутствующие стали над ней смеяться и упрекать, что с такой ерундой она докучает старцу. Но преподобный Амвросий не обратил внимания на эти насмешки и долго расспрашивал ее, чем она их кормит, как содержит. Наконец, дал ей подробный совет, как их содержать иначе, благословил ее и тепло попрощался. Потом повернулся к тем, кто смеялся над ней, и сказал, что в этих индюшках вся ее жизнь. А индюшки у этой женщины с той поры болеть перестали.
История забавная
«”Непонятный”квадрат»
Эта история известна многим, можно сказать, что она «вписалась» в историю крещальни – в раздел «Курьезы». Она действительно забавная и не содержит ни одного слова, добавленного «для интереса»,– просто зарисовка с натуры.
Достопримечательностью крещальни является некий квадрат на западной ее стене (на самом деле это прямоугольник, но так уж сложилось, что мы именуем его квадратом). Остальная поверхность стен красиво расписана, а он отделен рамочкой и просто пустой. Он пуст и не удостоен росписи, т. к. символизирует место обитания сатаны. При отречении от сатаны (есть такой момент перед совершением Таинства Крещения) в него символически дуют и плюют.
Именно с этим и связан забавный эпизод. В собор прибыл гость из Голландии. Он ходит по собору с переводчиком, экскурсию проводит иеродиакон Паисий. Гость выражает восхищение нашей красивой крещальней. Отец Паисий поясняет сюжет росписей: вот Савл, будущий апостол Павел, караулит одежды тех, кто побивает камнями апостола Стефана; вот призвание Господом Савла; вот Савл ослеп, а вот крестился и прозрел… Гость интересуется квадратом. «Этот квадрат на западе символизирует место обитания сатаны, – поясняет без всякой идеологической подоплеки отец Паисий и, поворачиваясь лицом к этому самому западу, продолжает: Сюда мы дуем и плюем». Голландский гость застывает на месте и вдруг очень взволнованно и быстро начинает говорить на ломаном русском языке (до этого общение шло исключительно через переводчика): «Теперь я понял, почему мы, голландцы, плохо живем – мы живем на Западе, а вы туда плюете!!!» Это было высказано очень эмоционально и совершенно серьезно. Отец Паисий повернулся лицом к востоку и с достоинством ответил: «Простите, но на восток мы плевать не можем, там Господь».
«Троицкий листок»
