«Сдай билет»
Вот уже третий день пытаемся попасть на приём к старцу Адриану (Кирсанову), а только очереди к батюшке такие, что не достояться никак. Словом, томимся в очереди и грешим, осуждая тех, кто терзает батюшку по пустякам. Судите сами – вместе с нами все эти дни стоят в очереди местные женщины, которым надо получить у батюшки благословение на сбор ягод в лесу. – Давно бы сходили в лес и набрали ягод, – усмехается паломница из Москвы. – А то ведь скоро будут благословляться так: «Батюшка, благословите чихнуть!» Но если сборщицы ягод вызывают скорее недоумение, то юной Лидочке из Петербурга достаётся уже по полной программе. Во-первых, Лидия прошла к отцу Адриану без очереди, потому что батюшка так благословил. Во-вторых, ей назначена генеральная исповедь, начиная с семилетнего возраста, а это, как известно, дело долгое. Через окно кельи видно, как Лидочка достала из сумки толстую тетрадь и, капая на бумагу слезами, начала читать. Минут сорок читала. Наконец захлопнула тетрадь, и батюшка уже возложил на её голову епитрахиль, как девушка достала из сумки вторую тетрадь… потом третью, четвёртую. Или уже пятую? – Мне уезжать надо, а она всё сидит! – нервничает паломница из Владивостока. Наконец Лидия вышла из кельи, но тут же вернулась обратно: – Ой, батюшка, я же забыла спросить… И батюшка снова о чём-то говорит с исповедницей, называя её ласково Лидочкой. – «Лидочка», «Лидочка»! – взрывается негодованием красавица Катя. – Без году неделя у батюшки, а уже «Лидочка»! Катя явно ревнует Лидию к батюшке. А история у Кати такая – шесть лет назад она оставила жениха и приехала к старцу, требуя, чтобы он постриг её в монахини. Катя вся в подвигах. Например, этим Великим постом она ела, как кролик, лишь капустные листья, пригласив меня, кстати, присоединиться к ней. Я отказалась, сославшись на немощь. – Ну, если вы даже такой малости не можете, – надменно сказала мне Катя, – то чего же доброго от вас ждать? Правда, в отличие от кролика, Катя после этого возненавидела капусту. И тем обиднее то, что батюшка не замечает Катиных подвигов и не благословляет на постриг. Забегая вперёд, скажу, что, когда через десять лет я спросила знакомых, постриг ли батюшка Катю, они ответили: – Не постриг. Но Катя у нас железная леди: всё равно, мол, своего добьюсь. Впрочем, Катя – не единственная, кто приезжает к старцу добиваться своего. Мнение батюшки таким людям даже неинтересно, ибо старец просто обязан благословить чью-то вздорную идею, выдумку или самообман. В итоге желаемое выдаётся за действительное, и вот лишь один, но известный факт. Несколько лет назад, якобы по благословению старца Адриана, проходила акция Всенародного покаяния за убийство царя. Возле храмов стояли женщины с подписными листами и уговаривали прохожих поставить подпись, «а иначе Россию не спасти». Ради спасения России подписывались многие, но тут один инок сказал: – Простите, но вчера я был у батюшки Адриана и спросил его про эти подписные листы. А батюшка ответил: «Да разве мог я благословить такую глупость? Каяться надо в личных грехах, а покаяния за чужие грехи в православии нет». – А мы думали… – смутились женщины. В общем, как говорил преподобный оптинский старец Нектарий: «Кончайте “думать” – начинайте мыслить».
Адриан (Кирсанов)
«Сдай билет»
Вот уже третий день пытаемся попасть на приём к старцу Адриану (Кирсанову), а только очереди к батюшке такие, что не достояться никак. Словом, томимся в очереди и грешим, осуждая тех, кто терзает батюшку по пустякам. Судите сами – вместе с нами все эти дни стоят в очереди местные женщины, которым надо получить у батюшки благословение на сбор ягод в лесу.
Архимандрит Адриан (Кирсанов) с чадами на Богородничной горке. Автор фотографии: Наталья Борисовна.
– Давно бы сходили в лес и набрали ягод, – усмехается паломница из Москвы. – А то ведь скоро будут благословляться так: «Батюшка, благословите чихнуть!»
Но если сборщицы ягод вызывают скорее недоумение, то юной Лидочке из Петербурга достаётся уже по полной программе. Во-первых, Лидия прошла к отцу Адриану без очереди, потому что батюшка так благословил. Во-вторых, ей назначена генеральная исповедь, начиная с семилетнего возраста, а это, как известно, дело долгое. Через окно кельи видно, как Лидочка достала из сумки толстую тетрадь и, капая на бумагу слезами, начала читать. Минут сорок читала. Наконец захлопнула тетрадь, и батюшка уже возложил на её голову епитрахиль, как девушка достала из сумки вторую тетрадь… потом третью, четвёртую. Или уже пятую?
– Мне уезжать надо, а она всё сидит! – нервничает паломница из Владивостока.
Наконец Лидия вышла из кельи, но тут же вернулась обратно:
– Ой, батюшка, я же забыла спросить…
И батюшка снова о чём-то говорит с исповедницей, называя её ласково Лидочкой.
– «Лидочка», «Лидочка»! – взрывается негодованием красавица Катя. – Без году неделя у батюшки, а уже «Лидочка»!
Катя явно ревнует Лидию к батюшке. А история у Кати такая – шесть лет назад она оставила жениха и приехала к старцу, требуя, чтобы он постриг её в монахини. Катя вся в подвигах. Например, этим Великим постом она ела, как кролик, лишь капустные листья, пригласив меня, кстати, присоединиться к ней. Я отказалась, сославшись на немощь.
– Ну, если вы даже такой малости не можете, – надменно сказала мне Катя, – то чего же доброго от вас ждать?
Правда, в отличие от кролика, Катя после этого возненавидела капусту. И тем обиднее то, что батюшка не замечает Катиных подвигов и не благословляет на постриг. Забегая вперёд, скажу, что, когда через десять лет я спросила знакомых, постриг ли батюшка Катю, они ответили:
– Не постриг. Но Катя у нас железная леди: всё равно, мол, своего добьюсь.
Впрочем, Катя – не единственная, кто приезжает к старцу добиваться своего. Мнение батюшки таким людям даже неинтересно, ибо старец просто обязан благословить чью-то вздорную идею, выдумку или самообман. В итоге желаемое выдаётся за действительное, и вот лишь один, но известный факт. Несколько лет назад, якобы по благословению старца Адриана, проходила акция Всенародного покаяния за убийство царя. Возле храмов стояли женщины с подписными листами и уговаривали прохожих поставить подпись, «а иначе Россию не спасти».
Ради спасения России подписывались многие, но тут один инок сказал:
– Простите, но вчера я был у батюшки Адриана и спросил его про эти подписные листы. А батюшка ответил: «Да разве мог я благословить такую глупость? Каяться надо в личных грехах, а покаяния за чужие грехи в православии нет».
– А мы думали… – смутились женщины.
В общем, как говорил преподобный оптинский старец Нектарий: «Кончайте “думать” – начинайте мыслить».
Архимандрит Адриан (Кирсанов). Фото: В.Ф.Пархоменко
* * *
…Лидия наконец уходит от батюшки, и очередь теперь движется быстро. Славный всё-таки народ монахи, и по любви к старцу не тратят его время попусту – зайдут, кратко изложат свои нужды и уходят, благословясь.
– Глядишь, и мы попадём, – радуются старушки-паломницы из Москвы. – Нам всего на минутку к Алёшеньке – гостинцы вручить. Он ведь наш, заводской – с автозавода Лихачёва.
Старушки помнят старца ещё молодым, называя его прежним именем – Алёша. И был Алёша таким пригожим, что сохло по нему немало девчат.
– Зазываем Алёшу на танцы, – рассказывают москвички, – а он после работы лишь в церковь ходил. Обиделись мы на него, влюблённые дуры, и решили – раз ему плевать на девчат, то мы ему за это в банку со святой водой наплюём. Забрались к нему в общежитие и наплевали, а после этого все слегли. Температура – сорок, мука мученическая – головы от подушки не поднять. Болеем, мучаемся, а догадались – это нам наказанье за грех. Написали записку Алёше, прощения просим и чтобы он помолился за нас. А по его молитвам мы вмиг исцелились и, самое главное, к Богу пришли. С тех пор от батюшки ни на шаг. Сначала он служил в Троице-Сергиевой лавре, и мы уже семьями ездили к нему. Перед 1 сентября всегда детей привозили. А батюшка помолится о школьниках, благословит ребятишек, и дети, глядишь, с усердием учатся и уважают старших и учителей. Молитвами батюшки мы горя не знали. А потом начались гонения на старца, и партийные власти распорядились удалить его из Лавры в 24 часа.
* * *
Но прежде чем рассказать о гонениях на старца, приведу некоторые факты, характеризующие духовную атмосферу тех лет. Недавно скончавшийся протоиерей Валерий из Козельска рассказывал, как нелегко было в те годы поступить в семинарию. Будущего священника тут же начинали таскать в КГБ, обещая показать небо в клеточку, если не откажется от своих намерений. А потом за дело принималась милиция – абитуриента перехватывали на вокзале и задерживали на несколько суток, чтобы на экзамены он опоздал и в семинарию не попал. В общем, тактика у семинаристов была такая – за месяц до экзаменов уезжали из дома и прятались в лесах близ Троице-Сергиевой лавры. В день подачи документов высылали вперёд дозорного и по его знаку: «Путь свободен» быстро бежали к монастырю, чтобы успеть подать документы в приёмную комиссию, пока не задержала милиция. Только после этого можно было чувствовать себя в относительной безопасности, ибо официально гонений на религию в СССР не было. И иностранцев приглашали убедиться – смотрите сами: храмы открыты, студенты учатся в семинарии.
После окончания семинарии отца Валерия приглашали на работу в оперный театр, голос у батюшки был дивный. Но он хотел быть священником, а в регистрации на приходе власти отказывали. Три года батюшка оставался безработным. А игумен Пётр (Барабаш), узник Христов, отказавшийся сообщать в КГБ сведения, полученные на исповеди, после лагерей мыл привокзальные туалеты, потому что, по указанию органов, его больше нигде не брали на работу.
Словом, что бы ни говорили о священниках, служивших при советской власти и якобы «продавшихся КГБ», это был всё-таки путь исповедничества. В те годы, как рассказал мне однажды архимандрит Адриан, он спал, подложив под голову череп, чтобы приучить себя к мысли о смерти и неизбежности страданий за Христа. И дал Господь Своему исповеднику дары старчества – дар прозорливости, дар помощи болящим и огненную молитву, попаляющую бесов. В Троице-Сергиевой лавре у о. Адриана было послушание – отчитывать бесноватых. Исцелялись многие, и не только на отчитке. Люди, приговорённые, казалось бы, к пожизненной инвалидности, работали потом воспитательницами в детском саду, врачами в поликлинике и мастерами на производстве. А один партийный деятель после исцеления положил в райкоме партбилет на стол и стал открыто исповедовать Христа. Всё это вызывало негодование уполномоченного по делам религий, и не только у него.
Помню, как в Псково-Печерском монастыре один иерарх жаловался на отца Адриана:
– Вот иду я по монастырю, и вокруг тишь, благодать, благолепие. Но стоит выйти из кельи отцу Адриану, как сразу начинается скандал – кто-нибудь тут же завизжит, загавкает и захрюкает. Вы же сами видели это безобразие! А ведь в монастыре иностранцы бывают…
В Троице-Сергиевой лавре иностранцы бывали особенно часто. Их привозили сюда, чтобы убедить – в СССР нет гонений на религию, и правда лишь то, о чём поётся в песне: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Иностранцам, в свою очередь, было любопытно посмотреть на этот дикий тёмный народ, который, в отличие от просвещённой Европы, всё ещё верует в Бога и, по слухам, ходит в лаптях. Так вот, однажды в Лавру привезли американскую делегацию довольно высокого ранга, судя по тому, что её сопровождали руководящие лица из ЦК КПСС. Всё шло как обычно. Американцы с любопытством разглядывали монахов, как разглядывают в музее кости мамонтов, – осколок прошлого, старина и уже отжившее свой век музейное православие. Но тут из кельи вышел отец Адриан, исповедник Бога Живого и молитвенник-бесогон. Он просто молча прошёл мимо. Но руководящая американская леди вдруг забесновалась, завизжала, захрюкала и, не зная ни слова по-русски, стала материться площадным матом, выкрикивая при этом: «Поп Адриан, убью! Убить попа!»
Скандал был изрядный. И некий руководитель из ЦК КПСС распорядился в гневе: «Убрать Адриана из Лавры в 24 часа, и чтобы духа его здесь не было!» Официально это называлось: отца Адриана перевести в Псково-Печерский монастырь. Батюшка был тогда тяжело болен, но ему даже собраться толком не дали. А за батюшкой до электрички бежал народ, задавая вопросы и умоляя о помощи.
Так всегда: старца даже в болезни не оставляют в покое. Однажды, рассказывали москвички, к заболевшему старцу привезли умирающую женщину Нину: рак в четвёртой стадии, неизлечимый, и врачи предрекали скорую смерть. Нина была тогда далека от Церкви, и привело её к старцу отчаяние.
– Умираю я, батюшка, – заплакала она. – Скоро умру!
– Вот и давай готовиться к смерти, Нина, – посоветовал старец.
С тех пор прошло, наверно, лет тридцать, а Нина всё готовится к смерти. Говорят, она теперь монахиня в тайном постриге и подвижница во Христе. И тайну продлившейся жизни Нины объясняют разве что слова святых отцов: «Смерть никогда не похитит мужа, стремящегося к совершенству».
* * *
Служение ранней Божественной литургии в Успенском соборе. Слева направо: игумен Феодосий, архимандрит Досифей, архимандрит Адриан, игумен Мефодий.
…С годами старец стал болеть всё чаще. Вот и сейчас по очереди проносится слух: у батюшки опять поднялась температура, и врач запретил продолжать приём. Очередь волнуется, и волнение усугубляется тем, что снова появляется Лидочка и просит пропустить её к старцу «на секундочку».
– Только через мой труп! – преграждает ей дорогу Катя.
– Мы из Сибири к старцу приехали и не можем попасть. А ты? – возмущаются сибиряки.
Но Лидочка не унимается и стучит в окно кельи:
– Батюшка, родненький, меня не пускают к вам!
– Чего тебе, Лидочка? – выходит на крыльцо отец Адриан.
– Батюшка, я взяла сейчас билет на автобус, а благословения на дорогу у вас не взяла.
– Сдай билет на автобус. Поедешь поездом.
– Нельзя мне поездом, – горячится Лидочка. – Поезд приходит в одиннадцать утра, я на работу опоздаю! Начальница меня живьём съест и…
– Поедешь поездом, – пресекает эту дискуссию батюшка и тут же отходит к местным женщинам, благословляя их на сбор ягод.
О сборщицах ягод я расскажу чуть позже, но сначала о Лидочке. Она, действительно, поехала поездом, по-детски доверяя опыту святых отцов, утверждавших: как авва благословил, так и надо поступать. И как хорошо, что есть это доверие, потому что наутро пришло страшное известие: в автобус, на котором собиралась ехать Лидия, врезался пьяный водитель «КамАЗа», и было много крови и жертв.
– Приму лишь тех, кто уезжает завтра, – объявляет с крыльца отец Адриан, приглашая в келью почему-то и меня.
«Иди за Ним!»
Заходим в келью впятером под шёпот келейника: «Заболел батюшка. Мы из Пскова уже “скорую” вызвали, чтобы госпитализировать его. Не задерживайте батюшку, а?!» Но и без слов келейника видно – батюшке плохо, и благословляющая рука обжигает огнём. Все стараются говорить кратко, и лишь один инок разливается соловьём:
– Ещё святитель Игнатий Брянчанинов писал, что истинных старцев уже не стало и даже в монастырях не владеют Иисусовой молитвой.
– Покороче можно? – шепчет келейник.
– Ну, если вкратце, то ещё святые отцы утверждали: «Не все в монастыре спасаются, и не все в миру погибают». Вот у нас в монастыре не братия, а братва, и отец наместник – дракон.
– Значит, хочешь уйти из монастыря? – спрашивает батюшка. – А знаешь ли, брат, что монах, покинувший свой монастырь, приравнивается к самоубийце и даже лишается христианского погребения?
– Мама болеет, – сникает инок, – и просит рарешения вернуться домой.
– Вот и меня мама о том же просила. И была, брат, такая история….
Впрочем, эту историю я уже знаю от московских знакомых старца. А дело было так. Однажды отец Адриан получил от матери слёзное письмо, где сообщалось: сгорел их дом, живут теперь в землянке. А в землянке в дожди вода по колено, и тяжело заболела мать. Вот и умоляла мать сыночка хотя бы на время оставить монастырь, заработать денежку и построить им дом, ибо помощи ждать больше не от кого. Из монастыря отец Адриан тогда не ушёл, но денно и нощно молил святителя Николая Мирликийского помочь его больной матери.
Долго ли молил, не знаю, но вдруг приносят ему сумку с деньгами, а в сумке записка с просьбой передать эти деньги матери монаха, у которой сгорел дом. Кто прислал эти деньги – до сих пор неизвестно. Но когда, купив дом, мать о. Адриана стала осматривать его, то обнаружила на чердаке большую икону Николая Чудотворца, и святитель улыбался ей.
– Тяжело тебе, брат, понимаю, – утешает батюшка инока и суёт ему в карман свёрток с деньгами. – Тут мне денежки передали, а ты матери их перешли, чтоб лекарства самые лучшие и питание хорошее. Главное, веруй – не оставит Господь.
– Погибаю я, батюшка, – плачет инок. – Хочу спастись, а осуждаю всех.
– А на это вот что скажу…
Но договорить им не дают – приехала «скорая». А батюшка всё силится продолжать приём, обращаясь теперь ко мне:
– Прошу, ответь на это письмо.
Беру у батюшки нераспечатанное письмо от знаменитой спортсменки-чемпионки, из которого позже узнаю: после травмы позвоночника спортсменку парализовало. Никакое лечение не помогает, но в Бога она верует, крещена ещё во младенчестве, и знакомый священник причащает её на дому.
– Напиши ей, – диктует ответ батюшка, – что она некрещёная. А что крестили её во младенчестве, она ошибается. Теперь многие ошибаются так. А после крещения ей полегчает – и глядишь, на поправку пойдёт.
– Батюшка, но вы же не прочли письмо и даже не распечатали его, – недоумеваю я.
– Разве не прочёл? – удивляется старец и даёт последние наставления: – Без меня ходи к батюшке Иоанну (Крестьянкину). Он духовный, а я кто? Это раньше были великие старцы, а теперь остались одни старички.
Два старца Иоанн Крестьянкин и Андриан Кирсанов
Много позже архимандрит Иоанн (Крестьянкин) напишет мне в письме: «Отец Адриан – вот истинный старец, а я лишь душепопечитель». И слово в слово повторит сказанное отцом Адрианом о былых великих старцах и нынешних старичках, имея в виду самого себя.
Старцы иногда говорят одинаково, но они очень разные. У архимандрита Иоанна дар слова, и к нему часто ездили в ту пору именитые интеллектуалы, чтобы послушать богомудрые поучения старца. А к батюшке Адриану всё больше лепится тот горемычный народ, где жизнь – скорбь на скорби и одолевают болезни.
– Да что вы ходите за мной толпами? – сокрушается батюшка. – Я же не Пантелеимон Целитель. Господи, покоя нет и помолиться не дают.
Покоя батюшке, действительно, нет. Вот и сейчас «скорую» облепил народ. Женщины плачут, жалея батюшку. А отец Адриан раздаёт им в утешение приготовленные в дорогу припасы, вручая пакет фруктов и мне.
– Батюшка, да полно у нас дома фруктов, – отказываюсь я. – Лучше дайте напоследок духовный совет.
– Ты о чём?
– О том, как жить.
– Как жить? – задумывается батюшка. И говорит проникновенно, как говорят о личном: – А ты живи просто. Смотри, куда ножки Христа идут, и иди за Ним.
«Скорая» увозит батюшку в областную больницу, а я вдруг понимаю – ножки Христа ведут на Голгофу. Это тесный путь, но иного нет.
При море Тивериадском
Со сборщицами ягод я познакомилась после отъезда батюшки. Оказалось, что они – заготовители. Собранные ягоды сдают в приёмный пункт, а на заработанные деньги кормят семью и даже строят дома.
– Мы без благословения батюшки в лес не ходим, – рассказали женщины. – А помолится батюшка, благословит нас, и мы сезон отработаем без устали и заработаем хорошо.
Однажды я попросила женщин взять меня с собою в лес. С 15 августа, как объявили по радио, разрешается собирать бруснику, и мы отправляемся по ягоды. Правда, женщины сразу предупредили – первую ягоду они берут не для себя, а для Бога, отдавая всё собранное в монастырь. Вместе с нами отец келарь отправляет в лес за грибами четырёх паломниц во главе с Катей, потому что в Успенский пост грибы особо нужны.
На опушке леса все молятся, а старшая – Валентина – читает молитву священномученику Харалампию, великому страдальцу, которому перед казнью явился Господь и сказал: «Проси у Меня, чего хочешь, и Я дам тебе». И старенький епископ (а было Харалампию 113 лет) стал молить Господа о людях, которые «суть плоть и кровь». И да дарует им Господь в память о его страданиях изобилие плодов земных, чтобы люди насыщались и славили Бога.
И было нам даровано в тот день такое изобилие земных плодов, что и не знаю, как рассказать. Застреваю у первой же брусничной поляны и ахаю от изумления: вся поляна так густо устлана ягодами, что уже не видно ни земли. Брусника крупная, как вишня, и растёт гроздьями. Тут не по ягодке берёшь, а сразу пригоршнями. Довольно быстро набираю ведёрко и иду к паломницам собирать грибы.
Но и тут диво дивное. В молодом ельнике стоят шеренгами крепкие, нарядные белые грибы, а по зелени мха стелятся рыжики. Все корзины уже переполнены. Но разве можно уйти от таких грибов? Снимаем с себя фартуки, платки и кофты, увязывая собранные грибы в узлы. Наконец с брусничника возвращаются женщины, и у каждой по два вёдра брусники, а за спиной полные ягод пестери. Они профессионалы, собирают ягоды сразу двумя руками, и при этом очень быстро и ловко.
Отдыхаем на опушке, перекусывая хлебом с помидорами, и всё не налюбуемся на эту дивную крупную бруснику.
– Такой красивой брусники, – говорю, – я сроду не видела.
– А я и не замечала, что брусника красива, – признаётся бывалая сборщица ягод Марина.
– Почему не замечала?
– Как объяснить? Муж с весны безработный, а трое детей. Я не ягоды собираю, а деньги считаю: вот на сотню набрала, ещё на полсотни. Спешу и не вижу вокруг ничего. А сегодня собираю бруснику бесплатно, и дух захватывает от красоты. Господи, думаю, я такая счастливая. Слава Тебе, Господи, слава Тебе!
– А и правда, радость, будто праздник сегодня, – говорит Валентина и наставляет меня: – Ты первые огурчики и помидоры со своего огорода обязательно в церковь снеси. И будешь, поверь, всегда с урожаем.
– Выходит, дай Господу рубль, чтобы получить взамен сто? – обличает Валю красавица Катя. – Но это же корыстная торговля с Богом!
– Какая торговля? Не понимаю, – недоумевает Валентина.
Но, кажется, я понимаю её. За древним обычаем нести в церковь начатки урожая стоит привычка христиан святить свой быт и ставить на первое место Бога, а не свой достаток и горделивое «я».
За уличённую в корысти Валю вступается Марина:
– Послушай, Катюша, про моего брата. Работал он раньше в рыболовецкой артели. И был у рыбаков обычай – первый улов посвящали Богу и везли потом рыбу в монастырь и в детдом. И был тот первый улов как при море Тивериадском, когда лишь чудом не порвались сети от множества рыбы. Встречаем, бывало, рыбаков на берегу, а они ещё издали кричат от радости: «Божий улов! Божий улов!» Всю путину рыбка хорошо ловилась. А потом купил их рыболовецкое хозяйство какой-то богатей и сказал рыбакам: «Я не позволю раздавать рыбу на дармовщину. Наша цель – получить прибыль. И при чём тут Бог и Божий улов?» А без Бога рыбка перестала ловиться. Прогорел богатей, и разбежалась артель. Я понятно говорю, Катя?
– Куда уж понятней! – насмешничает Катя. – Дай Богу взятку, чтоб получить капитал!
– А я ещё понятней скажу, – невозмутимо продолжает Марина. – Живём мы, действительно, при море Тивериадском, но по воле Божьей жить не хотим, батюшку не слушаемся и лишь добиваемся своего. И выходит у нас, Катя, как у тех рыбаков, что всю ночь ловили рыбу, устали, измучились, и не поймали они ничего. Тут хоть лоб расшиби, а ничего не получится, если нет воли Божьей на то. Ты поняла меня, Катенька, а?
Катя отворачивается, и всем понятно, о чём речь. Катя не монашеского устроения, но вообразила себя однажды монахиней и с тех пор бьётся как рыба об лёд. Обличает всех, ссорится и живёт на деньги родителей, ставя себя превыше мира сего. Но на Катю не обижаются, понимая, что несчастна она.
А ещё вспоминается история одного невесёлого геолога. Он два года поступал в геологический институт, чтобы, окончив его, понять, что перепутал геологию с туризмом. И сколько таких путаников на земле! По словам одного американского учёного, человечество лишь на пять процентов живёт реальностью, а на девяносто пять процентов – иллюзиями. Рано или поздно иллюзии рушатся, и несчастье – удел мечтателей, построивших свой дом на песке…
Но сегодня на нашем море Тивериадском праздник. Как в раю побывали, насладившись красотой и дивясь изобилию Божьего урожая. Уходить из леса совсем не хочется, но Валентина уже прилаживает на спину пестерь со словами:
– Отдохнули, и хватит. Пора, сёстры, в путь.
Нина Павлова. Рассказы об архимандрите Адриане (Кирсанове)
Монастырь
Каким был старец в молодости
…Лидия наконец уходит от батюшки, и очередь теперь движется быстро. Славный всё-таки народ монахи, и по любви к старцу не тратят его время попусту – зайдут, кратко изложат свои нужды и уходят, благословясь. – Глядишь, и мы попадём, – радуются старушки-паломницы из Москвы. – Нам всего на минутку к Алёшеньке – гостинцы вручить. Он ведь наш, заводской – с автозавода Лихачёва. Старушки помнят старца ещё молодым, называя его прежним именем – Алёша. И был Алёша таким пригожим, что сохло по нему немало девчат. – Зазываем Алёшу на танцы, – рассказывают москвички, – а он после работы лишь в церковь ходил. Обиделись мы на него, влюблённые дуры, и решили – раз ему плевать на девчат, то мы ему за это в банку со святой водой наплюём. Забрались к нему в общежитие и наплевали, а после этого все слегли. Температура – сорок, мука мученическая – головы от подушки не поднять. Болеем, мучаемся, а догадались – это нам наказанье за грех. Написали записку Алёше, прощения просим и чтобы он помолился за нас. А по его молитвам мы вмиг исцелились и, самое главное, к Богу пришли. С тех пор от батюшки ни на шаг. Сначала он служил в Троице-Сергиевой лавре, и мы уже семьями ездили к нему. Перед 1 сентября всегда детей привозили. А батюшка помолится о школьниках, благословит ребятишек, и дети, глядишь, с усердием учатся и уважают старших и учителей. Молитвами батюшки мы горя не знали. А потом начались гонения на старца, и партийные власти распорядились удалить его из Лавры в 24 часа.
Старец моей юности
Памяти архимандрита Адриана (Кирсанова).
28 апреля на 97-м году жизни в Псково-Печерском монастыре отошел ко Господу
архимандрит Адриан (Кирсанов) — последний из плеяды великих духовников и старцев, подвизавшихся в Псково-Печерском монастыре со второй половины прошлого века. Царствие Небесное и Вечная память рабу Божию архимандриту Адриану!
В 1970-е годы Лавру одолевала дискотека. Накануне праздников и каждую субботу в Лавре слышалась роковая (ударение где угодно) и танцевальная музыка. И как назло, парк культуры и отдыха, в котором проходили дискотеки, примыкал к той стороне необоримых стен Троице-Сергиевой Лавры, где находились монашеские кельи. С той же стороны находится и Трапезный храм, и когда я стоял по субботам на Всенощной, то и во время тихих пауз на службе можно было слышать доносившиеся из-за толщи стен звуки советских шлягеров. Каково же было монахам? Многие удивлялись тогда, что монахи наизусть знают слова советских песенок.
Но дискотеки тогда заканчивались рано. Не то, что сейчас, к утру. К полуночи воцарялась тишина. И тогда-то и начинался настоящий ужас. Вокруг кельи отца Адриана начинали шуметь бесы. Они никогда не унимались, не уставали и безпокоили монахов до утра, мешали спать и молиться.
Шум слышался разнообразный. Например, казалось, что по кровле, у тебя над головой, кто-то ходит. Но если подняться на крышу и выглянуть, то там никого. Или шумят за стеной. Или шум драки на улице. Хотя никто за стеной не шумит и никто не дерется в монастырских закоулках. И так до утра каждую ночь.
Монахи попросили перевести отца Адриана от них подальше, и его перевели в особую келью, подальше от братских. Двери этой кельи выходили сразу на монастырскую площадь. Однажды, уже перед самым его отъездом из Лавры, ночью в дверь кельи постучались. Отец Адриан открыл дверь и увидел двух пьяненьких, которые, держась друг за друга, стояли перед ним. «Кто их ночью пустил?» — недоумевал старец и перекрестил их. На ночь Лавра всегда закрывалась. Пьяные, пошатываясь, стали удаляться от кельи, а когда почти дошли до колокольни, то… воспарили над землей и не спеша полетели на небо. Тогда отец Адриан и понял, кто это были такие. Бесы предвозвещали его удаление из Лавры. Но напрасно они радовались, потому что в Псково-Печерском монастыре отец Адриан продолжил свое служение и отчитки бесноватых там проходили еще более сильные и продолжительные.
Об отчитках отца Адриана по Москве ходили легенды. Неизлечимые больные выздоравливали. А вроде бы здоровые советские граждане на отчитках вдруг начинали орать, визжать и корчиться на полу. Бесы в некоторых бесноватых предсказывали приближающийся конец советской власти. А в одном бесноватом бес взывал: «Дедушка Ленин! Дедушка Ленин, спеши на помощь, ангельская рать побеждает!»
Конечно, такая деятельность отца Адриана партийцам совсем не нравилась. Лавру тогда пытались превратить в показательную, чтобы всем было понятно, что религия в СССР не преследуется, и называлась она тогда «историко-культурный заповедник», туда возили делегации со всего мира. А тут такое. В «заповеднике» объявились неучтенные сущности.
Однажды, минуя толпы туристов, я пришел на отчитку. Заглянул в храм и увидел тех, кто ждал отца Адриана. Этого мне хватило. Вид их был так страшен, что я убежал к мощам Преподобного Сергия, не дождавшись заклинательных возгласов экзорциста.
В Псково-Печерском монастыре, когда я прибыл туда в паломничество, наместником был архимандрит Гавриил (Стеблюченко). Устроился на постой поблизости от входа в монастырь, у каких-то старушек, и все дни простаивал на службах. От старушек-то я и узнал, когда и где будет принимать старец Адриан. Конечно, попасть к нему было моей мечтой.
Он тогда не отчитывал. Говорили, что отец настоятель воспретил. Это настораживало. Мы привыкли к внешним гонениям, но совсем не к внутренним. Задолго до условленного времени я подошел ко входу в монашеские кельи. Там уже стояла очередь из женщин, одетых во все черное, серое и длинное. И я молча занял место в хвосте. Неожиданно очередь разбежалась. Все на бегу оглядывались на что-то. Я тоже, поддавшись общей панике, поспешил спрятаться за фонтан и видел, как тот самый отец настоятель, с которым я уже был знаком, с той самой палкой в руке, которую я уже у него видел, разгонял группку женщин. И кричал примерно такое: «Сколько раз я вам говорил, не крутитесь возле монашеских келий!» И свою палку он готов был пустить в ход и чуть ли не бил ей этих женщин, которые отбегали от него в разные стороны, но недалеко, и останавливались. Да, это был отец Гавриил, а палкой в его руке был на самом деле настоятельский посох.
И тут я с тревогой заметил, что наше опустевшее место перед дверями в кельи занимают какие-то новые, посторонние женщины, и поспешил встать за ними в очередь. Почему-то я не подумал, и в голову не могло прийти, что и меня настоятель может этим посохом прогнать за ворота. Теперь моя очередь стала намного ближе. Те, кто были первыми, не решались вернуться. И как я понимаю сейчас, только благодаря отцу Гавриилу с его посохом я попал тогда к старцу. Иначе стоял бы в очереди по сей день. К отцу Адриану у меня был всего один вопрос. Глупый, конечно, но тогда он меня безпокоил. Не сидит ли во мне бес? К такому мнению я пришел из-за того, что в жизни ничего не ладилось. За что бы я ни брался, всё рушилось. Ничто не приносило успеха. И я решил для себя всё свалить на беса. К тому же и чувствовал я себя отвратительно. Постоянные стрессы, гонения не прибавляли мне здоровья.
Новая короткая очередь быстро прошла, и я вошел к старцу безпрепятственно. Он сидел в коридоре на маленьком диванчике, у дверей чьих-то, как я понял, келий. Мне поначалу показалось невероятным, что прием идет в такой бедной обстановке, прямо-таки на ходу. Нигде не было даже икон. Старец указал на место рядом с собой, я присел. Но не успел и рта раскрыть, как он мне сказал:
— Ты здоров!
Я бы, наверное, меньше удивился, если бы молния ударила в меня, так я был поражен. И посмотрел на отца Адриана вопросительно. И он еще раз повторил, сосредоточенно всматриваясь в невидимое мной пространство: — Ты абсолютно здоров!
И не дав мне опять ничего спросить, он стал меня обличать:
— Нельзя стоять на месте. Ты же давно уже ходишь к нам. Давно крестился. А все еще как новоначальный. Надо дальше идти. Посмотри, что там дальше-то будет. Это же интересно узнать.
Тут я хотел было оправдаться, что у меня даже иконы в доме нельзя повесить, что меня отовсюду гонят, сажают в дурдом… И прочие обстоятельства жизни всплыли у меня в голове. Но даже рта раскрыть не успел, как отец Адриан переключился и стал рассказывать, как он жил в общежитии. Странно, но я это помню дословно. И думаю, что это важно привести здесь.
— Когда я работал на заводе, еще до монастыря, то в общежитии жил, в комнате еще несколько человек жило. Там у меня тоже икон не было. Нельзя было повесить. Сижу на краешке кровати, смотрю в окно, и там у меня и Троица, и Божия Матерь, и Спаситель за стеклом. И я им молюсь. А вокруг что творится… И гулянка, и пьянка, и каждый уже привел себе девушку. Я сижу и молюсь про себя и ничего не вижу вокруг.
И еще он мне рассказал случай из своей жизни, о котором я уже слышал, и потом тоже слышал от многих, как он ходил спасать одного повредившегося рассудком йога. Его привезли к нему домой, где жила семья. Сам этот йог уже никуда не ходил, был буйным. Отец Адриан не смог его исцелить. Не смог отчитать.
— Как его спасти, он даже и некрещеный. И далеко ушел от нас в свои фантазии.
Это он мне рассказал, для предостережения, узнав, что я читаю разные книги.
Потом я попросил благословения посетить Пюхтицкий монастырь. Это стояло у меня в плане паломничества. Отец Адриан очень удивился.
— Ведь это женский монастырь! — И стал рассказывать, как его духовная дочь, монахиня, ушла из монастыря к молодому человеку, нарушив все свои монашеские обеты. — А начиналось все с разговоров, духовными книгами обменивались. Теперь она духовно погибла.
Так он и сказал. Хотя, подумав и опять сверившись с невидимым мне пространством, добавил: «Хотя, может быть, и не совсем еще погибла».
Благословив меня в паломничество, он наказал ни с кем там не общаться из монахинь.
Эта встреча, по ощущениям, длилась не более пяти минут. А осталась в памяти на всю жизнь.
Лев Алабин, поэт, театральный критик, г. Москва.
В годы гонений
Но прежде чем рассказать о гонениях на старца, приведу некоторые факты, характеризующие духовную атмосферу тех лет. Недавно скончавшийся протоиерей Валерий из Козельска рассказывал, как нелегко было в те годы поступить в семинарию. Будущего священника тут же начинали таскать в КГБ, обещая показать небо в клеточку, если не откажется от своих намерений. А потом за дело принималась милиция – абитуриента перехватывали на вокзале и задерживали на несколько суток, чтобы на экзамены он опоздал и в семинарию не попал. В общем, тактика у семинаристов была такая – за месяц до экзаменов уезжали из дома и прятались в лесах близ Троице-Сергиевой лавры. В день подачи документов высылали вперёд дозорного и по его знаку: «Путь свободен» быстро бежали к монастырю, чтобы успеть подать документы в приёмную комиссию, пока не задержала милиция. Только после этого можно было чувствовать себя в относительной безопасности, ибо официально гонений на религию в СССР не было. И иностранцев приглашали убедиться – смотрите сами: храмы открыты, студенты учатся в семинарии. После окончания семинарии отца Валерия приглашали на работу в оперный театр, голос у батюшки был дивный. Но он хотел быть священником, а в регистрации на приходе власти отказывали. Три года батюшка оставался безработным. А игумен Пётр (Барабаш), узник Христов, отказавшийся сообщать в КГБ сведения, полученные на исповеди, после лагерей мыл привокзальные туалеты, потому что, по указанию органов, его больше нигде не брали на работу. Словом, что бы ни говорили о священниках, служивших при советской власти и якобы «продавшихся КГБ», это был всё-таки путь исповедничества. В те годы, как рассказал мне однажды архимандрит Адриан, он спал, подложив под голову череп, чтобы приучить себя к мысли о смерти и неизбежности страданий за Христа. И дал Господь Своему исповеднику дары старчества – дар прозорливости, дар помощи болящим и огненную молитву, попаляющую бесов. В Троице-Сергиевой лавре у о. Адриана было послушание – отчитывать бесноватых. Исцелялись многие, и не только на отчитке. Люди, приговорённые, казалось бы, к пожизненной инвалидности, работали потом воспитательницами в детском саду, врачами в поликлинике и мастерами на производстве. А один партийный деятель после исцеления положил в райкоме партбилет на стол и стал открыто исповедовать Христа. Всё это вызывало негодование уполномоченного по делам религий, и не только у него. Помню, как в Псково-Печерском монастыре один иерарх жаловался на отца Адриана: – Вот иду я по монастырю, и вокруг тишь, благодать, благолепие. Но стоит выйти из кельи отцу Адриану, как сразу начинается скандал – кто-нибудь тут же завизжит, загавкает и захрюкает. Вы же сами видели это безобразие! А ведь в монастыре иностранцы бывают… В Троице-Сергиевой лавре иностранцы бывали особенно часто. Их привозили сюда, чтобы убедить – в СССР нет гонений на религию, и правда лишь то, о чём поётся в песне: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Иностранцам, в свою очередь, было любопытно посмотреть на этот дикий тёмный народ, который, в отличие от просвещённой Европы, всё ещё верует в Бога и, по слухам, ходит в лаптях. Так вот, однажды в Лавру привезли американскую делегацию довольно высокого ранга, судя по тому, что её сопровождали руководящие лица из ЦК КПСС. Всё шло как обычно. Американцы с любопытством разглядывали монахов, как разглядывают в музее кости мамонтов, – осколок прошлого, старина и уже отжившее свой век музейное православие. Но тут из кельи вышел отец Адриан, исповедник Бога Живого и молитвенник-бесогон. Он просто молча прошёл мимо. Но руководящая американская леди вдруг забесновалась, завизжала, захрюкала и, не зная ни слова по-русски, стала материться площадным матом, выкрикивая при этом: «Поп Адриан, убью! Убить попа!» Скандал был изрядный. И некий руководитель из ЦК КПСС распорядился в гневе: «Убрать Адриана из Лавры в 24 часа, и чтобы духа его здесь не было!» Официально это называлось: отца Адриана перевести в Псково-Печерский монастырь. Батюшка был тогда тяжело болен, но ему даже собраться толком не дали. А за батюшкой до электрички бежал народ, задавая вопросы и умоляя о помощи. Так всегда: старца даже в болезни не оставляют в покое. Однажды, рассказывали москвички, к заболевшему старцу привезли умирающую женщину Нину: рак в четвёртой стадии, неизлечимый, и врачи предрекали скорую смерть. Нина была тогда далека от Церкви, и привело её к старцу отчаяние. – Умираю я, батюшка, – заплакала она. – Скоро умру! – Вот и давай готовиться к смерти, Нина, – посоветовал старец. С тех пор прошло, наверно, лет тридцать, а Нина всё готовится к смерти. Говорят, она теперь монахиня в тайном постриге и подвижница во Христе. И тайну продлившейся жизни Нины объясняют разве что слова святых отцов: «Смерть никогда не похитит мужа, стремящегося к совершенству».
28 апреля 2022 года на 97-м году жизни отошел ко Господу старец-духовник Свято-Успенского Псково-Печерского мужского монастыря архимандрит Адриан (Кирсанов).
Архимандрит Адриан (Кирсанов) родился 17 марта 1922 года в Курской губернии. В миру работал в горячем цеху на оборонном заводе. Ветеран Великой Отечественной войны. Постриг он принял после войны в Троице-Сергиевой Лавре по благословению Патриарха Пимена. С 1953 года он присоединился к числу братии Троице-Сергиевой лавры, где прослужил до 1975 года.
В Псково-Печерском монастыре архимандрит Андриан с 1975 года. В обители он прошел путь от простого священника до архимандрита.
Старца Адриана называли утешительным батюшкой и любили за особую силу молитвы. К нему многие обращались за советом и утешением.
Чин отпевания и погребения состоится 30 апреля.
Братия монастыря просит святых молитв о новопреставленном р.Б. Адриане.
Предлагаем читателям фрагмент воспоминаний о почившем старце:
… Родом батюшка из деревни Турейка Орловского района Орловской области, из простой крестьянской семьи. Его отец, Андрей Кирсанов, был хорошим столяром, даже мебель делал, а мать, Феодосия, занималась домашним хозяйством. В 1932 году родилась еще девочка, а в 1935 году — мальчик. Тогда же кормилец семьи умер, и единоличница Агафья Кирсанова должна была одна воспитывать и содержать детей. Все храмы в округе были закрыты еще до их рождения. Время было тяжелое не только из-за кощунства и разгула преступности, но и из-за ужасного голода. Алеша был слабого здоровья, однажды он заболел и пошел в г. Орел к врачу. В Орле оставалась еще незакрытая церковь. Алексей зашел в полупустой храм, где только что началась литургия, и душа его подсказала, что здесь, в Церкви, его место, Бог ждет его. Бог укрепил Алексея еще и замечательным откровением. Вдруг с иконы, перед которой остановился юноша, сошла Дева Мария, а на поле иконы начались кровавые битвы и полетели самолеты со свастикой. Понял юноша, что помимо войны духовной будет еще вскоре война межгосударственная. Когда она началась, Алексея эвакуировали в г. Таганрог на завод делать самолеты; однако город заняли немцы, а худенького паренька отправили домой в деревню. И он пошел, и дошел, отмерив пешком 2 тысячи километров. В Орловской области тоже свирепствовали фашисты. Однажды в избу вошел немец, искавший работников для отправки в Германию. Мать посадила Алешу в печку, заставила чугунком, его и не нашли. В другой раз его все-таки забрали, посадили вместе с другими в сарай. Но юноше передали немецкий паспорт, и его отпустили, а остальных всех сожгли заживо. Потом пришли наши войска, Алексея отправили учиться на артиллериста, но после трех месяцев учебы медкомиссия обнаружила у него порок сердца. Его определили работать на ЗиЛ. Это было в 1943 году, и 10 лет Алексей Андреевич Кирсанов отработал на заводе. Молиться ходил в Богоявленский собор, часто ездил к преп. Сергию. В 1953 году Алексей Андреевич, сказав товарищам своим, что едет жениться и жить будет у жены, уволился с завода. Чтобы убедительнее была легенда, оставил «пока» в кассе зарплату. Товарищи обрадовались такому шагу своего друга, так как не понимали его аскетизма. А Алексей Андреевич приехал в Троице-Сергиеву Лавру и попросился в число братии. Настоятелем тогда был архимандрит Иоанн (Разумов). Он сурово испытывал приходящих: «Не нужен нам такой, иди отсюда!» Вступился какой-то монах: «Праздник на днях, нам нужен человек мыть посуду». — «Хорошо, пусть моет». Очень обрадовался Алексей Андреевич, старался. Наступила Троица. Приходит однажды настоятель в моечную: «Ну что, нравится тебе мыть тарелки?». — «Спасибо. Очень нравится». Перевели в трапезники. Однажды раздает послушник Алексей обед, а кошка крутится под ногами, и наступил он ей нечаянно на лапу. Закричала кошка диким голосом на всю трапезную, а наместник и говорит: «Уходи, не надо нам такого злого монаха! Ты кошек бьешь, а что же от тебя людям достанется!». — Ну, я давай плакать… Оставили, — рассказывает старец. Потом перевели за свечной ящик, уже при настоятеле Пимене (Извекове) — будущем Патриархе. Сам настоятель постриг Алексея в монахи с именем Адриан. Духовником о. Адриана стал архимандрит Тихон. Человек духовный и образованный, тонко понимающий душу. Однажды отцу Адриану снится сон: подходит к нему секретарь наместника о. Пимен (Хмелевский) и говорит: «Тебя иеродиаконом сделают скоро». Проснулся монах Адриан и пошел к духовнику. Навстречу благочинный. Он ему сон-то и рассказал. «Да, — говорит тот, — только что отец Пимен поехал по этому вопросу к Патриарху за благословением». — «Я не имею нужды в чинах и сане, хочу лишь научиться каяться да мыть тарелки, мне большего не надо». — «А ты спроси, как духовник». Духовник благословил за послушание принимать сан. Через несколько месяцев опять такой же сон, но в иеромонахи пророчит. Те же последствия и ответы. После принятия священства о. Адриана назначили исповедовать в Успенском храме, а старцы отец Кирилл и отец Наум соборовали. Народу приезжало видимо-невидимо. Очень много больных, а среди них много бесноватых — страшных, непредсказуемых людей, часто никому не нужных, иногда воинствующих, способных ударить. Зрелище они представляли ужасное. Тогда пришел о. Адриан к духовнику и говорит: «Хочу помочь этим людям; как это можно сделать»? — Есть такой чин — изгнание бесов, но на это надо благословение наместника. Наместник послал к Патриарху Алексию I (Симанскому). Отец Адриан составил прошение, в котором изложил свое желание помочь несчастным людям, просил на это благословения Первоиерарха. Мудрый Патриарх понял любовь молодого, но духовного пастыря и разрешил. И тогда началась Голгофа. Огромные толпы кричащих, бьющихся, полубезумных людей собирались каждый день к отцу Адриану. Люди эти не имели никакого понятия о духовной жизни; молитве, посте, исповеди. Надо было научить их этому. С 5 утра исповедовал батюшка, а потом до позднего вечера читал молитвы об изгнании злых духов. Вот тогда и поняли люди безмерную любовь молодого старца и высоту его духа. Он «подбирал» никому не нужных людей с жуткими пороками, безнадежно больных, нищих, и через какое-то время они преображались. Стоило батюшке появиться на улице, везде его поджидали больные, и он часами утешал, наставлял, говоря смиренно, кротко, любовно — подчас десятки раз одно и то же этим людям, пока они не поймут, не исправятся, не начнут правильной работы над собой. Была и зависть, конечно, и ложные доносы настоятелю. Вызывает как-то отец настоятель батюшку Адриана и говорит: «На Вас, отец Адриан, жалобы поступают, что Вы у психически больных людей каких-то бесов выгоняете». — «Как же так, отец наместник? Они после «отчиток» уже в детсадиках работают», — ответил старец. Какими словами можно передать эту жертву? Я не могу, у меня их не хватает. Наградил Бог отца Адриана дарами прозорливости и исцеления, наградил и дарами молитвы и любви, которая происходит из великого смирения. Толпы больных нарушали благообразие Лавры, куда со всего мира стекались туристы, и в мае 1975 года старца перевели в Псково-Печерский монастырь. Тяжело переживал расставание с любимой Лаврой старец, — открылась язва желудка, но лишь немного подлечился, как снова взялся за помощь больным, и до 1990 года опять — ежедневные исповеди и «отчитки» бесноватых. Только вконец испорченное здоровье заставило отказаться от этого. Но сейчас старец, понимая, что в это тяжелое время многим трудно прожить без его советов, продолжает принимать людей, просящих наставления, помощи в разрешении трудных вопросов.
Татьяна Зотова, 1999 год,
по материалам из открытых источников
Во время болезни
…С годами старец стал болеть всё чаще. Вот и сейчас по очереди проносится слух: у батюшки опять поднялась температура, и врач запретил продолжать приём. Очередь волнуется, и волнение усугубляется тем, что снова появляется Лидочка и просит пропустить её к старцу «на секундочку». – Только через мой труп! – преграждает ей дорогу Катя. – Мы из Сибири к старцу приехали и не можем попасть. А ты? – возмущаются сибиряки. Но Лидочка не унимается и стучит в окно кельи: – Батюшка, родненький, меня не пускают к вам! – Чего тебе, Лидочка? – выходит на крыльцо отец Адриан. – Батюшка, я взяла сейчас билет на автобус, а благословения на дорогу у вас не взяла. – Сдай билет на автобус. Поедешь поездом. – Нельзя мне поездом, – горячится Лидочка. – Поезд приходит в одиннадцать утра, я на работу опоздаю! Начальница меня живьём съест и… – Поедешь поездом, – пресекает эту дискуссию батюшка и тут же отходит к местным женщинам, благословляя их на сбор ягод. О сборщицах ягод я расскажу чуть позже, но сначала о Лидочке. Она действительно поехала поездом, по-детски доверяя опыту святых отцов, утверждавших: как авва благословил, так и надо поступать. И как хорошо, что есть это доверие, потому что наутро пришло страшное известие: в автобус, на котором собиралась ехать Лидия, врезался пьяный водитель «КамАЗа», и было много крови и жертв. – Приму лишь тех, кто уезжает завтра, – объявляет с крыльца отец Адриан, приглашая в келью почему-то и меня.
«Иди за Ним!»
Старец Псково-Печерского монастыря Адриан (Кирсанов)
Заходим в келью впятером под шёпот келейника: «Заболел батюшка. Мы из Пскова уже “скорую” вызвали, чтобы госпитализировать его. Не задерживайте батюшку, а?!» Но и без слов келейника видно – батюшке плохо, и благословляющая рука обжигает огнём. Все стараются говорить кратко, и лишь один инок разливается соловьём: – Ещё святитель Игнатий Брянчанинов писал, что истинных старцев уже не стало и даже в монастырях не владеют Иисусовой молитвой. – Покороче можно? – шепчет келейник. – Ну, если вкратце, то ещё святые отцы утверждали: «Не все в монастыре спасаются, и не все в миру погибают». Вот у нас в монастыре не братия, а братва, и отец наместник – дракон. – Значит, хочешь уйти из монастыря? – спрашивает батюшка. – А знаешь ли, брат, что монах, покинувший свой монастырь, приравнивается к самоубийце и даже лишается христианского погребения? – Мама болеет, – сникает инок, – и просит рарешения вернуться домой. – Вот и меня мама о том же просила. И была, брат, такая история…. Впрочем, эту историю я уже знаю от московских знакомых старца. А дело было так. Однажды отец Адриан получил от матери слёзное письмо, где сообщалось: сгорел их дом, живут теперь в землянке. А в землянке в дожди вода по колено, и тяжело заболела мать. Вот и умоляла мать сыночка хотя бы на время оставить монастырь, заработать денежку и построить им дом, ибо помощи ждать больше не от кого. Из монастыря отец Адриан тогда не ушёл, но денно и нощно молил святителя Николая Мирликийского помочь его больной матери. Долго ли молил, не знаю, но вдруг приносят ему сумку с деньгами, а в сумке записка с просьбой передать эти деньги матери монаха, у которой сгорел дом. Кто прислал эти деньги – до сих пор неизвестно. Но когда, купив дом, мать о. Адриана стала осматривать его, то обнаружила на чердаке большую икону Николая Чудотворца, и святитель улыбался ей. – Тяжело тебе, брат, понимаю, – утешает батюшка инока и суёт ему в карман свёрток с деньгами. – Тут мне денежки передали, а ты матери их перешли, чтоб лекарства самые лучшие и питание хорошее. Главное, веруй – не оставит Господь. – Погибаю я, батюшка, – плачет инок. – Хочу спастись, а осуждаю всех. – А на это вот что скажу… Но договорить им не дают – приехала «скорая». А батюшка всё силится продолжать приём, обращаясь теперь ко мне: – Прошу, ответь на это письмо. Беру у батюшки нераспечатанное письмо от знаменитой спортсменки-чемпионки, из которого позже узнаю: после травмы позвоночника спортсменку парализовало. Никакое лечение не помогает, но в Бога она верует, крещена ещё во младенчестве, и знакомый священник причащает её на дому. – Напиши ей, – диктует ответ батюшка, – что она некрещёная. А что крестили её во младенчестве, она ошибается. Теперь многие ошибаются так. А после крещения ей полегчает – и глядишь, на поправку пойдёт. – Батюшка, но вы же не прочли письмо и даже не распечатали его, – недоумеваю я. – Разве не прочёл? – удивляется старец и даёт последние наставления: – Без меня ходи к батюшке Иоанну (Крестьянкину). Он духовный, а я кто? Это раньше были великие старцы, а теперь остались одни старички. Много позже архимандрит Иоанн (Крестьянкин) напишет мне в письме: «Отец Адриан– вот истинный старец, а я лишь душепопечитель». И слово в слово повторит сказанное отцом Адрианом о былых великих старцах и нынешних старичках, имея в виду самого себя. Старцы иногда говорят одинаково, но они очень разные. У архимандрита Иоанна дар слова, и к нему часто ездили в ту пору именитые интеллектуалы, чтобы послушать богомудрые поучения старца. А к батюшке Адриану всё больше лепится тот горемычный народ, где жизнь – скорбь на скорби и одолевают болезни. – Да что вы ходите за мной толпами? – сокрушается батюшка. – Я же не Пантелеимон Целитель. Господи, покоя нет и помолиться не дают. Покоя батюшке действительно, нет. Вот и сейчас «скорую» облепил народ. Женщины плачут, жалея батюшку. А отец Адриан раздаёт им в утешение приготовленные в дорогу припасы, вручая пакет фруктов и мне. – Батюшка, да полно у нас дома фруктов, – отказываюсь я. – Лучше дайте напоследок духовный совет. – Ты о чём? – О том, как жить. – Как жить? – задумывается батюшка. И говорит проникновенно, как говорят о личном: – А ты живи просто. Смотри, куда ножки Христа идут, и иди за Ним. «Скорая» увозит батюшку в областную больницу, а я вдруг понимаю – ножки Христа ведут на Голгофу. Это тесный путь, но иного нет.
Автор:
Татиана
Публикуем в телеграмме раньше чем на сайте. Подпишись на Канал Правжизнь
Делатель на жатве. Памяти Печерского старца Адриана
Кого мы потеряли в этом мире и приобрели как молитвенника в мире ином — в лице скончавшегося в апреле архимандрита Адриана (Кирсанова)? Этого насельника Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, духовного наставника иноков обители и тысяч православных людей в России и по всему миру, звали иногда «Адриан Бесогон», порой — «утешительный старец», и еще проще и чаще — «дорогой батюшка». Многие из нас были его современниками (так же как и ушедшего ранее печерского старца Иоанна (Крестьянкина)), но по лености духовной ни разу не приезжали в монастырь для общения и совета. А то даже и не подозревали, какие светильники веры горят рядом с нами. Но и теперь каждый из нас может согреться и просветиться от этих огней. Ведь они светят и греют и с тех берегов — тем, кто это востребует сердцем.
Архимандрит Адриан (Кирсанов)
Давно знакомый, мощеный камнем спуск «кровавого пути» — от монастырских ворот до Успенского храма и «Богом зданных пещер», в холодном сумраке которых покоится до Второго пришествия сонм почивших иноков и мирских благотворителей монастыря. В пещерной нише, обрамленной цветами — открытое окошко (чтобы можно было рукой коснуться гроба). Это могила старца Иоанна, к которой приезжают и припадают его многочисленные духовные дети. А в соседнем коридоре, справа от подземного храма Воскресения Словущего, в кирпичной облицовке — другое окошко и совсем свежая домовина. На сороковины здесь появилась памятная доска из белого камня с золоченой надписью: «Архимандрит Адриан. 1922-2018». Касаюсь гроба, прося новопреставленного старца о помощи…
Божий человек
Попав в юности в церковь, он во время службы сподобился пророческого видения
В книге его жизни этапы личного духовного возрастания впечатаны в суровую летопись российского бытия прошлого столетия. Алексей Андреевич Кирсанов родом из орловских крестьян, с детства сполна изведал лишения и скорби. После смерти отца бедность семьи превратилась в нищету. Бывало, и подаяние просили, чтобы не умереть с голоду. Попав однажды, в отрочестве-юности, в единственную в Орле церковь, он — тогда еще неверующий — во время службы сподобился пророческого видения. Перед его ногами разверзлась бездна. Архангел Михаил показал ему, куда пойдут богоборцы-атеисты и нераскаянные грешники; отрок узрел целую духовную битву, воплотившуюся потом в его жизни въяве. После этого юный Алексей стал призывать окружающих людей к покаянию. В итоге его на некоторое время поместили в психиатрическую клинику.
Впрочем, это не помешало ему вскоре устроиться работать слесарем на электростанцию. С началом войны попал в Таганрог, где обслуживал самолеты на военном аэродроме. Перед взятием города немцами участвовал в минировании и взрыве цехов.
Затем — бегство из окружения на родную Орловщину, где Алеша прятался дома и в лесах с партизанами. При наступлении советских войск вступил в их ряды с воинской профессией артиллерист. Пережил обстрелы, не раз видел близко смерть и страдания. Был переведен в Коломну охранять гаубицы, но вскоре комиссован по болезни сердца.
Господь, как он сам говорил, упас его на войне от убийства хотя бы одного человека, предназначив для высокого служения. Кирсанов стал кузнецом-слесарем в кузнечном цеху на заводе имени Лихачева, где и проработал до 1953-го. Молиться ходил в Богоявленский собор в Елохове, часто ездил к Свято-Троицкую Сергиеву лавру. Алексей вел одинокую жизнь, не пил и не курил, а в душе крепла мечта о монашеской жизни. Девицы заглядывались на красивого сильного парня, пытались соблазнить; товарищи по работе тоже старались оженить его, чтобы «был как все», и очень сердились, терпя фиаско. Однажды девушки, разозлившись на его невнимание, забрались к нему в комнату и наплевали в банку со святой водой. После чего… слегли с температурой под сорок. Признавшись Алеше в своем поступке, вскоре выздоровели по его молитвам.
Спас Николай Угодник, которому он взмолился из последних сил
А как-то на Крещение в его жизни случилось настоящее чудесное спасение. На реке, куда он ходил за святой водой и окунаться, под его ногами подломился лед, и Алексей как был, в одежде, пошел прямиком на дно. Спас Николай Угодник, которому он взмолился из последних сил, «как будто за волосы наверх выдернул». После этого случая рабочий Кирсанов твердо решил уйти в монастырь.
Но сделать это смог лишь в 1953-м году, отправившись в Троице-Сергиеву лавру. При этом знакомых заводчан он обрадовал, сказав, что едет жениться в другой город и будет жить там. Уволился с завода и, подтверждая свою легенду, оставил «на время» в кассе зарплату.
В обитель молодого малообразованного рабочего взяли «со скрипом» на послушание посудомойщика, чему Алексей был несказанно рад. В число братии его принял тогдашний наместник, архимандрит Иоанн (Разумов), впоследствии митрополит Псковский и Порховский. Через некоторое время смиренного послушника перевели в трапезники. Не покинул он лавры, даже когда больная мать, сообщив о сгоревшем доме, просила его заработать денег на новое жилье, уйдя хоть на время из монастыря. Вместо этого стал усиленно молиться Николаю Чудотворцу, и чудо не замедлило: через короткое время ему неожиданно передали сумку с деньгами и анонимной запиской — отдать ее «матери инока, у которой сгорел дом». В монахи его в 1957-м с именем Адриан постриг уже следующий наместник лавры, будущий Патриарх — архимандрит Пимен (Извеков). В 1961-м состоялось рукоположение в священника.
Отец Адриан исповедовал в Успенском храме, наблюдая каждый день духовно больных — бесноватых: презираемых, никому не нужных людей, во множестве приезжавших в обитель, ожидая хоть какой-нибудь помощи. Поскольку ему самому досталось в жизни много страдания, он близко к сердцу принимал страдания других. Искренне пожалев несчастных и получив благословение от своего духовника, старца Кирилла (Павлова), он начал отчитывать их по специальному чину изгнания злых духов. Есть свидетельства (прежде всего — личное самого отца Адриана) об устном благословении на это служение со стороны Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского).
С самого утра у его кельи собирались толпы странных, порой невменяемых и буйствовавших от близости святыни людей. Во время процедуры экзорцизма в храм неподготовленному человеку было зайти страшно: бесноватые хрюкали, вопили не своими голосами, падали на пол. А лавра в те годы была между тем одним из главных мест посещения иностранными делегациями. «Адриановский непорядок» с какого-то времени начал раздражать церковное, а особенно партийное начальство. То туристка американская вдруг с приближением батюшки начнет десятиэтажно крыть русским матом, то еще что-нибудь из ряда вон случится.
Предел терпению Уполномоченного по делам религии Московской области Алексея Трушина положил один вопиющий случай. Сопровождающий группу чиновных туристов гид (с погонами КГБ) «выводил на чистую воду церковников», сопровождая это различными насмешками. Мимо проходил в это время отец Адриан. Завидя его, весельчак неожиданно сложил кисти рук по-собачьи и натурально загавкал. Туристы, думая, что это продолжение шуточных эскапад, зааплодировали, а тот, пытаясь остановиться, начал хватать себя за горло, багроветь, задыхаться. Батюшка Адриан, подойдя, накрыл шутника епитрахилью, после чего тот на время затих. А потом и провел с испуганным атеистом полноценную «отчитку». Избавленный от беса и ставший частым гостем своего избавителя, кэгэбэшник превратился в очень неудобного для властей свидетеля реальности духовного мира.
Всесильный начальник приказал в 24 часа «убрать попа Адриана» куда подальше
Вызвав лаврского экзорциста к себе, Трушин спросил: «Ты и меня, что ли, сможешь отчитать?» Батюшка ответил: «Надо — и тебя отчитаю». Тогда всесильный начальник приказал в 24 часа «убрать попа Адриана» куда подальше.
В 1975-м будущий старец был фактически сослан в далекий Псково-Печерский монастырь. Он сильно страдал, расставаясь с родной обителью, открылась язвенная болезнь. При этом примут ли его на новое место насельником — зависело от местного уполномоченного по делам религий. Вопрос решился сразу, когда отец Адриан распахнул мантию и показал чиновнику на рясе внушительный ряд медалей, полученных им в качестве ветерана войны и ударника труда. Многие из Печерских братьев были в то время фронтовиками-орденоносцами.
Ранее, еще в бытность его насельником лавры, встала перед отцом Адрианом духовная развилка: остаться ли в общежительном монастыре или уйти в пустынь. Он посещал глинских старцев, ездил в горы Абхазии к пустынникам. Тогда из Сергиевой обители по людским наветам и проискам лукавого был изгнан настоящий чудотворец — архимандрит Тихон (Агриков), поселившийся в труднодоступной келье в абхазских горах. Отец Адриан добрался к нему вместе с еще одним монахом, желавшим пустынной жизни. Вместо словесного ответа на их вопрос отшельник Тихон налил спутнику Адриана кружку компота, а перед ним самим поставил целую кастрюлю. Направление дальнейшей монашеской судьбы сразу стало понятно обоим.
Успенский Псково-Печерский монастырь. Лето 1970 года
Отнюдь не гладко прошло обустройство сосланного «нарушителя спокойствия» в новой обители. Бывший тогда наместником властный архимандрит Гавриил довольно долго смирял лаврца, поселив в общую келью и всячески утесняя. Однажды приехал уполномоченный по делам религии и стал прицельно спрашивать его про отношения с настоятелем: «даже говорят, жалобы от вас идут». А тот в ответ с испугом: «Да вы что, какие жалобы! Никаких жалоб, я всем доволен». После этого случая наместник его вызвал и велел переселяться в индивидуальную келью — вроде как испытание прошел. Отец Адриан переносил все эти обстояния кротко и вскоре возобновил практику отчиток бесноватых, продолжая ее до 1994 года.
Оставил же экзорцизм, потому что это было уже свыше его физических сил. Прекратить «отчитки» посоветовал ему тремя годами ранее в письме архимандрит Софроний (Сахаров), ученик преподобного Силуана Афонского. «Это как кровь проливать», — написал он. К тому же батюшка Адриан все чаще стал сталкиваться со случаями, когда люди, избавленные им от беса, не покаявшись, не изменив свою жизнь, впадали в еще худшие искушения.
Однажды он получил письмо-вопль: «Верните мне мою дочь!» Писала мать девушки, которая за несколько лет до этого вроде бы успешно пережила изгнание демона. Освободившись от грозного «насельника», девица, обрадовавшись, перестала молиться, ходить в церковь, начала вести разгульную жизнь. Получилось, что бесы как будто просто посмеялись над старцем. Тогда он позвал семь духов, злейших себя, и они вместе вошли в человека. И было последнее состояние его горше первого (ср. Мф. 12, 43-45). Такие случаи были единичными, но они очень расстраивали отца Адриана.
Молва о прозорливости старца ширилась, выйдя далеко за границы страны
Последние четверть века архимандрит Адриан принимал паломников, во все возраставшем количестве приезжавших к нему со своими вопросами и бедами. Молва о прозорливости старца, чудесных исцелениях по его молитвам ширилась, выйдя далеко за границы страны. Сама Богородица в его укрепление, по просьбе отца Адриана, прислала ему крест, который он однажды обнаружил утром на своей подушке. Им он освящал масло, исцелявшее многих.
Скромность старца была удивительной. «А кто я? — удивлялся он иногда тем, кто обращался к нему с пиететом. — Все какие-то люди приезжают ко мне. Из Канады, из Европы… Вот губернатор подарил грамоту. А что я? Сижу в келье, ничего не делаю».
Пятнадцать последних лет он уже не выходил из своей кельи, ежедневно принимая людей. Причащали его там же. А келья-то вся была — метров 15 квадратных…
Беседы о старце
Зачем люди становятся монахами? Зачем люди приезжают в монастырь как паломники, задерживаются как трудники, становятся послушниками? — В монастыре разлит покой. Не тот, что ты ищешь в деревне после городской суеты, а какой-то другой — настоящий, может быть, как преддверье тех обителей, «идеже нет ни печали, ни воздыхания». Но и обретается он в тяжелой борьбе со своими страстями и слабостями, в настоящей войне с духами злобы поднебесными, не желающими спасения душ человеческих. Недаром святоотеческая литература определяет иноков как духовных воинов со своим «щитом» и «мечом».
Долг монаха — молиться не только за себя, но и за весь мир. Но лишь у немногих избранников открываются дары прямой духовной помощи другим людям, в том числе далеким от веры. Таких и называют старцами.
В Петровской беседке на вершине монастырской Святой горы своими воспоминаниями об усопшем старце делятся иеродиакон Никон, иеромонах Иоасаф и присоединившийся позже игумен Хрисанф — келейник старца Адриана.
Ярко горят на солнце купола и кресты внизу, ветер перебирает листья в кронах, немолчным разноголосым хором оттеняют нашу беседу птицы.
— Я в Печерах 30 лет и знал все эти годы батюшку, — говорит отец Никон. — К нему ходили многие из братий. Как и к отцу Иоанну. Но ко второму — за решением запутанного житейского или сложного духовного вопроса, а к первому — с повседневными монастырскими нуждами. Отец Адриан врачевал мягко и с любовью — истинно по-отечески… Придешь, думаешь — скорбь неразрешимая: наместник накричал, благочинный замечание сделал — сейчас выгонят. Исповедуешься у батюшки, он помолится — смотришь, через пару часов все и рассосалось…
Уезжали от него люди окрыленные, словно воскресшие
Действенность его молитвы была явственна. Сложные вопросы мирян, к которым обычным монахам и подступиться-то страшно, он решал часто двумя-тремя простыми словами. И примеры приводил все время от третьего лица, только потом ты понимал, что история именно к тебе относится — случайных слов у него не было. Уезжали от него люди окрыленные, словно воскресшие. Это было такое повседневное чудо.
Стиль общения отца Адриана часто выглядел парадоксальным. Иногда он выслушает спокойно слова собеседника о каких-то серьезных вещах, а к сущим, вроде бы, мелочам прицепится — начнет развивать, акцентировать. А потом оказывается, что это совсем не мелочи.
Дар прозорливости — само собой. Я однажды вышел за стены монастыря травки пособирать, и меня наместник застукал на «самоволке». Я ему говорю: вот, на пять минут всего вышел, — а он мне: «Пиши объяснительную». К батюшке Адриану пришел пожаловаться — и получил ответ: «Ты бы сказал: отец наместник, я вот на пять минут вышел и два часа гулял по лесу». А именно так и было! То есть я соврал, а старец меня и «поправил», как будто рядом со мной был.
Спрашиваю о популярном с неких пор определении: почему отца Иоанна прозвали «пасхальным батюшкой», а отца Адриана — «великопостным»?
— Отец Иоанн не ходил, а прямо летал от храма до кельи, — отвечает, улыбаясь воспоминаниям, отец Никон. — Каждое его слово светилось радостью, одной своей улыбкой всех согревал. Отец же Адриан был сдержан и внешне как бы суров, хотя согреть сердце мог не хуже. Я бы назвал его не «великопостным», а «утешительным старцем». Отец Иоанн сильно любил отца Адриана. Помню, бежит навстречу с объятиями — прижимает его к себе, а тот в ответ что-то косноязычно лопочет. Умилительно было видеть их вместе! Расцелуются и разойдутся. Иногда старцы друг к другу посылали прихожан. Отец Адриан говорил в таких случаях: «С этим иди к Ивану». Он его так называл…
— Я хорошо помню встречу двух великих старцев, когда отец Адриан еще ходил, — вступает в разговор игумен Хрисанф. — Она на известной теперь фотографии запечатлена. Батюшка Адриан вышел однажды на улицу — ну прям как бродяга какой-то. Закатанная в шарики шерстяная кофта, руки в карманах, угрюмый, локоть торчит, спина согнута… И тут на него налетел отец Иоанн — весь круглый, быстрый, светящийся — и давай его обнимать, чего-то в ухо шептать. На это и правда нельзя было без слез умиления смотреть… У них двоих были разные формы подвига, но одно содержание, одна близость к Богу. То, что мы можем назвать «пасхальностью», отец Адриан искусно скрывал.
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)
— Отец Иоанн (Крестьянкин) был настолько яркой звездой, что в его контровом свете многие не замечали других великих старцев, которые у нас в монастыре подвизались, — добавляет отец Никон. — И отец Адриан тоже был как бы в его тени. Но только до тех пор, пока человек сам с ним не пообщался, особенно с серьезной проблемой. На стройплощадку выйдешь, а там отцы Дионисий и Платон трудятся. Совсем неприметные для сторонних людей. А это духовные гиганты! И таких светочей в Печерах с добрый десяток было. А собранных, духовно опытных монахов с гонениями, тюрьмами за плечами — и того больше. Мы в этом жили повседневно и думали, что так всегда и будет. А они все начали уходить с начала этого века…
— Я был человек уже воцерковляющийся , когда мне посоветовали в Москве встретиться со старцем Адрианом, — вспоминает отец Иоасаф. — Он на меня тогда впечатления никакого не произвел: начал показывать картинки, что у человека есть душа… Но это я и сам знал… Все новоначальные хотят ведь каких-то зримых чудес, эзотерических откровений… Но все же я к нему потом приезжал в Печоры несколько раз, и в один из них он меня благословил в армию идти, куда я, подобно своим друзьям, вовсе не собирался. Но я ему почему-то поверил. И так вышло, что именно это круто развернуло мою жизнь. Знаете, как будто отец Адриан стрелку переключил — и поезд пошел по другому пути, прибыв в итоге сюда, в монастырь. После армии мне уже стали неинтересны прежние увлечения и приятели, и через некоторое время я, по его благословению, очутился здесь…
Наверное, любого монаха до конца жизни преследует искушение уйти из монастыря в другое место, где будет настоятель добрее, духовный рост сильнее, — продолжает размышлять отец Иоасаф. — Ну, как любого семьянина — развестись, сбросить крест, данный Господом, поискать получше. Молитвы отца Адриана останавливали такие искушения, умиряли души многих иноков.
А порой бывало так, что человек приходит к старцу с вопросом, начинает с ним общаться — и вроде никакого вопроса нет. А уходит — и вопрос опять тут как тут. Это потому, что рядом со старцем чувствовался глубокий душевный покой. Старцы тем и отличаются, что много чего знают, но мало говорят… Только то, что нужно.
Когда про семейную жизнь спрашивали невенчанные, он с ними разговаривать даже не хотел: «Повенчайтесь — тогда приходите». Были случаи, когда никого не хотел принимать, «а вот ты, мальчик, заходи». Причем называл иногда, не видя в глаза, через стенку, кого именно пригласить. Чувствовал, кому это действительно нужно.
Он часто отвечал мгновенно и как бы не задумываясь. В том числе на «дурацкие» вопросы типа: «Батюшка, какую корову мне брать — пятнистую или красную?» Тот сходу: «Красную, бери красную!» — «У меня пуговицы отлетели..» — «Ну, ты пришей!» И все это с терпением, любовью, без малейшей насмешки… Но, помню, и сетовал уже в последние годы: «Вот все спрашивают, как пожениться, как дом продать, скотину купить — и никто почти не хочет узнать, как свою страсть какую-то побороть…».
Интересуюсь у своих собеседников про «предсказания» старца, широко в свое время распространявшиеся в Интернете.
Грозные события могут быть — по молитвам праведников — отсрочены или отменены
— Никаких развернутых политических предсказаний, которые стали ему приписывать в сетях, отец Адриан не делал, — отвечает отец Иоасаф. — Из коротких же реплик паломники-фантазеры развертывали иногда целые апокалиптические картины. Так, он в 1990-е годы несколько лет подряд, действительно, чуть ли не каждый год, пророчил войну. А потом вдруг перестал, и на вопросы: «Будет ли война?» стал четко отвечать: «Нет, не будет». Это значит не только то, что и старцы могут ошибаться, но и то, что в Горнем Совете грозные события могут быть — по милости Божией, по молитвам праведников — отсрочены или вообще отменены. Очевидно, что Божьи люди чувствуют эти перемены.
— Одному монаху отец Адриан вдруг сказал: «Миша, а ты после Пасхи умрешь», — вспоминает к слову отец Никон. — Миша чуть в обморок не упал, заплакал. Прошла Пасха одна, другая, третья, мы уж забыли про все это. Монах этот уехал в Москву в Сретенский монастырь. И там однажды после Пасхи действительно трагически погиб.
Что такое чудо
Игумен Хрисанф (Липилин) Келейник в монастыре — это практически ближайший родственник. Поэтому с особым чувством, стараясь быть тактичным, расспрашиваю о старце игумена Хрисанфа, 12 лет несшего это послушание.
— Со второго-третьего дня моей жизни в обители, в 1991-м году, я оказался связан с отцом Адрианом, — отвечает отец Хрисанф. — Наше общение плавно перетекло от моего духовного вопрошания в более тесные, близкие формы и закончилось келейничеством у него. Когда он, по немощи, закончил самостоятельно служить литургии, мы вдвоем с одним уже покойным батюшкой причащали старца и помогали ему в его бытовой жизни и служении людям.
Интересуюсь: «Каким он был для вас?»
Игумен, задумавшись, признается, что в богатом русском языке нет слов для ответа. Помолчав, отец Хрисанф продолжает:
— Я относился к нему одновременно как к своему отцу и своему ребенку. Конечно, при этом до конца было сложно привыкнуть к тому, что я как будто стеклянный: каждый мой шаг, каждое движение души были видны старцу. Но раздражаться на него за известные неудобства было просто невозможно. Меня, как и других, привлекло к нему глубинное содержание, которое можно было познавать бесконечно.
— Скажу странную вещь, — продолжает он, — для меня почти ничего не изменилось с его уходом. Хотя я и не вижу его теперь, как привык, каждый день, и за стенкой кельи мне теперь никого не слышно… Но я не согласен считать это смертью — в том смысле, какое мы вкладываем в это слово!
Люди к таким светильникам часто относятся эгоистично, не задумываясь об источнике их сил, — размышляет игумен Хрисанф. — Даже когда старца однажды забирала «скорая помощь», люди, приехавшие к нему, умудрялись задавать свои вопросы у двери машины. И он, как мог, отвечал! Это словно ты на кресте уже висишь, а тебя с просьбами за пальцы дергают… Иногда давка была такая, что приходилось как-то заслонять его — с крепостью, но без грубости. Но на его решения принять или не принять кого-то я никогда не влиял, да и не мог бы этого сделать. Кто я такой, чтобы «редактировать» его служение? У меня было послушание, я был его «костылем».
Некоторые местные годами спрашивали его, как хранить картошку, когда ягоды собирать… Это, конечно, бывало подчас уже невыносимо. Но старец все это терпел, понимая степень духовного нездоровья народа, покрывая все это любовью.
Чудо — это властное и откровенное действие Божией силы в нашем мире
— Видел ли я чудеса от старца? — переспрашивает меня игумен. — Конечно. Но мне не хотелось бы, чтобы вы снизили свое описание до уровня, который любят журналисты: вот, он предсказал, провидел, изгнал демона. Чудо — это властное и откровенное действие Божией силы в нашем мире. И в этом смысле чудом был каждая беседа батюшки, преобразующая душу его собеседников.
Я хорошо запомнил один разговор с отцом Адрианом, когда, будучи еще совсем юным и мирским, я только приглядывался к монастырской жизни, пел по благословению на клиросе. Зашел как-то к нему вечером и что-то спросил, а он мне в ответ совсем о другом: «Ты на две службы не ходи, а то ноги болеть будут». А у меня был выбор в этом смысле, и действительно, начинались неприятности с ногами. И я его тогда наивно вопрошаю: «А вы откуда это знаете?» Он улыбнулся, и вдруг мы оба стали одновременно хохотать. Я — от того, что все это так здорово: как будто новый бескрайний мир передо мной открылся. А он — видимо, от моей наивности и, может быть, разделяя радость моего открытия. Мне было 20, а ему 69 — стоим и смеемся. Вот это и стало самым первым чудом в нашем общении…
Ну, а другой эпизод — можно сказать, просто дурацкий: я одно время излишне увлекся слушанием радио, и меня позабавил, проникнув в сознание, речевой оборот ведущей: «А если что-то не получится — тогда хана рулю». Я иду и в голове кручу это выражение, улыбаясь про себя. Зашел за каким-то делом к батюшке Адриану, а он мне, отвечая на мой вопрос, неожиданно заканчивает: «А если не так, то, как говорят уголовники, — хана». Я потом на часы посмотрел: прошло 20 минут — такое вот «подлетное время».
Один раз я стал свидетелем изгнания батюшкой злого духа буквально тремя словами. Зашел к нему в приемную комнату, — а там — редкий случай! — мало народа. Стоит женщина, ничего не говорит, но видно издали, что бесноватая. Батюшка подозвал ее ближе и говорит строго: «Выходи, бес!» А тот отвечает из нее грубым утробным голосом: «Не выйду». Отец Адриан повторил приказание — опять отказ. Сказал так же (не повышая голоса) в третий раз — женщина качнулась и упала, исцеленная. А у меня прямо перед глазами пролетело колебание такое, мерцание воздуха — к выходу. И в эту же секунду все птицы, сидевшие на монастырских крышах и крестах храмов, с криком взмыли в воздух…
Понятно, что падшие духи пытались мстить батюшке за такую его работу. И ночью в дверь кельи ломились, и другие страхования и пакости случались. Но отец Адриан относился к этому достаточно спокойно.
Во внешней манере общения он часто прибегал к образу неразумного простеца, — вспоминает отец Хрисанф. — Если чувствовал в собеседнике духовную тягу, то приоткрывал перед ним свою глубину.
В конце жизни батюшка остался практически без зубов, но отвергал предлагаемые ему протезы. Так он смирял себя, делал себя иногда «плохим». Это вызывало известные трудности в общении с людьми: он шепелявил, бубнил. Понимали эту манеру далеко не все. Но это было своеобразным фильтром от людей поверхностных. При необходимости он четко выговаривал человеку важные для него слова.
Несколько десятков лет он жил как на ладони перед людьми, — говорит келейник старца. — Пока был в силах, ежедневно мог принимать посетителей много часов кряду, без еды и отдыха. Для монаха, который по определению ищет молитвы и уединения, это тяжелое испытание…
Последние годы и особенно месяцы отец Адриан как будто «намаливал время» — понуждал себя что-то еще успеть в духовном делании, кому-то помочь, но главное уже было определено в его личных отношениях с Богом, с Пресвятой Богородицей. А у них явно была прямая связь. Мы, монахи, старались уже не занимать время его молитвы какими-то своими проблемами.
Разум и память оставались у него ясными до последнего часа, душа же будто молодела, — вспоминает отец Хрисанф. — В ночь перед своей кончиной батюшка с высокой температурой, испытывая физические страдания, нашел силы для усердной исповеди. А утром, незадолго до упокоения, причастился, выслушав все чинопоследование и благодарственные молитвы с вниманием и какой-то даже решительной молитвой.
Вновь помолчав, игумен Хрисанф как бы подводит итог сказанному:
Явление таких личностей среди нас говорит о том, что Бог никогда не отворачивается от людей
— Старец Адриан, благодаря своей праведной жизни, получил благодать и дар свыше — ясно слышать голос Божий. Именно его он внятно излагал приходящим, не привнося ничего своего. Явление таких личностей среди нас говорит о том, что Бог никогда не отворачивается от людей. А вот люди часто отворачиваются от Бога, даже ввиду таких его светильников.
Задаю своим собеседникам вопрос, который давно вертится на языке, прекрасно понимая при этом его наивность в сочетании с банальностью: «Как вы относитесь к тому, что отца Адриана во многих СМИ уже назвали ‟последним Печерским старцем»»?
— Эти определения — «последний старец», «предпоследний старец» — очень суетные и поверхностные, — отвечает игумен Хрисанф. — Для явления подвижников в мире важны человеческие слагаемые. В самом начале Киево-Печерской лавры там жили 30 монахов, которые могли изгнать беса одним словом. А ныне и один-два таких духовных воина — чудо. Все те подвижники, что жили совсем недавно в Псково-Печерской лавре, прошли через гонения советского времени, через войну. Ныне время иное: нет внешнего тоталитаризма, притеснений Церкви со стороны власти. С другой стороны, сейчас уже не берут города, а охотятся за сердцами людей, идет тотальное поражение людских душ. Поэтому жизнь избранников Божиих тоже стала иной — более сокровенной, менее яркой внешне. И чудеса, которые не перестают происходить, тоже обрели более тонкий образ. Но, думаю, что пропорции присутствия таких избранников в мире неизменны.
Чтобы просияли новые старцы, нужно, чтобы люди хотели слышать духовное вразумление
— Признанных и всенародно известных старцев в обители сейчас действительно нет, — уточняет иеромонах Иоасаф. — Но праведники есть, разумеется: без них и деревня, по пословице, не стоит — не то что монастырь. Может, кто-то из них — сокровенный старец, которого еще Господь не открыл. Это ведь дорога двусторонняя… Я, например, как священник, человеку говорю что-то на Исповеди и чувствую: он меня не слышит, свое бубнит.
Чтобы просияли новые старцы, нужно, чтобы люди хотели слышать духовное вразумление, чтобы, так сказать, «запрос снизу» был. А он сейчас явно ослабел…
Как сказано в Евангелии: Жатвы много, а делателей мало. Молитесь, чтобы Господь послал делателей на жатву (Мф. 9, 36-38). Старцы и есть эти «делатели», наследники апостолов.
***
6 июня, на сороковины отца Адриана, в обители ярко светило солнце, праздничным антифоном с двух сторон звучал птичий хор. На поминальную литургию и последующую панихиду, помимо братии, пришли из города, приехали из разных концов страны и даже из-за рубежа около 300 человек (на похоронах было около 1500). Божественную литургию и панихиду в Сретенском храме монастыря возглавил новый священноархимандрит Псково-Печерской обители, митрополит Псковский и Порховский Тихон (Шевкунов), а также викарий Псковской митрополии, епископ Гдовский Фома (Демчук).
Батюшка Адриан, предстоя ныне у Престола Божия в белоснежных одеждах, конечно же, слышал эти молитвы, радуясь всем «деткам», пришедшим помянуть его. Думается, что и впредь всем приезжающим в Печоры, чтобы с любовью, благодарностью, сердечной нуждой поклониться его могиле, почивший старец не откажет в своем благословении, а может, и духовном совете, исцелении. Главное — верить!
Андрей Самохин
Источник
