Протоиерей Артемий Владимиров. Беседы о духовной жизни.

Протоиерей Артемий Владимиров. Беседы о духовной жизни.

Вопрос: Многие сейчас читают святоотеческую литературу, о молитве, о внимании к себе, к своим помыслам. Но не всегда современному человеку, особенно, не имеющему духовного наставника, все понятно в этих творениях святых отцов Церкви. Вот, например, что значит принять и не принять помысел, когда он проскальзывает настолько быстро, что непонятно, прилог это или что-то большее?

о. Артемий: Что значит принять и не принять помысел, проскальзывающий весьма быстро? Я думаю, что тому, кто интересуется мысленной бранью, борьбой с помыслами, нужно всегда иметь в виду, что является аскетическим идеалом. Каков должен быть внутренний мир христианина, к чему стремиться? А стремление правильное у тех, кто хотел бы вовсе освободиться от круговерти помыслов. Чистый ум – это душа человека, освободившаяся от насильства страстей, которые всегда проявляют себя в определённых помыслах, свидетельствуя о том, какие страсти кроются в недрах души.

И конечно, только Бог может обновить ум и сердце Своего ученика, и нам самим не под силу сбросить с себя гнёт помышлений. Нужно хорошо помнить, говорят Святые Отцы, что за каждым помыслом прячется падший дух. И помыслы, действующие в нас, хотя это не всегда заметно, суть носители демонической или космической энергии. Поэтому человек, вдающийся в излишнее отцеживание этих помыслов, болезненно присматривающийся к тем мыслям, мимолётным желаниям, которые проносятся в его душе, находится в большей или меньшей опасности. Демоны слишком умудрены, хитры и часто им бывает на руку стремление новичка-христианина, размышляющего о молитве, воевать с помыслами, фиксировать на них внимание, отделять пшеницу от плевел. Я сам настолько от этого пострадал, что сейчас мне понятны эти святоотеческие предупреждения.

Представьте себе человека, который идёт сквозь чащобу к свету, брезжащему впереди. Правильно было бы не обращать внимания на кусты ежевики, которые цепляются за одежду, на репьи, на хлещущие по лицу ветви волчьей ягоды (если кто знает такие кустарники). Тропинка, может быть, уже заросла, по ней никто давно не ходил. Но вы видите конечную цель и рукой крапиву отодвигаете, несмотря на ожог и царапины, на корневища, за которые цепляются ваши ботинки, вы идёте в выбранном вами направлении и достигаете успеха. Напротив, если остановитесь, начнёте рассматривать, что вас зацепило, кто вас укусил, если будете слишком много обращать внимания на эти неприятности, то можете и сбиться с пути, и не достичь искомого.

Поэтому в духовной жизни для человека, действительно посвящающего себя стяжанию молитвенного духа, нужна определённая простота, даже некая грубость. Нельзя быть излишне тонкокожим, впечатлительным, потому что начнёшь гоняться за этими «блошками» и «мошками», а они и рады мельтешить перед вашим умственным взором. Демон так и действует: он пробегает, мутит сознание, оставляя на «ментальном дисплее» след, и очень любит тех, кто сразу бросается на эти, как говорят физики, кварки. Учёные гоняются за кварками и за хвост пытаются ухватить альфа, бета, гамма-частицы, чтобы зафиксировать их в этом андронном коллайдере.

Очень опасно вдаваться в такие тонкие исследования: принял я помысел или нет, довёл я до сердца раздражительность или она, как пуля, пролетела, оставив едва заметную царапину. Сосложился я с нецеломудренным представлением, которое из компьютера перекочевало в мою душу, или не успел? Ты готовишь какую-то студенческую работу, а по полям монитора прыгают какие-то хулиганки, делая тебе ручкой. И вы смотрите в текст, который вам выслал научный руководитель, а сами думаете: надолго ли у неё хватит наглости делать мне ручкой?..

Мы все обречены быть пожизненно новоначальными, и то просвещение, которое имели древние пустынники, отслеживающие и характеризующие демонов (более злых и наименее вредных), нам не грозит, конечно. Нам очень важно иметь простоту, и хотя на душе бывает темно, однако исконная начальная добродетель – это хождение пред Господом, это поставление себя пред Его невидимым лицом. Мы верим, что Бог нас видит, слышит, любит, ведёт, и как бы ни был ты страстен и заражён страстями, однако свет – это Сам Христос, невидимо нам предстоящий и внимающий. И к Нему, как некогда Петр взирал на Спасителя, идя по водам, христианин должен всегда устремлять духовные очи, а на сатанинскую детель и круговерть помыслов, на образы, ощущения и мысли излишнего внимании не обращать. Иначе будешь как какой-нибудь лесной зверь, который, проявив любопытство к кусочку сала, попал копытом или лапой в капкан. Демоны тотчас связывают ум и лишают человека памяти о Боге, когда он начинает воевать с помыслами, сбивается с прямой дороги. Нам, священникам, приходится иногда на исповеди встречать таких студентов. У меня на памяти есть такие. Всегда обращаешь на них внимание. Как-то пришёл ко мне такой студент. Мальчик сосредоточенный, немножко тревожный, с неспокойным взором, говорит тихим голосом. Начинает исповедоваться, и вы вдруг удивляетесь тонкости различения помыслов. «Мне днём внушал помысел взять ту маслину, которая осталась от завтрака. Но я этому помыслу сказал: не время ещё»… Поначалу думаешь, какая возвышенная, тонкая душа. Он продолжает: «Моё естество почувствовало влечение долу, к кровати. Я решил испытать, что это: немощь или разленение? Решил лечь и попробовать продолжать молиться, но молитва не исчезла. Я понял, что нуждаюсь в отдыхе…»

Иногда встречаются люди с удивительно тонкой организацией души, тонким каким-то самовоздержанием. Если кто читал, например, вопросы и ответы Варсонофия Великого и Иоанна Пророка – классическое произведение, – там иноки спрашивают своих учителей. У них удивительно тонкий внутренний мир, благодаря тому, что они живут в обители, рядом с просвещёнными старцами, они наблюдают за собой – это называется «внимать себе». Они, например, так спрашивают о взаимных отношениях: «Брат принёс мне в келью стёганое одеяло. Помысел мне сказал, что он сделал это по тщеславию. Авва, брать мне одеяло или не брать, потому что я осквернил в душе этот дар?» У нас-то проще: «Чё пришёл? Одеяло? Хорошо». А с какими помыслами он его принёс – неважно…

Но вернёмся к нашему студенту. Допустим, нашёлся священник, который его выслушал. Студент будет к нему ходить и приносить свои хартии. Приносит, приносит вот эти, но пастырский опыт показывает, что долго это не может продолжаться. Лукавый обманывает людей, которые думают, что им дано разбираться в своих помыслах, как какой-нибудь золотошвейке, у которой бисер в коробочке, мулине или ещё что. Невозможно в наше время долго заниматься такими бирюльками. И, как правило, это кончается плохо, каким-то душевным повреждением, потому что человек в результате абсолютно верит самому себе, доверяет своим расположениям.

Это самый сложный контингент исповедующихся, потому что вы слушаете его десять минут, а он заключает: «Вот, батюшка, помысел мне говорит, что вы неискренне меня наставляете, а только по долгу, что вы делаете это не от избытка сердца, а потому что грех меня не послушать. У вас холодные глаза». И как правило, демоны берут в оборот человека, и он уходит в поисках чего-то лучшего, либо впадает в тяжёлые состояния. Я сам вкусил этого добра…

И нужно было бы попасть к отцу Иоанну (Крестьянкину), который назвал бы вещи своими именами: «Ты знаешь, в чём ты копаешься?» – «Я внимаю себе». – «Ты не себе внимаешь, но ты провалился в общественный туалет и разгребаешь руками то, что плывёт тебе навстречу!..»

В умении абстрагироваться от многочисленных внутренних препон, препятствий заключается залог духовного здоровья. Скажем, вы приехали на север, где архитекторы реставрируют памятник деревянного зодчества. Там такие комары, что их бьёшь, расчёсываешь укусы, а местные жители на них внимания вовсе не обращают, потому что у них выработался иммунитет. И через полгода вы тоже будете выше всех этих точечных укусов.

И христианину сегодня обязательно нужно быть немножко толстокожим, избегать этой болезненной утонченности. Для этого необходимо заниматься делом – у занятой пчелы нет времени для скорби. Излишняя интровертность может привести к дурным результатам. Но подлинная внимательность к душе заключается в умении, как уточка, с волны на волну переплывать и отряхиваться, сохраняя себя в спокойствии.

Вопрос: Многие жалуются, что, не осуждая на словах, осуждают мысленно. Как избавиться от привычки мгновенно осуждать в мыслях?

о. Артемий: Конечно же, через внимание или правильное самовоззрение. Дело в том, что если душа долгое время была в забвении самой себя, и лукавый привык там хозяйничать, то где-то рядом со словесной силой, откуда рождаются мысли, сидит, как сказано в акафисте Богородице, «тлитель смысла», бесёнок. К Богородице мы обращаемся: «Радуйся, тлителя смыслов упраздняющая». Через небрежение о душе мы наживаем привычку. Только человек к вам подошёл, ещё не приблизился, а уже что-то дурное шевелится в сердце. Какой-то совершенно незаслуженный и несоответствующий истинному положению вещей, гаденький помысел прямо вворачивается в ваш ментальный поток.

Зато среди светских людей есть очень совестливые, которые вообще далеки от трезвения и предстояния Богу, молитвенного обращения к Создателю, но они не знают, как обстоит дело с их внутренним миром. Раньше дворянская культура достигала того, что детей приучали стыдиться худых помыслов, нечистых видов, корыстных намерений – это грешно, это некрасиво. Раньше были люди благородные и встречаются ещё единицы – люди с удивительным внутренним миром, нравственно остойчивые.

Бывает, что молодая женщина ухаживает за своей пожилой сродницей и делает это жертвенно, отдавая себя подвигу любви. Но вот вдруг у неё шевельнулся помысел, что сродница умрёт, и её двухкомнатная квартира перейдёт к ней, по родственному закону. Или другая ситуация: «Я приехала на свадьбу к своим родственникам, и у меня шевельнулся помысел, что моя золовка недостойна такого мужа. Он мне больше подходит». И так человек может ужаснуться этих помыслов, что я встречал людей, которые и годы спустя, первый раз придя на исповедь, кляли себя и исповедовали эти мысленные грехи, которые они в себе распинали в течение всей жизни. Совершенно не понимая, что эти шевеления этих гаденьких мыслей – это как раз дело того контрабандиста, который к вам присоседился и вворачивает эту демоническую мысль, а вам даже в голову не приходит, что это не ваш продукт. И опытный священник скажет: никогда не впечатляйтесь тем, что у вас шевельнулась в мыслях какая-то пакость, потому что есть правило номер один в духовной жизни: «Господи, это не Твоё и не моё, не принимаю. То, что не Твоё, то и не моё». И наличие этой пакости в душе не вменяется в грех, если вы открещиваетесь от неё.

Преподобный Антоний Великий, просвещённейший подвижник, был прозрачен, как стекло, в очах Божьих. И как-то один инок вопросил: «А что значит в Моисеовой книге Левит исчисление полков израильских?» Он говорит: «Брат, тебе не полезно символическое истолкование тонких мест Священного Писания. Но ради любви Христовой подожди немного, я пойду, спрошу». Вышел за околицу, помолился Моисею, ему явился пророк Моисей и объяснил, что это значит применительно к духовной жизни. Вернулся, пересказал иноку, но запретил впредь задавать подобные вопросы.

В полном жизнеописании Антония Великого был такой случай, когда какой-то софист, убедившись в совершенно небесном происхождении мудрости и будучи бессилен воевать с ним своими силлогизмами, обратился к волхву, чтобы тот скрутил святого Антония. Потому что у софиста уже не хватало диалектических аргументов, и он выбрал какого-то мага такого. За тройную плату маг обещал накрутить Антонию по первое число. И вызвал целую тучу демонов, такой батальон быстрого реагирования, и те набросились на подвижника. История эта каким-то образом вышла наружу, и святого Антония спросили, а что он ощущал третьего дня, когда по магическим заклинаниям этого мага вся сатанинская рать устремилась на него. И он говорил, что я ощущал особенное борение, нагнетание помыслов. Но он же утверждал, что всякий христианин облечён в Божественную невидимую светоносную силу, которая облекает ум и сердце подвижника, и он всегда ходит облечённый во всеоружие Божие. И уже усовершившись в этой мысленной брани, святой Антоний говорил о том, что демоны подходят в виде нитевидного помысла, как правило, весьма благовидного, в овечьей шкуре скрывается волк. И святой Антоний уже на расстоянии чувствовал духом, кто к нему пришёл, и низлагал эти помыслы, то есть усматривал их демоническую природу, так что они уже не проникали в его сердце, он просто их отщёлкивал. Таким же был преподобный Матфей Прозорливый (в Киево-Печерском патерике о нём написано), который гонял бесов, как мошек, и они даже не могли к нему приблизиться.

Мы, конечно, бываем и изнутри боримы, демоны возбуждают в нас неизжитые страсти. Это может быть очень сильное нагнетение. Однако твоё постоянное открещивание: «Господи это не моё, не моё, Господи, помоги». Известен классический пример, когда какая-то подвижница была три дня и три ночи попаляема блудной похотью, она была как бы снедаема огнём и совершенно отчаялась, потому что это пришло к ней после десяти лет совершенно небесного жительства. И затем ей было открыто, что Господь сопребывал с ней в этом страшном борении, неощутительно для неё, именно потому, что она отревала это состояние, хотя оно изнутри снедало её душу и тело.

А Богородица, исполненная непостижимого смирения и чистоты, с детских лет облечённая силой Духа Святого, была неприступна для воздействия этих мысленных тараканов. И это светлое облако, как во многих писаниях отеческих, посвящённых Богородице, сказано, облекало Её, и поэтому все гнусности фарисеев, этих талмудических злопыхателей (в Талмуде запечатлены страшные хулы на Богородицу), Её не касались.

Недавно меня кто-то спросил, что такое хула на Святого Духа. В повествовании о воскрешении Лазаря в Евангелии Иоанна Богослова читаем, что многие приходили в Вифанию и веровали во Христа ради Лазаря, воскрешённого Им из мёртвых. И собрались первосвященники и сказали: «Вот мы ничего не успеваем, весь мир идет за Ним». И положили убить Лазаря. Вот хула на Святого Духа, потому что явственное дело Божиих всемогущества и силы – воскрешённый Лазарь. И желание убить Лазаря как неопровержимого свидетеля Божественности Христа, конечно, есть хула на Святого Духа.

Да, и Матерь Божию они стерегли до кончины. Если вы знаете, то даже Её одр хотели опрокинуть. Это была организованная кампания, но где-то я читал, что, несмотря на все эти хулы, которыми они осыпали Её (Она ведь ходила ежедневно на Елеон и молилась там), и вопреки очевидности, Её не касались руки убийц Её Сына. И это благодаря Божиему покрову.

Некоторые спрашивают, как жить, когда вокруг матерная брань, в студенческих коридорах, школьных раздевалках, в присутственных местах. Девушки говорят на исповеди, что начальники дают задания, пересыпая свою речь отвратительной бранью. Режиссёры во время театрального прогона матом дают ценные указания актрисам, многие из них чистые и порядочные люди. Как вообще жить в этом мире? Вся эта словесная зараза и гной просто наполняют ментальное пространство. Но ответ один только: внимай себе, Христово имя призывай, облекайся этим именем как покровом, светлыми одеждами. И Матерь Божия являет пример того, что Она оставалась неуязвимой для демонической энергии, которая даже приблизиться к Ней не могла. Конечно, у нас брань иного порядка, диктат помыслов.

Поэтому не осуждать в мыслях действительно очень важно. Преподобный Амвросий Оптинский называет целомудрием свойство души не сопровождать никакими комментариями действия, появление и уход ближнего. Если внутри тебя живёт этот цензор или какой-то комментатор, который сопровождает обильными рассуждениями действия ближних, – это свойство падшей натуры. При сохранении даже внешней благовидности, презентабельности внутри человека могут происходить всякие мерзкие вещи, уничижительные характеристики ближних. Тот человек, который действительно стремится быть под благодатью, всё вверяет Господу, со всеми потрохами отдаёт ближнего Богу, – это называется умереть для людей. Как говорят, если не умрёшь для людей, не оживёшь для Бога. Это древо, как говорит Пимен Великий, древо познания добра и зла, от которого ты не должен вкушать. Ближний – это не твоя епархия. Это не твоё хозяйство. «Знай себя, и довольно с тебя». Внимай себе. «Сиди, лягушка, в своей луже и не квакай, чтобы не вышло чего хуже». И это, конечно, идеал, к которому нужно стремиться, чтобы этого внутреннего комментатора длинноязыкого, с раздвоенным языком, выгонять из души.

Человек, который не осуждает, получает от Бога совершенно особый дар и способность: видишь Божие создание и не вникаешь в его душу из благоговения перед Господом и пред тайной жизни ближнего, которая превышает твоё постижение. Это Божие создание, со всем, что его наполняет. И человек получает награду за эту безучастность или отстранённость, отчуждённость, получает сочувствие, которое даётся, как нам даётся благодать.

Священнику в этом отношении легче, потому что к нему как к врачу приходят на исповедь совершенно разные люди. Здоровые и больные, не все в радости. И его задача с пастырским участим принимать всякого, врачевать или содействовать врачеванию. Батюшкам очень легко, у них благодатное призвание, и они по самому призванию должны жалеть людей и им сочувствовать…

Вопрос. Как не осуждать, когда люди творят очевидное зло? А когда это обсуждается и нечего возразить, особенно, в мирской среде, где слов о вреде осуждения вообще не поймут?

о. Артемий: Святой апостол Иоанн Богослов говорит о том, что христиан не нужно учить, как учат несмышлёнышей. Христовым ученикам даровано помазание от Святого Духа, которое научает их всему.

Прежде всего, научает различать добро и зло. Будучи причастниками благодати Духа Святого, которая показания совести делает более точными и определёнными, мы в состоянии оценить всё, совершаемое под луной: различать свет и тьму, добро и зло, правду и ложь, истину и заблуждение. Встретив человека, который стал слугой тьмы, чрез которого действует дух ненависти и разрушения, мы конечно же сможем однозначно квалифицировать его действия. Этого от нас требует Сам Бог и Священное Писание, свидетельствующее: «не участвуйте в делах тьмы», «всякой злой вещи отгребайтесь», «предоставьте члены ваши в орудия праведности, а не в орудия нечистоты».

Правильно оценивая каждый поступок человека – благой или злой, – мы, в отличие от язычников, смотрим на личность говорящего, действующего, всегда видя в ней образ Божий. Этот образ может быть помрачён, искорёжен, изуродован, а может быть прояснён и светоносен.

Если мы встречаемся с человеком развращённым, у которого сожжена совесть, который уловлен диаволом, творит его волю, т.е. сеет в мире зло и несчастье, нам подобает молиться от том, чтобы Бог не попустил ему умножать зло, положил преграду производимому им бесчинию, просветил, умягчил сердце, обратил к покаянию. Русский народ сложил по этому поводу мудрую пословицу: «Всех люби, от всех беги». Сам Христос подаёт нам пример, когда Он удалялся от людей, заражённых злобой и ненавистью, в другой город.

Безусловно, если речь идёт о помощи ближним, друзьям, то христианин противится злу, не ответным злом, но доброй силой. Вплоть до самопожертвования, по заповеди Божией.

Итак, видя образец во Христе, вспоминая, как Он скорбел душой об ожесточении сердец фарисеев, книжников, заражённых духом богохульства, и мы призваны сохранять сердце от насилия ненависти, ожесточения, озлобленности. Но можем и должны скорбеть о погибели человеческих душ, добровольно ставших орудием злого духа.

Когда обсуждаются определённые темы, и мы не уверены, что наши слова о вреде осуждения, будут поняты и приняты, нам необходимо подчеркнуть наше нежелание участвовать в этих пересудах и злоречии. Сделать это нужно, чтобы не участвовать в общем грехе. Засвидетельствовать о своём нежелании слушать такие речи, что-то поддакивать вопреки предупреждению нашей собственной совести.

«Я в этом разговоре участвовать не хочу». «Вы меня простите, но меня не вдохновляют подобные темы». «Давайте-ка поговорим о другом». Так или иначе христианин может поставить точку и недвусмысленно дать понять собеседнику, что он не будет участвовать в развитии этой темы.

Беседовала Татьяна Радынова

https://www.hram-ks.ru/Propov_text/prop52f4ddfb5a497.php

Протоиерей Артемий Владимиров: О пути к вере, жизни на мажоре, удачах и ошибках

Гово­рить с ним прак­ти­че­ски невоз­мож­но. Тех­ни­че­ски. Даже если отой­ти дале­ко от хра­ма и рас­по­ло­жить­ся за дере­вья­ми. Уда­ет­ся задать один вопрос — и вот уже новые при­хо­жане при­шли с вопро­са­ми и прось­ба­ми. Впро­чем, так у любо­го насто­я­те­ля боль­шо­го при­хо­да, толь­ко вот еще про­то­и­е­рей Арте­мий Вла­ди­ми­ров живет на тер­ри­то­рии хра­ма Всех свя­тых в Крас­ном селе, а зна­чит застать его про­ще, хотя сам он и назы­ва­ет себя пти­цей залет­ной — мно­го командировок.

Выпуск­ник фило­ло­ги­че­ско­го факуль­те­та МГУ отец Арте­мий один из самых извест­ных свя­щен­ни­ков Моск­вы. Его ВЕЛЕРЕЧИВЫЙ стиль бесе­ды ценят или недо­люб­ли­ва­ют, а в этот раз, сидя под ябло­ней (с кото­рой раз в несколь­ко минут пада­ли ябло­ки и участ­ни­ки бесе­ды все жда­ли, когда же ябло­ко упа­дет и на них), мы попро­си­ли отца Арте­мия рас­ска­зать о послед­них деся­ти­ле­ти­ях жиз­ни Церк­ви и его жиз­ни: о пути ко Хри­сту и свя­щен­ству, о том, что уда­лось и что не уда­лось сде­лать в жизни.

— Отец Арте­мий, я знаю очень мно­го свя­щен­ни­ков, сего­дня слу­жа­щих в Москве, кото­рые воцер­ков­ля­лись в Вашем при­хо­де. А Вы сами как ока­за­лись в хра­ме впервые?

— Это было задол­го до поступ­ле­ния в род­ной Мос­ков­ский уни­вер­си­тет. Хотя, спра­вед­ли­во­сти ради ска­жем, что Alma Mater – фило­ло­ги­че­ский факуль­тет – во мно­гом содей­ство­вал воцер­ко­в­ле­нию мно­гих буду­щих пас­ты­рей Моск­вы. Доста­точ­но вспом­нить про­то­и­е­рея Вален­ти­на Асму­са – наше­го сосе­да в Крас­ном Селе, про­то­и­е­рея Мак­си­ма Коз­ло­ва – насто­я­те­ля уни­вер­си­тет­ско­го храма.

Когда я учил­ся в пятом клас­се, бабуш­ка пыта­лась заве­сти меня в храм, но это ей не уда­лось. По окон­ча­нии мною шко­лы, когда она пере­шла в мир иной, душа сама повлек­ла меня в храм, где послед­ние годы жиз­ни бабуш­ка при­ча­ща­лась Свя­тых Таин и дели­лась с нами какой-то необык­но­вен­ной радо­стью, сияв­шей в её очах.

Сту­ден­том уни­вер­си­те­та я вошёл в храм, кото­рый стал для меня род­ным, – в честь свя­то­го про­ро­ка Илии, что в Обы­ден­ском пере­ул­ке. Ещё ниче­го не зная о Боже­ствен­ной литур­гии, о при­ча­ще­нии Свя­тых Таин Хри­сто­вых, я застыл как вко­пан­ный, услы­шав незна­ко­мые мне дото­ле сло­ва, доно­сив­ши­е­ся с кли­ро­са. Три-четы­ре бла­го­об­раз­ных ста­руш­ки пели: «…Бла­жен­ны мило­сти­вые, ибо они поми­ло­ва­ны будут. Бла­жен­ные чистые серд­цем, ибо они Бога узрят…».

Душа моя рас­кры­лась при этих сло­вах, и я забыл всё меня окру­жа­ю­щее. Сей­час я пони­маю, что это, навер­ное, был пер­вый опыт под­лин­ной молитвы.

При­шёл в себя, когда батюш­ка вынес Свя­тую Чашу, – я не знал, что в ней, для кого она? Но серд­це мне тогда ска­за­ло: «Это для тебя». Посмот­рев, как дру­гие скре­щи­ва­ют руки, я роб­ко подо­шёл к свя­щен­ни­ку. Это был почив­ший про­то­и­е­рей Алек­сандр Его­ров – о нём сей­час напи­са­на кни­га вос­по­ми­на­ний. Он с боль­шим теп­лом и снис­хо­ди­тель­но­стью обра­тил­ся ко мне со сло­ва­ми: «Милень­кий, ты исповедовался?».

Конеч­но, я не так уж был наи­вен, что­бы не знать, что под­ра­зу­ме­ва­ет­ся под сло­вом «испо­ведь», и, отой­дя в сто­ро­ну, горь­ко запла­кал. Хотя был уже сем­на­дца­ти­лет­ним юношей.

Это были неждан­ные очи­сти­тель­ные слё­зы – наив­ные, доб­рые. Вый­дя из хра­ма, напра­вив сто­пы к уни­вер­си­те­ту, я про­дол­жал пла­кать, как дитя. Чув­ство­вал, слов­но какая-то коро­ста тает. Душа высво­бож­да­лась из-под тенет неве­рия. Запом­нил­ся мне тот пер­вый при­ход в храм, кото­рый стал нача­лом духов­но­го пути.

— Но пока это не было еще при­хо­дом к Церкви…

— Пом­нит­ся, совер­шен­но неожи­дан­но, в биб­лио­те­ке уни­вер­си­те­та, сре­ди учё­ных фоли­ан­тов, я уви­дел неиз­вест­но кем пред­ло­жен­ную мне книж­ку о мытар­ствах бла­жен­ной Фео­до­ры с переч­нем всех гре­хов! Открыв её из любо­пыт­ства, я до окон­ча­ния рабо­ты биб­лио­те­ки пере­пи­сы­вал её, чув­ствуя, что всё в ней изло­же­но в соот­вет­ствии с моей жиз­нью. У меня горе­ли щёки, душа как буд­то хоте­ла выпрыг­нуть вон. Такое вол­не­ние меня охва­ти­ло… и несколь­ко дней спу­стя, с огром­ной хар­ти­ей гре­хов (начи­ная с шести­лет­не­го воз­рас­та), под­го­тов­лен­ной совер­шен­но самостоятельно..

— При­шли вновь!

— Лег­ко ска­зать – при­шёл! Это была борь­ба! Мне было страш­но! Какой-то лука­вый голос гово­рил мне: «Не сей­час, потом при­хо­ди! Ну что ты ска­жешь свя­щен­ни­ку, кото­рый думал, что ты при­лич­ный чело­век?», а дру­гой голос – сове­сти – под­ска­зы­вал: «Сей­час и толь­ко сей­час! Про­мед­ле­ние смер­ти подоб­но!». И побе­дил этот голос – Ангела-хранителя.

Не знаю, сколь­ко я испо­ве­дал­ся – 10, 20 или 30 минут. Они пока­за­лись мне одной секун­дой. Но когда свя­щен­ник лас­ко­во ска­зал: «Опу­стись на коле­ни, Артё­моч­ка!» (вот вез­ло же нам тогда на батю­шек!) и, нало­жив на меня епи­тра­хиль, про­чи­тал молит­ву, я почув­ство­вал, что у меня даже в костях про­изо­шло какое-то бла­го­твор­ное изме­не­ние. Душа ста­ла неве­со­мой, на серд­це посе­ли­лась уди­ви­тель­ная радость, покой! Это была точ­но «баня покаяния»!

Вый­дя на ули­цу в оглу­шён­ном состо­я­нии, я был пора­жён какой-то осо­бен­ной чисто­той неба; до меня вдруг донес­лось щебе­та­нье птиц, а лица чело­ве­че­ские каза­лись мне ангель­ски­ми. С тех пор я познал, что такое испо­ведь, воз­рож­да­ю­щая душу к живой и зря­чей вере…

— Вы учи­лись на фило­ло­ги­че­ском факуль­те­те, а когда и как воз­ник вопрос о семинарии?

— Моим науч­ным руко­во­ди­те­лем в уни­вер­си­те­те был Ники­та Ильич Тол­стой, зна­ме­ни­тый сло­вес­ник, под­лин­ный хри­сти­а­нин. Я у него писал диплом

— А о чем был диплом?

— О вели­ко­кня­же­ских жити­ях свя­тых Оль­ги и Бори­са и Гле­ба. Ники­та Ильич, встре­тив во мне не слиш­ком усерд­но­го сту­ден­та (усер­дие мне было свой­ствен­но, про­сто духов­ный путь ста­нов­ле­ния давал­ся нелег­ко), повто­рял вре­мя от вре­ме­ни: «Тёмоч­ка, учи­тесь! Духов­ной ака­де­мии нуж­ны обра­зо­ван­ные фило­ло­ги!». Я тогда понять не мог – о какой ака­де­мии он гово­рит? Но с его лёг­кой руки, пора­бо­тав извест­ное вре­мя учи­те­лем в несколь­ких совет­ских шко­лах, я был при­гла­шён в Мос­ков­скую духов­ную ака­де­мию в каче­стве преподавателя.

Пре­по­да­вал более 10 лет рус­ский язык, сти­ли­сти­ку рус­ско­го язы­ка, цер­ков­но­сла­вян­ский язык, ста­ро­сла­вян­ский язык, рито­ри­ку и потом даже Новый Завет. Таким обра­зом, экза­ме­ны мне при­шлось сда­вать уже экстерном.

— Чуть ли не весь гума­ни­тар­ный курс вели…

— Уже там, в сте­нах Мос­ков­ской семи­на­рии, я полу­чил при­гла­ше­ние рек­то­ра всту­пить на путь свя­щен­но­слу­же­ния. На Пре­по­доб­но­го Сер­гия, 18 июля 1987 года, я был руко­по­ло­жен во диа­ко­ны. А через 5 меся­цев, в ночь на Рож­де­ство Хри­сто­во 1988 года, стал священником.

Если бы Вы меня спро­си­ли: «Что Вы чув­ство­ва­ли в ночь руко­по­ло­же­ния?», я бы Вам отве­тил: «Очень вол­но­вал­ся, тре­пе­тал, как вся­кий, навер­ное, став­лен­ник». Но когда с воз­гла­сом «Аксиос!» епи­скоп воз­ло­жил крест на мои пле­чи, я вдруг почув­ство­вал, что свер­ши­лось то, что долж­но было свер­шить­ся. Слов­но суд­но, при­го­тов­лен­ное на вер­фях, было спу­ще­но на воду… И до сих пор я счи­таю руко­по­ло­же­ние глав­ным собы­ти­ем моей жизни.

— Вы ведь прак­ти­че­ски с само­го нача­ла слу­же­ния были в хра­ме всех свя­тых в Крас­ном селе?

— Моя свя­щен­ни­че­ская сте­зя нача­лась с ака­де­ми­че­ско­го хра­ма, но служб там было недо­ста­точ­но, пото­му, к боль­шой для себя радо­сти, я при­нял пред­ло­же­ние послу­жить диа­ко­ном в хра­ме Вос­кре­се­ния Сло­ву­ще­го, что на Успен­ском враж­ке (в Брю­со­вом пере­ул­ке, быв­шей ули­це Нежда­но­вой). Став свя­щен­ни­ком, я про­дол­жал вне­штат­но слу­жить в этом хра­ме не за страх, а за совесть. Это были счаст­ли­вей­шие годы в моей жиз­ни! Когда же мне пред­ло­жи­ли насто­я­тель­ство в Крас­ном Селе, я не отка­зал­ся и взял бла­го­сло­ве­ние у отца Иоан­на (Кре­стьян­ки­на). Мне при­шлось два или три раза бесе­до­вать с этим заме­ча­тель­ным все­рос­сий­ским батюшкой.

Пере­дан­ный мне храм Всех Свя­тых несколь­ко десят­ков лет сто­ял опу­сто­шён­ным, разо­рён­ным, с про­ху­див­ши­ми­ся купо­ла­ми. Сла­ва Богу, что сто­ял и не был раз­ру­шен до основания!

— А чем он был занят в совет­ское время?

— С 1960‑х годов до 1989-го года в зда­нии закры­то­го хра­ма хра­нил­ся архив зем­ской упра­вы; часть тер­ри­то­рии зани­мал фили­ал мос­ков­ско­го заво­да по про­из­вод­ству зон­ти­ков, рас­по­ло­жен­но­го в Дани­лов­ском мона­сты­ре. Это были осо­бые зон­ти­ки, кото­рые рас­кры­ва­лись, но уже не закрывались.

К сожа­ле­нию, ком­со­моль­ская моло­дёжь умуд­ри­лась раз­бить молот­ка­ми бело­мра­мор­ный ико­но­стас, быв­ший укра­ше­ни­ем Алек­се­ев­ско­го мона­сты­ря. Но у стра­ха гла­за вели­ки. Гла­за боят­ся, руки делают.

Думаю, что наша общи­на, наш при­ход и соби­ра­лись, и креп­ли в этих нелёг­ких, но радост­ных тру­дах по воз­рож­де­нию хра­ма Всех Святых…

— Вы помни­те пер­вый день здесь?

— Начи­на­лось всё с того, что я с поте­рян­ным видом ходил и недо­уме­вал, зада­вая себе извеч­ный вопрос рус­ской жиз­ни: «Что делать?».

Когда я учил­ся на англий­ском отде­ле­нии, кафед­ру воз­глав­ля­ла О. С. Ахма­но­ва, масто­донт изу­че­ния англий­ско­го язы­ка, и в тече­ние двух или трёх лет мы повто­ря­ли толь­ко одну фра­зу, с англий­ским прононсом:

Как Вы дума­е­те, с чего же нам начать?

Вот я и думал…

Я был совсем ещё птен­цом, но, сла­ва Богу, меня окру­жа­ли очень ини­ци­а­тив­ные и опыт­ные в цер­ков­ном стро­и­тель­стве и жиз­ни люди. Уже было созда­но Брат­ство свя­ти­те­ля Фила­ре­та Мос­ков­ско­го, кото­рое, бла­го­да­ря друж­ной коман­де, «выби­ва­ло» у ведомств не пер­вый храм юри­ди­че­ски­ми путя­ми. Дело спорилось!

— Как с брат­ством познакомились?

— Они сами нашли меня на ули­це Нежда­но­вой и сде­ла­ли это пред­ло­же­ние. Я поста­вил тогда усло­ви­ем – не обре­ме­нять меня ни сме­та­ми, ни кир­пи­ча­ми, ни финан­са­ми. Моё дело – пас­тыр­ство и педа­го­ги­ка. Бла­го­да­ря этой дого­во­рён­но­сти я до сих пор имею воз­мож­ность зани­мать­ся моим люби­мым делом, а не сидеть сре­ди цемент­ной пыли.

— Гра­мот­но! Ско­ро нача­ли служить?

— Суб­бо­та, вос­кре­се­нье, буд­ни и празд­ни­ки – всё никак мы не мог­ли опре­де­лить­ся с пер­вой литур­ги­ей. Пере­но­си­ли её несколь­ко раз, нако­нец, реши­ли – Лаза­ре­ва суб­бо­та. Это было в 1991‑м году. Како­во же было впо­след­ствии наше удив­ле­ние, когда ока­за­лось, что 30 мар­та – память пре­по­доб­но­го Алек­сея, чело­ве­ка Божия, хозя­и­на это­го места! Так вот и до сих пор, я верю, что он про­став­ля­ет глав­ные вехи в воз­рож­де­нии соб­ствен­ной обители.

Рас­ска­жи­те про пер­вые дни, меся­цы жиз­ни храма.

Это юность, кото­рая все­гда пре­крас­на. Счаст­ли­вые часов не наблю­да­ют! Это вдох­но­вен­ный труд, кото­рый Вам не в тягость, а в радость!

Служ­бы при пят­на­дца­ти­гра­дус­ном моро­зе, когда пере­ми­на­ешь­ся с ноги на ногу. Дву­сто­рон­нее вос­па­ле­ние лёг­ких, кото­рое мне при­шлось пере­не­сти (с тех пор я стал «теп­ло­лю­би­вым живот­ным»). Чае­пи­тия после служб (они у нас про­дол­жа­ют­ся до сих пор). Это и вечер­ние, ноч­ные испо­ве­ди – до закры­тия мет­ро, когда сту­ден­ты всё сто­ят, как зай­чи­ки, в ожи­да­нии сво­е­го звёзд­но­го часа – очи­ще­ния от грехов.

— А как созда­ва­лась община?

— «Баб­ка за реп­ку, дед­ка – за баб­ку…» Чадо – за дед­ку… В фор­ми­ро­ва­нии при­хо­да все­гда дол­жен гос­под­ство­вать глав­ный прин­цип жиз­ни. Совсем не финан­сы опре­де­ля­ют дело, а бла­го­го­вей­ное слу­же­ние пас­ты­ря и его откры­тость навстре­чу душам человеческим!

Хри­стос запо­ве­до­вал Сво­им после­до­ва­те­лям любовь, а при­знак этой люб­ви – жерт­вен­ность! Обо­юд­ная жерт­вен­ность пас­ты­рей и при­хо­жан в люб­ви к сво­е­му хра­му. Часть при­хо­жан после­до­ва­ли сюда, в храм Всех Свя­тых, с ули­цы Нежда­но­вой. При­ход был моло­дёж­ный: мы с матуш­кой закон­чи­ли уни­вер­си­тет, у нас все­гда было мно­го дру­зей, кото­рых объ­еди­ня­ло общее сту­ден­че­ское прошлое.

— Что было самым слож­ным для Вас как для свя­щен­ни­ка в пер­вые годы ста­нов­ле­ния прихода?

— Борь­ба с соб­ствен­ны­ми стра­стиш­ка­ми. Они ведь не милу­ют ни пра­во­го, ни вино­ва­то­го. Само­лю­бие и гор­дынь­ка, раз­дра­жи­тель­ность и обжор­ство и про­чие про­яв­ле­ния нашей пад­шей природы.

Ведь, про­по­ве­дуя иным, гово­рит апо­стол Павел, ты сам не дол­жен быть нику­да негод­ным, но при­зван сми­рять своё тело! И толь­ко тогда уста сви­де­тель­ству­ют о радо­сти Хри­сто­ва вос­кре­се­нья, когда в нас самих, про­по­вед­ни­ках, цар­ству­ет гар­мо­ния, согла­сие меж­ду умом и серд­цем, душой и телом. «От избыт­ка серд­ца гла­го­лят уста чело­ве­че­ские.» Ста­ло быть, самое труд­ное в нашем заме­ча­тель­ном слу­же­нии – это пред­сто­я­ние Живо­му Богу, твой лич­ный подвиг пока­я­ния, молит­вы, хож­де­ния пред лицом Небес­но­го Отца.

В моло­до­сти мно­го при­хо­дит­ся тру­дить­ся. Почи­тай­те днев­ни­ки отца Иоан­на Крон­штадт­ско­го – как он борол­ся и рас­пи­нал в себе грех; как сето­вал на свою невни­ма­тель­ность, попа­да­ясь на улов­ки вра­га рода чело­ве­че­ско­го, то есть согре­шая раз­дра­жи­тель­но­стью или невоз­дер­жа­ни­ем в пище! И каж­дый моло­дой пас­тырь дол­жен прой­ти эту брань в пер­вые годы сво­е­го служения.

— Потом лег­че становится?

— Если не испы­ты­ва­ешь лёг­ко­го голо­во­кру­же­ния от мни­мых успе­хов, но отно­сишь­ся к себе кри­ти­че­ски – борешь­ся, каешь­ся, при­ча­ща­ешь­ся, – лет два­дцать спу­стя при­хо­дит пер­вое чув­ство облег­че­ния. Молодо–зелено, но бла­го­дать Божья мно­го уте­ша­ет искрен­не­го тру­же­ни­ка на ниве Хри­сто­вой. Поэто­му мы, моло­дые батюш­ки, слов­но лета­ли в сво­их при­хо­дах, как жаво­рон­ки купа­ют­ся в небес­ной лазури.

В это вре­мя всё меня­лось в стране. Как Вы сей­час смот­ри­те на 90‑е годы?

С печа­лью смот­рю я на трёх зуб­ров, кото­рые, собрав­шись в Бело­веж­ской Пуще, сами не зна­ли, что под­пи­са­ли. И рас­полз­лись в раз­ные сто­ро­ны Вели­кая, Малая, Белая Русь. Побе­ди тогда наци­о­наль­ная идея, вме­сто пошло­го демо­кра­ти­че­ско­го сце­на­рия – ины­ми были бы мы сейчас.

Но жизнь пра­во­слав­но­го при­хо­да настоль­ко насы­щен­на, радост­на, напол­не­на, что поли­ти­че­ские нестро­е­ния, конеч­но, зани­ма­ют умы и серд­ца, но всё-таки не име­ют силы рас­чле­нить то, что Сам Бог соби­рал Сво­ею бла­го­да­тью вокруг пре­сто­ла, вокруг Хри­сто­вой Чаши. Жизнь свя­щен­ни­ка в Москве – напря­жён­ная, твор­че­ская. Ску­чать, гру­стить, гре­шить нам про­сто неко­гда! Пото­му что спрос опе­ре­жа­ет пред­ло­же­ние! Мы все здесь живём по заве­ту В. В. Мая­ков­ско­го: «Све­тить все­гда, све­тить вез­де… Вот лозунг мой и солнца!».

Конеч­но, в 90‑е годы мно­гие нахо­ди­ли для себя храм, убе­гая от ужа­са, без­вы­ход­но­сти, апа­тии. И пас­ты­рям, офи­це­рам цер­ков­но­го ведом­ства, при­хо­ди­лось сто­ять на пере­до­вой. Пред­ставь­те себе, всё сме­ша­лось: пули, ядра, кони, свист шрап­не­ли. Пада­ют уби­тые, ране­ные про­сят о помо­щи. А свя­щен­ни­ки, как мед­сёст­ры и мед­бра­тья, вытас­ки­ва­ют бой­цов и тут же, в воен­ном лаза­ре­те, без нар­ко­за извле­ка­ют оскол­ки сна­ря­дов 1812 года. Заши­ва­ют эти раны, покры­ва­ют их баль­за­мом мило­сти и люб­ви. Горя­чая стра­да – мы, пас­ты­ри, похо­жи на жне­цов в июль­ский пол­день, когда, не раз­ги­бая спи­ны, в запо­тев­шей полот­ня­ной руба­хе – вжих-вжих. Сноп за сно­пом соби­ра­ешь. А там, впе­ре­ди, – «ещё вол­ну­ет­ся жел­те­ю­щая нива», «и пря­чет­ся мали­но­вая сли­ва под тенью сла­дост­ной зелё­но­го листка»!..

ИТОГИ 20-ЛЕТИЯ

— Что за про­шед­шие два­дцать лет Вам на при­хо­де не уда­лось сделать?

— Мно­го чего не уда­лось. В основ­ном я вижу толь­ко ущерб­но­сти и ошиб­ки. Но буду испо­ве­до­вать­ся, раз вы просите!

Пер­вое – не уда­лось отрас­тить кры­лья вдох­но­вен­ной молит­вы, кото­рую ожи­да­ют от батю­шек при­хо­жане. Впро­чем, я не теряю надежды.

Не уда­лось спло­тить свя­щен­ни­ков мое­го при­хо­да так, как бы это­го мне, насто­я­те­лю, хоте­лось. Такой нын­че век, когда каж­дый более занят сво­и­ми част­ны­ми, семей­ны­ми инте­ре­са­ми, меж­ду тем как успех обще­го дела боль­ше зави­сит от коман­ды, от еди­но­мыс­лия, единодушия.

Не уда­лось вос­пи­тать при­хо­жан таки­ми друж­ны­ми и быст­ры­ми на помощь друг дру­гу, как это­го тре­бу­ет хри­сти­ан­ская совесть. Народ подустал от самих себя, от жиз­ни. Вот у одной при­хо­жан­ки папа лежит в далё­ком под­мос­ков­ном гос­пи­та­ле. У него – тяж­кий недуг, похо­жий на лей­ке­мию. В совре­мен­ной боль­ни­це кро­ви нет – по край­ней мере, для про­стых. Пове­си­ли объ­яв­ле­ние «Сроч­но нуж­на помощь» и теле­фон. Два дня про­ви­сел этот при­зыв, но пока без­от­вет­но. Меж­ду тем, ино­гда жизнь вопи­ет о реше­нии, кото­рое долж­но при­ни­мать­ся тобою сей­час. И про­мед­ле­ние смер­ти подобно…

Что ещё не уда­лось? Не уда­лось сде­лать в Крас­ном Селе «город-сад». Не уда­лось постро­ить Китеж-град, что­бы защи­тить­ся от аша­нов, бас­сей­нов. Хотя мы верим, что в бли­жай­шем буду­щем по пери­мет­ру этой боль­шой тер­ри­то­рии вста­нут мона­стыр­ские построй­ки в рус­ско-визан­тий­ском сти­ле, в сти­ли­сти­че­ском един­стве с архи­тек­ту­рой храма.

Не уда­лось выбить учи­те­лям нашей шко­лы при­ли­че­ству­ю­щую зар­пла­ту. В силу того, что это аль­тер­на­тив­ное учеб­ное заве­де­ние, хотя и лицен­зи­ро­ван­ное, и аккре­ди­то­ван­ное, пере­жи­ва­ет посто­ян­ный финан­со­вый кри­зис. Не уда­лось, может быть, под­нять обра­зо­ва­ние на тот уро­вень, на кото­ром нахо­дят­ся луч­шие шко­лы столицы.

Но важ­на не побе­да, а уча­стие! По край­ней мере, у нас ещё сохра­ня­ет­ся жиз­нен­ная актив­ность! Жела­ние сде­лать жизнь кра­ше, весе­лее – это уже нема­ло! Сего­дня ведь так лег­ко уснуть со ста­ка­ном без­ал­ко­голь­но­го пива в одной руке и гам­бур­ге­ром в дру­гой… С радо­стью при­зна­юсь, что мне нико­гда не при­хо­ди­лось бывать в Макдональдсе.

— Как Вы оце­ни­ва­е­те два­дца­ти­ле­тие без гонений?

— Мне кажет­ся, что сей­час мы все явля­ем­ся сви­де­те­ля­ми про­цес­са нрав­ствен­ной поляризации.

С одной сто­ро­ны, хри­сти­ан­ское про­све­ще­ние дела­ет свои побе­до­нос­ные шаги. Вот бук­валь­но сего­дня, заехав в рас­по­ло­жен­ный на окра­ине Моск­вы город Реутов, я уви­дел два таких пре­крас­ных хра­ма в рус­ском сти­ле, что любо-доро­го смот­реть, глаз не отве­сти! И это, конеч­но, див­но, что наши сооте­че­ствен­ни­ки видят Божию кра­со­ту и могут вой­ти в Божий храм и рас­крыть своё серд­це навстре­чу бла­го­да­ти Гос­под­ней. Конеч­но, в этом – огром­ная заслу­га не толь­ко иерар­хии (хотя нуж­но гово­рить о тру­дах Свя­тей­ших Пат­ри­ар­хов, свя­щен­ства), но – и доб­рых при­хо­жан, кото­рые, как свет­ляч­ки, ухо­дят со служ­бы и несут в этот тём­ный мир лам­па­ды сер­дец, зажжён­ных молитвой.

А на дру­гом полю­се – оди­ча­ние обще­ства. Мы все – сви­де­те­ли гео­по­ли­ти­че­ских про­цес­сов, рас­па­де­ния, ослаб­ле­ния вла­сти на всех уров­нях. Про­ис­хо­дит раз­ру­ше­ние госу­дар­ствен­но­сти, как буд­то какой-то жучок-коро­ед внед­рил­ся и остат­ки-слад­ки рос­сий­ской госу­дар­ствен­но­сти жуёт-жуёт… А ещё здра­во­охра­не­ние, обра­зо­ва­тель­ная деятельность…

Но не будем искать вра­гов – Бог шель­му метит! Заме­ча­ем, что серд­ца чело­ве­че­ские ста­но­вят­ся более аморф­ны­ми. Сего­дня каж­дый стро­ит свой соб­ствен­ный мирок, но в людях мало искон­но рус­ских свойств харак­те­ра – спо­соб­но­сти болеть за судь­бу нации, стра­ны, Оте­че­ства, его буду­ще­го. Впро­чем, это есть ещё у нас.

Мы всё рав­но не пре­вра­тим­ся нико­гда в ман­кур­тов, несмот­ря на все уси­лия наших зару­беж­ных парт­нё­ров! Сего­дня раз­ность потен­ци­а­лов – нали­цо. Нын­че на дво­ре – тре­тье тыся­че­ле­тие, пора само­опре­де­ле­ния – к све­ту или к тьме, к сози­да­нию или к раз­ру­ше­нию. Нам дано ещё малое вре­мя сво­бо­ды, когда каж­дый волен опре­де­лить­ся. А что при­не­сёт нам зав­траш­ний день?..

Навер­ное, без испы­та­ния не обой­тись. Я верю, что Гос­подь очень любит нашу Роди­ну, как любит все созда­ния, кото­рые Он создал. И Про­мысл Божий свер­ша­ет­ся в Рос­сии, одна­ко, без скор­бей нам не обой­тись, если мы хотим вый­ти навстре­чу свет­ло­му будущему…

— Как, на Ваш взгляд, будет менять­ся отно­ше­ние обще­ства к Церкви?

— Мно­гие гово­рят, что обще­ство дича­ет и мало-пома­лу своё толе­рант­ное, индиф­фе­рент­ное отно­ше­ние сме­нит ази­ат­ским оска­лом. Но я по нату­ре опти­мист и хочу верить в луч­шее. Верю, что зна­чи­мость доб­ро­го сло­ва, дела, молит­вы каж­до­го из нас очень вели­ка во все­лен­ском масштабе.

Поэто­му будем спе­шить делать доб­ро – бес­ко­рыст­ное, неглас­ное, тай­ное, не заду­мы­ва­ясь о великом.

Не будем стра­дать гиган­то­ма­ни­ей, но каж­дый из нас при­зван вне­сти свою леп­ту в дело сози­да­ния люб­ви Божьей на зем­ле. А Гос­подь всё учи­ты­ва­ет, и, конеч­но, наши бес­силь­ные поту­ги даром не про­па­дут. Может быть, нам и не дано будет дожить до вели­кой побе­ды, но само созна­ние, что ты про­жил жизнь не рас­ти­тель­ную, уже уте­ша­ет. Помни­те, как нас в шко­ле учи­ли: «Нуж­но так про­жить жизнь, что­бы не было мучи­тель­но боль­но за бес­цель­но про­жи­тые годы».

— У Вас есть часы дежур­ства или Вы нахо­ди­тесь в хра­ме постоянно?

— Фор­маль­но у меня есть часы дежур­ства, но я люб­лю тру­дить­ся «из люб­ви к искус­ству», часов не наблю­дая. Прав­да, в послед­нее вре­мя при­хо­жане спра­вед­ли­во меня уко­ря­ют, что я стал пти­цей залёт­ной-пере­лёт­ной. Хотя, если посмот­реть, то удель­ный вес насто­я­те­ля в хра­ме боль­ше, чем у дру­гих свя­щен­ни­ков. Но Вы зна­е­те – «куда б нас не забро­си­ла судь­би­на, Оте­че­ство нам – Крас­ное Село».

Здесь так хоро­шо отдох­нуть, посмот­реть на ябло­ни, уве­шан­ные зре­лы­ми пло­да­ми. Я вот всё жду, когда мне на темеч­ко упа­дёт хотя бы одно яблоч­ко, и я открою ещё один, чет­вёр­тый закон Иса­а­ка Ньютона…

— А что уда­лось сделать?

— Уда­лось, с Божьей помо­щью, при­учить при­хо­жан рас­кры­вать свою совесть в таин­стве испо­ве­ди (я и сам это часто делаю), веруя, что Бог вос­пол­нит недо­ста­ю­щее и пове­дёт каж­до­го, кто бла­го­го­ве­ет перед таин­ства­ми, «тро­пой бес­ко­рыст­ной люб­ви» и спа­се­ния. Наши при­хо­жане любят при­об­щать­ся Свя­тых Хри­сто­вых Таин. А ведь в этом – сре­до­то­чие хри­сти­ан­ской жизни.

Уда­лось спло­тить людей на наших чай­ных цере­мо­ни­ях, при­влечь моло­дёжь, слу­жи­те­лей искус­ства, куль­ту­ры, кото­рые все­гда с удо­воль­стви­ем делят­ся талан­та­ми со сво­и­ми почи­та­те­ля­ми. У нас все­гда мно­го гостей, мно­го друзей.

Уда­лось поез­дить по белу све­ту в каче­стве «бро­дя­че­го про­по­вед­ни­ка»! И в этих поезд­ках я чер­паю жиз­нен­ные силы, пото­му что вижу, насколь­ко заме­ча­те­лен наш народ, как он глу­бок, сколь­ко в нём теп­ло­ты, сокро­вен­ной силы! И как гото­вы люди к вос­при­я­тию сло­ва, радост­но­го и живо­го сло­ва о вере, надеж­де и любви.

Уда­лось «под­пи­тать» пуб­ли­ку аудио‑, видео- и книж­ной про­дук­ци­ей. Уда­ёт­ся чаще появ­лять­ся в домах телеприхожан.

Думаю, что мы долж­ны поль­зо­вать­ся теми воз­мож­но­стя­ми, кото­рые нам, пас­ты­рям, предо­став­ля­ет вре­мя для того, что­бы «сеять разум­ное, доб­рое, веч­ное» на рас­сто­я­нии деся­ти тысяч кило­мет­ров от тебя. И я бла­го­да­рю Бога, что живу в Рос­сии, тру­жусь в Москве! Бла­го­да­рю Гос­по­да, что мы с матуш­кой из учи­тель­ско­го сосло­вия, что мы можем зани­мать­ся педа­го­ги­че­ской дея­тель­но­стью, рук не покла­дая, спи­ны не разгибая.

Давай­те жить на мажо­ре! «Возь­мём­ся за руки, дру­зья, чтоб не про­пасть поодиночке»!

Бесе­до­ва­ла Анна Данилова

Источ­ник: Правмир.ру