Начало ущемления христианства на Руси
Принято считать, что гонения на православие в России начались в 1917 году с Красной революции и приходом большевиков, однако это не так. Православные подвергались насмешкам и переживали трудности гораздо ранее и на протяжении всей истории своего существования, однако, те проблемы были временные и обычно заканчивались при смене правителя.
Преследования церкви начались с правления императора Алексея (отец Петра І)
Духовенство считает, что террор РПЦ начался гораздо ранее, еще при правлении Петра I и продолжался на протяжении всего XVIII века, а большевики стали лишь следствием тех преследований, причем их власть стала наиболее разрушающей.
На заметку! Многие отцы считают, что революция — это кара императорского двора, который пренебрегал верой в Бога.
Первые признаки преследований можно встретить, ознакомившись с реформами различных правителей Руси:
- В 1503 году при правлении Иоанна III — РПЦ лишается монастырских владений.
- В 1721 году при Петре I — упразднение патриаршества и создание Святейшего Синода.
- В 1730-1740 гг. при правлении Анны Иоанновны — общее сокращение численности монахов и определение их насильно в государственную армию. Изымание собственности и земель, принадлежащих монастырям.
- Воцарение на троне Елизаветы Петровны и ее правление в течение 1741 — 1761 гг. принесло облегчение верующим, но одновременно с этим при дворе укрепились масоны, что ускорило раскол между властью и митрополитами.
- В 1764 году после воцарения Екатерины Великой — закрыты более 2/3 всех монастырских подворий, отобраны в казну земли приходов, установлены штаты монастырей.
Одновременно с жесткими реформами и законами, которые ужесточают жизнедеятельность РПЦ, на Руси распространяется масса ересей, которые подрывают устои храмов и веру христиан в целом. В течение XVII-XVIII веков было уничтожено не только огромное наследие, но и были казнены или отправлены в ссылку многочисленные духовные деятели, начиная с патриарха Никона, которого лишили статуса и отправили в ссылку, где он и умер в 1666 году.
Создание Священного синода существенно повлияло на положение церкви в государстве. В результате его создания деятели РПЦ подвергались светскому суду, а все дела по защите Православия и сопротивления протестантству относили к разряду уголовных и политических. Многие монахи, иерархи и клирики подвергались мучения и пыткам, отправлялись в ссылки и умирали насильственной смертью.
Богословы в большинстве своем склонны считать, что преследования начались с правления императора Алексея Михайловича, когда Россия начала медленно поддаваться влиянию Западной Европы. Как известно, именно католиков и протестантов Европы категорически не устраивало сложившееся взаимодействие духовенства и власти в империи, поэтому они предприняли массу шагов для его разрушения.
Читайте о других религиях:
- Православие и ислам
- Православие и баптизм
- Православие и иудаизм
Церкви и другие организации РПЦ в начале ХХ века (до 1917г)
М.Ю. Смирнов, ДИНАМИКА РЕЛИГИОЗНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ: исторический и статистический обзор, Часть 9
Революционные события начала ХХ в. не обошли стороной церковный организм. Высшее священноначалие обнаружило явную клерикальную настроенность, заметно политизировалось и приходское духовенство. В I Государственной Думе все избранные туда священники примкнули к левым и центру, а два избранных епископа — к правым фракциям. Во II Думе оба епископа поддерживали правых и октябристов, среди 20 избранных священников было три кадета, четыре эсера, четверо примкнули к правым. В III Думе четыре священника вошли во фракцию центристов, девять — в октябристскую, 13 священников и один епископ — в умеренно правую фракцию, двое примкнули к националистам, один архиепископ и 15 священников — к правым монархистам. В IV Думу попало уже 46 духовных лиц, из которых шесть священников принадлежали к центристам, 19 были умеренно правыми, а еще 19 и оба епископа присоединились к крайне правым.
В 1905 г. Православная Российская Церковь имела 66 епархий, 48 375 соборов и приходских церквей, 20 583 часовни и молитвенных дома; духовенство (включая низший клир) составляло более 103 тыс. человек; кадры священнослужителей готовились в 4-х духовных академиях, 57 духовных семинариях, 184-х мужских духовных училищах; было также 74 женских училища духовного ведомства (из них 61 епархиальное); действовало 860 монастырей (67720 монашествующих и послушников).
Состав монастырей был разноуровневым. Выделялись крупные — четыре лавры (Троице-Сергиева, Александро-Невская, Киево-Печерская, Почаевская), семь ставропигиальных монастырей. Наряду с сотнями «средненаселенных» обителей были и относительно небольшие по числу монашествующих: пустыни — 86 (12), скиты — 68 (13), киновии — четыре. До начала ХХ в. 20 мужских и 10 женских монастырей служили одновременно местами заключения. От этой функции они были освобождены только в 1905–1907 гг. Самой крупной и старой (с 1554 г.) монастырской тюрьмой была Соловецкая (закрыта в 1902 г.). Из цирку . лярных указов Синода за 1867–1900 гг. следовало, что одних только церковных лиц за разные проступки ссылалось в монастыри ежегодно в среднем до 900 человек.
Статистика землевладений по 50 губерниям центральной России свидетельствует, что на их территории в начале XX в. православным монастырям принадлежало 739 777 десятин земли (Соловецкий монастырь имел 66 тыс. десятин земельных угодий, Александро-Невская лавра — 13 тыс. десятин, Троице-Сергиева лавра — 2 тыс. десятин). Более 1,8 млн десятин было во владении церквей, 337 тыс. десятин принадлежало лицам духовного сословия на правах частной собственности. Общий размер церковного землевладения составлял в 1905 г. 2 611 636 десятин.
Содержание православного духовенства складывалось из штатного жалованья, средств от исполнения треб, доходов от земельных владений, добровольных пожертвований паствы. Усилению церковных возможностей способствовала и финансовая политика Российского государства. Действовал порядок постоянных пособий духовным лицам. В 1905 г. их получал причт 27 412 церквей, в 1907 г. причетникам 38 413 приходских церквей из государственного казначейства было отпущено 12,3 млн руб. 115 К 1914 г . еже годная государственная дотация Церкви составляла 18 млн руб. По другим данным, государственные ассигнования на нужды Православной Церкви составили в 1905 г. 29,3 млн руб., а в 1914 г. поднялись уже до 53,9 млн руб. 117 Общие поступления из всех источников за 1914 г. по сметам Синода достигли 110,3 млн руб. При этом отчетов о своих расходах Святейший Синод не публиковал, а в отчетах обер-прокуроров содержались лишь отдельные данные.
Особую актуальность для Церкви на рубеже XIX–ХХ вв. имела профессиональная подготовка священников и богословов: наличный уровень явно отставал от обострившихся запросов времени. За 1900–1910 гг. все четыре духовных академии выпустили более 1600 человек, но к 1911 г. на приходах и в бесприходных церквах служили только 700 священников с академическим образованием. Много «академиков» уходило на светскую службу. Семинарская среда испытала на себе революционные настроения начала ХХ в. В 1905 г. забастовки прошли в 18 духовных семинариях. Количество обучавшихся в духовных учебных заведениях на протяжении 20 лет существенно не менялось: на 1894 г. — 901 человек в академиях, 18 749 — в семинариях, 30 896 — в духовных училищах; на 1910 г. соответственно — 903, 21 075, 28 124; на 1914 г. — 995, 22 734, 29 419 человек. Число преподавателей в духовных семинариях снизилось с 1091 в 1894 г. до 947 в 1914 г. При этом, однако, выросли субсидии из казны на учреждения духовного образования: в 1894 г. они составляли 1 619 318 руб., а в 1913 г. уже 3 299 404 руб. (затраты Синода в этой сфере в 1905–1913 гг. составляли 5–6 млн руб. ежегодно).
В 1912 г. действовало 53 902 церкви и 23 204 часовни с клиром общим количеством 110 970 человек; в 985 монастырях находилось 86 854 монашествующих и послушников 122 .За первые 17 лет ХХ в . было основано 177 новых монастырей. Доходы . архиерейских домов, лавр и монастырей также возросли. По подсчету В.В. Морозана, к 1 января 1910 г. они владели 61 млн руб. в ценных бумагах и около 1,4 млн руб. наличными деньгами; к этому добавлялся 21,5 млн руб. дохода совокупно от кружечного сбора, продажи свечей, сбора арендной платы, процентов с капитала в банках, пожертвований прихожан и пр., а также 1 млн руб., полученных из казны на их годовое содержание. В 1913 г . сумма монастырских банковских вкладов составила 65,6 млн руб. В 1910 г. на монастырском иждивении находилось 202 больницы и 104 богадельни, к 1914 г. это число выросло до 234 больниц (2698 мест) и 169 богаделен (2252 места); в годы Первой мировой войны, по данным П.Н. Зырянова, в 207 обителях открылись лазареты (из них 139 были собственно монастырскими). Государственная . поддержка этой сферы продолжалась и в военное время: в 1916 г., например, 275 монастырей дополнительно к собственным доходам получили еще 423,5 тыс. руб. казенного содержания.
Статистическая характеристика Православной Российской Церкви на завершающем отрезке синодального периода ее истории (1914–1917 гг.) представляет некоторую сложность. С одной стороны, существуют разнообразные церковные и государственные документы, по которым картина должна бы выглядеть относительно полной и близкой к достоверности. С другой же стороны, точный учет действительного состояния Церкви в названный период уже тогда осложнялся происходившими социально-политическими событиями и далеко не во всем был возможен. В советские времена отношение к статистическим сведениям нередко было произвольным и избирательным, а многое просто оказалось утеряно. Распространившиеся в отечественных публикациях данные, даже основанные на идентичных источниках, зачастую заметно расходятся. Из этих материалов в кратком обобщенном виде положение православных церковных организаций представляется следующим образом.
Относительно численности православной паствы в рассматриваемое время приходится ориентироваться только на формальные количественные данные. По оценке современного отечественного исследователя, «…в дореволюционной России характеристика состояния религиозности в обществе была прерогативой органов государственной статистики». Принадлежность к какому-либо вероисповеданию фиксировалась на основе церковной регистрации рождений и крещений для христиан или соответствующих актов, принятых для нехристианских религий. Такая идентификация совершенно не учитывала ни уровня религиозности (оставался ли человек практикующим верующим или не соблюдал религиозных установлений), ни возможного вневероисповедного состояния «зачисленного» в конфессию.
Журнал «Государство, религия, церковь в России и за рубежом», № 3 2010
www.gazetaprotestant.ru
История гонений на Русскую православную церковь в ХХ веке
Любые преследования всегда начинались со лжи и клеветы. Если в первые века повсеместно распространялась ложь о каннибализме среди христиан, то в советское время бытовало мнение, что верующие — это ограниченные и глупые люди, которые хотят свергнуть социализм и принести капитализм в страну. Активную борьбу с верующими вела интеллигенция — против веры боролись стихами Маяковский и Бедный, фильмами Эйзенштейна, рассказами Горького.
Советская власть рассматривала религию как общественный пережиток
При этом намного хуже было бездействие всех остальных представителей этого образованного класса. Были закрыты множество храмов, убиты сотни людей, отобраны все ценности и сосланы в ссылку более 1000 представителей духовенства, а творческая интеллигенция просто старалась не замечать этого.
Основными причинами гонения в СССР можно назвать:
- Страх государственных деятелей потерять влияние или делить его с РПЦ.
- Страх потерять власть из-за возможной антиреволюционной деятельности церкви.
Страх потерять влияние на народ, привел большевиков к решению уничтожить религиозные организации. Они преуспели в этом — никто так изощренно не гнал христиан: поношение, дискредитация, доносы, аресты, пытки, каторга, казни. При этом коммунисты не только боролись извне — ими была проделана огромная работа по внедрению и разложению приходов изнутри.
Ленинский период
Позиция Ленина по отношению к церкви достаточно прозрачна — он считал религию опиумом для народа и призывал бороться с религиозными предрассудками. Его главная идея была в борьбе «тихими методами» — пропагандой и настраиванием населения против духовенства. Он рассматривал веру как религиозный предрассудок и стремился повысить общее сознание масс, чтобы они самостоятельно начали бороться с РПЦ. Это позволило ему несколько скрыть свои позиции и не привлекать громкое внимание общественности, которая в то время еще не подчинялась настолько безоговорочно высшей власти.
В 1917 году были национализированы все земельные ресурсы, которые имела РПЦ согласно декрету «О земле». Духовенство со своей стороны стремилось к занятию привилегированного положению и на Соборе 2.12.1917 года приняла соответствующие положения, однако, большевики отказались с ними соглашаться и взаимный антагонизм усилился. Уже в феврале 1918 года правление приняло Декрет «Об отделение церкви от государства и школы», который лишал церковь права собственности и закрепил светский характер страны.
На период правления В.И. Ленина приходится и кампания по вскрытию мощей — целенаправленные действия по уничтожению ценностей.
Изъятие церковных ценностей
Гражданская война и всеобщая религиозность народа помешала активным действиям коммунистов против веры и громких кампаний по отъему имущества не было, хотя именно во время Гражданской войны произошла масса кровавых столкновений духовенства и армии. После окончания революции и войны, уже в конце 1920-х годов процесс уничтожения РПЦ запустился вновь, но в этот раз не остановился и почти уничтожил ее в СССР. Безнаказанность привела к наступлению на крестьянство, его частичное уничижение путем коллективизации, резко усилила антицерковный террор. За этот период число арестованных за веру в 3 раза превысило число репрессированных в годы Гражданской войны.
Сталинский период
Сталин, как и его учитель Ленин, считал, что уничтожение Церкви — это важное и необходимое условие становления советского руководства. Хотя первоначально борьба за международное признание, попытки вывести страну из глубокого кризиса (политика НЭП) несколько ослабила гонения. В 1922 — 1927 годах наблюдается заметная пауза в вопросах религии.
В это время начинает работу ГПУ — государственное политическое управление, деятельностью которого была целенаправленная дискредитация и разложение Церкви изнутри. При правлении Сталина план Троцкого (он датируется 1922 годом) стали приводить в действие и его результатом стало появление обновленческого духовенства — подставные деятели вносили реформы, пытаясь сделать храмы и приходы более современными (по их утверждению), а на самом деле вносили смуту и подчиняли духовенство коммунистической партии.
В 1929 году вновь начинается кампания по тотальному уничтожению РПЦ.
В 1920–1930-е годы большинство храмов было сельскими, и активная коллективизация просто их уничтожила, как и возможных защитников веры. Наряду с разрушением, ограблениями и уничтожением приходов уничтожаются и духовные деятели — более 10000 священнослужителей были арестованы, сосланы в Сибирь или расстреляны. Сельские батюшки, даже те, которые были лояльны к советской власти, уничтожались (после 1929 года каждый третий расстреливался), все духовенство было зачислено в контрреволюционеры.
Времена Революции и Гражданской войны
Несмотря на все усилия большевиков, в декабре 1937 года при опросе населения более 58% (2/3 сельского и 1/3 городского) признало себя верующими, несмотря на риск ареста и расстрела. В закрытой документации коммунистов того времени всего 10% населения признано атеистами, несмотря на 20 лет антирелигиозной деятельности. После такой статистики Сталин принимает решение о проведении репрессивной кампании относительно таких антисоветских элементов.
В результате арестов неугодные власти были отправлены в тюрьмы на 8 и 10 лет, а большинство духовенства казнено. Кампания длилась с августа 1937 года по весну 1938 и принесла ужасающие результаты — было арестовано более 32000 верующих людей, половина из них казнена. Великая Отечественная война и последующие годы восстановления принесли послабление террора.
Правление Сталина характеризуется чрезвычайной жестокостью в целом: кровавое насаждение советской власти путем уничтожения всех несогласных или тех, кто подозревается в антигосударственной деятельности, привело к почти полному уничтожению крестьянства (которое было основным оплотом РПЦ), интеллигенции и духовенства.
Хрущевский период
Приход к власти Хрущева не только не ослабил давление на РПУ, но наоборот, ознаменовал новую волну террора. Именно Никите Сергеевичу принадлежит знаменитое обещание показать по телевизору последнего попа, ведь он к 1980 году обещал выстроить в СССР чистый коммунистический режим. Единственное отличие хрущевских гонений от сталинских, было в отсутствии крови, поскольку Никита Сергеевич выбрал экономические и пропагандистские методы борьбы.
Газета атеистической направленности, издававшаяся в Советском Союзе
Пропаганда в 1953-1964 гг. достигла небывалых масштабов. В результате активных действий государственного аппарата за время правления Хрущева:
- Количество монастырей сократилось в 4 раза, а количество приходов в 2 раза.
- Было закрыто 5 из 8 семинарий, которые открыли после войны.
- В день (!) выходило по 5-6 книг антирелигиозного содержания.
- Верующих ставили на учет, как опасных общественных элементов.
- Монахов Почаевской Лавры насильственно вывозили и ставили на учет в психлечебницы. Верующих принудительно лечили психотропными препаратами.
- Защитников и преданных вере людей бросали в тюрьмы и пытали, пытаясь сделать из них отреченцев.
- Более 200 служителей отреклись от веры и подверглись анафеме.
- Было осуждено 1234 человека по религиозным мотивам.
Несмотря на активные усилия власти (антирелигиозная пропаганда была невероятно мощной в те годы) и потерю половины имущества (к 1966 году в стране из 13478 храмов осталось лишь 7523), а также множества человеческих жертв, религиозность населения не уменьшилась. По данным приходов в эти годы, наоборот, выросло количество проводимых обрядов.
Гонения стали лакмусовой бумажкой для многих: некоторые отдали жизнь и свободу за привилегию называться христианином, а другие предпочли отречься от Спасителя Христа и стать предателями, служа пагубной и кровавой власти.
Введение
Автор:Поспеловский, Дмитрий Владимирович
Константиновское наследие и кризис православия в XX веке
Чтобы понять трагедию Православной церкви в России в XX в., недостаточно ограничиться только ее послереволюционной историей. Необходимо взглянуть и на кризис православия исторически, имея в виду основы взаимоотношений между Церковью и государством, заложенные в эпоху императора Константина и его непосредственных преемников. Конец этой затянувшейся константиновской эпохе положил декрет СНК РСФСР от 23 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Однако в свете последовавших за этим декретом гонений, продолжавшихся семь десятилетий, многим дореволюционная эпоха и церковный «константинизм» видятся чуть ли не как некий «золотой век», и нередки мечты о возвращении к нему. Поэтому необходимо поразмыслить над сущностью «константинизма» и над тем, к чему логически привело его осуществление на протяжении исторического пути России.
Итак, в 313 г. император Константин Великий провозгласил христианство официально равноправной религией по всей Римской империи, а в 380 г. император Феодосии Великий объявил христианство уже единственно законной государственной религией империи. И тут сразу же возникло несколько соблазнов, которые можно назвать ересью цезарепапизма. Во-первых, победа Константина под Римом в 312 г., в результате которой было узаконено христианство, была связана с мистическим опытом Константина: ему во сне было какое-то явление с указанием начертать христианский знак — по-видимому, крест — на оружии. С этого момента Константин считал себя христианином, хотя крестился лишь на смертном одре, и то, по-видимому, у еретика-арианина. Отсюда следовало, что крещение и евхаристическая жизнь Церкви для императора, в отличие от простых смертных, как бы необязательны; он как бы получил свое христианство непосредственно от Бога, а не через Церковь 1.
Дело в том, что Константин не только покровительствовал Церкви, формально оставаясь язычником, но и созвал I Вселенский собор, председательствовал на нем, вмешивался в богословские споры. Позднее, став на сторону ариан, активно и очень жестоко преследовал православие, в том числе и Св. Афанасия. В жизни Константина тоже не было признаков святости: он убил и своего брата, и собственного сына. И, однако, он утверждал,
9
что обладал даром мистических видений, и, по словам о. Александра Шмемана, Константин, несомненно, душой стремился к Богу и мечтал креститься в Иордане 2. Тот факт, что Церковь все же причислила его к лику святых, как бы говорит, что кесарь стоит над Церковью, независим от нее. Не отсюда ли и та легкость, с которой причисляются у нас к лику святых коронованные персоны, святость которых весьма сомнительна, — от Александра Невского и Дмитрия Донского до Николая II?
Напрасно мы будем искать в Евангелии или писаниях отцов церкви богословское оправдание такого цезарепапизма. Но возникновение этой ранней ереси в истории Церкви по-человечески и психологически вполне понятно. Ведь эра Константина наступила после трех веков жесточайших гонений на христианство. И вот, выйдя из подполья, христиане возликовали: наступила эра христианства, император — христианин, значит, он посланник, помазанник Божий. Ведь это была пора еще раннего христианства, ожидавшего скорого пришествия Христа, наступления его тысячелетнего царства… Казалось, все это сбывается. И те самые христиане, которых нередко истязали за отказ оказывать божеские почести императорам-язычникам, теперь готовы были обожествлять императора-христианина.
Однако при императоре Юстиниане в VI в. появляется доктрина симфонии, которая как будто ставила все на свои места: Божье — Богу, кесарево — кесарю. Но надо помнить, что это был союз предельно централизованной для того времени, диктаторско-абсолютистской власти императора с децентрализованной Церковью, существовавшей в виде множества совершенно самостоятельных епархий, объединяемых лишь периодически созываемыми соборами. Правда, став государственной религией, Церковь постепенно тоже как бы централизуется. Епископы столичных городов становятся по положению старшими над остальными епископами области; а пять епископов, сидящих в самых главных городах империи, начинают в V в. называться патриархами, из которых первым среди равных становится епископ Рима — папа. В доктрине симфонии нет четкого определения полномочий патриарха. Однако, об императоре говорится как о верховном земном главе всех христиан, несущем ответственность и за Церковь. Это относится ко всей Римской империи. И римские папы тоже полностью принимали эту доктрину, отдавая фактически священные почести императорам. Но исторически сложилось так, что в Западной Римской империи в V в. был низложен ее последний император и папа фактически занимает вакантное место Римского императора, что полностью меняет всю историю западного христианства и его взаимоотношений со светской властью.
В Византии же императоры, начиная с Константина, реально возглавляли Церковь. Они вмешивались не только в управление ею, оставляя за собой последнее слово при избрании патриархов, но и в богословские вопросы, и часто весьма невежественно, поддерживая то ариан, то иконоборцев. Ответом Церкви в этих
10
условиях могло быть, и было, только мученичество. 3 Но если вначале готовность к мученичеству была массовым явлением, что в конце концов и приводило к победе православия, включая победу иконопочитателей, то по мере «очиновничиванья» официальной Церкви эта готовность стала исключением в поведении христиан. Контрастной иллюстрацией этого служит, например, случай с митрополитом Исидором, который представлял Русскую православную церковь на Ферраро-Флорентийском вселенском соборе (1438—1439), после его возвращения из Флоренции, где он подписал унию с католической церковью. Вернувшись, Исидор поминал папу на богослужениях, за что был свергнут и заключен в темницу, но не братьями-епископами, а великим князем Василием Темным, не принявшим унию.
Тем не менее, Русская православная церковь по отношению к великокняжеской власти в России (во всяком случае, до конца XV в.) была несравненно свободнее, чем Византийская по отношению к императору. И тут мы подходим к периодизации истории Русской православной церкви.
Историк Антон Карташев делит историю Церкви в России на четыре периода.4 Первый — это Киевская Русь. Тут играют большую роль два фактора: неофитство, связанное с преклонением князей перед авторитетом Церкви, пришедшей из блистательной Византии; некая экстерриториальность ее. Первые три столетия после Крещения митрополитами на Руси, за редкими исключениями, были греки или балканские огреченные славяне. Их направлял на Русь сам император, а рукополагал сам Вселенский патриарх. Кто по сравнению с ними, а следовательно, и с их представителем-митрополитом был Киевский, а тем более Полоцкий или какой-нибудь Суздальский князь? Всего лишь варвар-орхонт.
Согласно М. Приселкову, Церковь в этот период направляет процесс созидания русской государственности. Монахи-летописцы, призывая русских князей к миру между собой, к созданию единой Руси, выдвигают модель церковного Собора: как епископы, которые, будучи хозяевами в своих епархиях, признают первенство Киевского митрополита, так и князья должны признавать первенство Киевского князя. Как епископы собираются на периодические соборы под председательством Киевского митрополита для решения и координации дел национальной Церкви, так и князья должны решать свои споры. Примером такого подражания церковным соборам Приселков видит княжеский съезд в Любече в 1097 г. и ряд последующих таких съездов. 5 И конечно, земские соборы XVI—XVII вв. создавались по модели Освященных поместных соборов.
Следующим этапом или периодом в истории РПЦ Карташев считает эпоху татарского ига. Церковь была поставлена татарами в привилегированное положение. Она была освобождена от всех налогов. Татары относились с большим уважением к христианству и его духовенству. В то время как они истощали русские княжества поборами, рекрутскими наборами, требованием дани и частыми набегами, монастыри и храмы, как
11
правило, пользовались полным иммунитетом. Следовательно, только в монастырях сохранялась непосредственная преемственность от Киевской Руси. Более того, только митрополит Киевский в своем титуле напоминал о Руси, как таковой, в то время как она была вся раздроблена на уделы и житель Смоленска называл себя смолянином, а князь Рязанский был князем Рязани. Но ни тот ни другой не называл себя русским. Только митрополит Киевский оставался митрополитом и Всея Руси. Поэтому решение митрополитов покинуть Киев и осесть сначала во Владимире, а позднее в Москве имело решающее значение для последующего формирования российской государственности: там, где митрополит Всея Руси, там и центр Руси, там и главный князь Руси.
В XV в. наступает третий период — период обособления и самостоятельного существования Русской церкви.
Это эпоха особого расцвета монашества, начало которому было положено в конце второго периода Св. Сергием Радонежским и его учениками. Но весьма симптоматично отличие этого монашеского возрождения от монашества Киевской эпохи. Тогда монастыри создавались в городах или на их окраинах. Очевидно, жива была оптимистическая вера в преображение православного государства, в котором монахи призваны играть роль духовных наставников, учителей не только простых мирян, но и православных правителей.
В эпоху татарского ига епископы, пользовавшиеся уважением татар, играли роль буферов-посредников между татарами и Русью. Такая роль требовала от них дипломатической хитрости, лукавства, компромиссов (нередко и нравственных) и двойственного поведения. Именно в эту эпоху монашество стремится избавиться от подобных соблазнов. Киевский оптимизм сменяется пессимизмом в отношении земного государства. Не считая тех городских монастырей, которые строят сами князья, монастыри, создаваемые подвижниками, появляются вдалеке от городов, в дремучих лесах севера и северо-востока. Эта особенность остается характерной чертой русского монашества и третьего и четвертого периодов. Процесс, аналогичный зарождению первых христианских монастырей в египетской пустыне; недаром в России обители, возникающие в лесах, тоже именуются пустынями.
И не случайно главные духовные течения в третьем и четвертом периодах истории РПЦ исходят именно от пустыннического монашества или, во всяком случае, из монастырей строгих аскетических правил, находящихся вдалеке от столиц. Таковы, например, два главных богословских течения XV — XVI вв.: стяжатели и нестяжатели. Таковы Нямецкий монастырь Св. Паисия Величковского и Оптина пустынь четвертого периода. Но вернемся к периоду третьему.
Эта эпоха начинается с Флорентийской унии и избрания в 1448 г. Рязанского епископа Ионы первым митрополитом, не поставленным Константинополем. Кто такой Иона? Простой подданный русского удельного князя. Да и избран он только потому, что князь, а не кто-либо другой решил не признавать
12
законность Флорентийской унии. В этом отношении положение даже в полураспятой турками Греции оказалось здоровее: там церковный народ и все духовенство не признали договор, подписанный патриархом и главными греческими епископами во Флоренции под прямым давлением последнего византийского императора и с применением насилия. Так что последующая наша гордость, что мы, мол, единственные подлинно православные, а греческое-де православие ненадежно, так как они подписали Флорентийскую унию, изменили православию, неосновательна. А ведь именно этим чувством в значительной степени было вызвано неприятие старообрядцами «греческих» реформ патриарха Никона. 6 Но вернемся к XV в.
Тут мы видим, с одной стороны, конец зависимости РПЦ от Греции. С другой стороны, последний клочок Римо-Византийской империи прекращает свое существование в 1453 г. И естественна, роль ее переходит к Москве, как единственной сохранившейся православной державе. Эта роль преемницы Восточной Римской империи подкрепляется еще браком Ивана III с племянницей последнего византийского императора, принятием Москвой византийского герба — двуглавого орла,- обнимающего собой Европу и Азию, и, наконец, формальным освобождением России от татарского ига в 1480 г. С падением Византийской империи, с одной стороны, и Монголо-татарской — с другой, правитель России становится самодержцем. Термин «самодержец» сам по себе не означал абсолютизма или какой-либо иной формы управления страной. Он значил всего лишь, что данный правитель уже ни от кого на земле не зависит, он суверенен, самостоятелен, сам держит. До того символически он был вассалом императора Второго Рима — Константинополя и данником татарского хана.
Но политическое-то наследие у Москвы византийское. А там, как мы знаем, формула власти императора определялась иеродиаконом Агафетом еще в VI в. следующим образом: «Телом своим император ничем не отличается от любого другого человека, но лицом власти своей он подобен Богу — властителю всех человеков; ибо на земле нет власти выше императорской. Но не будь ты горд и высокомерен, ибо, как и все люди перед лицом Божьим, ты прах и в прах отыдеши». 7 В этом определении самодержавия нет никаких земных ограничений на власть императора, но только духовно-нравственные, в отличие, скажем, от определения абсолютизма на Западе, лучше всего выраженного французским политическим философом XVI в. Боденом. Последний признает за абсолютным монархом абсолютную власть — без упоминания тех решительных нравственных ограничений, которые видны в византийском определении самодержавия, но резко разграничивает понятие власти политической и владения (т.е. для него право собственности неподвластно власти политической), а также утверждает, что всякая власть, в том числе и абсолютная монархия, начинается с вверения гражданами своего суверенитета монарху. Иными
13
словами, источник абсолютной власти по формуле Бодена— народ, граждане, а не мистика сравнения монарха с Богом. 8 Следовательно, логически, в один прекрасный день граждане имеют право решить, что они хотят забрать свой суверенитет обратно и лишить монарха абсолютной власти. Такого права у подданных Римской империи христианской эпохи и ее наследницы России не было.
Этико-нравственные ограничения формулы Агафета были более конкретны, чем абстрактное рассуждение о первоначальном суверенитете граждан. Однако нравственные и религиозные ограничения действительны лишь при условии, что во главе государства стоит подлинно верующий и нравственно ответственный человек. В какой-то степени эти понятия ограничивали молодого Ивана Грозного, Бориса Годунова, царей Михаила Федоровича, Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, но они никак не действовали на таких тиранов, как Василий III, Иван Грозный второго периода его правления, Петр Великий, или на таких циников, как Анна Иоанновна или Екатерина II.
В конце XV в. в России возникают две школы богословской мысли, получившие название стяжателей (Иосиф Волоцкий и его ученики) и нестяжателей (Св. Нил Сорский и его ученики).
Иосиф видел Церковь как политически активный институт, непосредственно вмешивающийся в правительственные дела и влияющий на власть. Чтобы обеспечить за Церковью такое политическое влияние в государстве, он считал необходимым привлекать в монашество аристократию, так как, мол, только епископ-аристократ со своими связями и политическим опытом может обеспечить Церкви влияние на власти гражданские. В то же время он и его ученики требовали жесточайших наказаний, в том числе и сжигания на кострах, еретиков — и эту функцию он возлагал на государственную власть. Если государство карает смертью за физическое убийство человека, рассуждали Иосиф и его друг архиепископ Новгородский Геннадий, то «кольми паче» оно должно карать смертью тех, кто убивает душу, увлекая человека в ересь. Иными словами, государственная власть приглашалась вмешиваться во внутренние церковные дела — карать церковных отступников. Иначе говоря, схема Иосифа вела к слиянию и переплетению Церкви и государства, т.е. к чистому византизму, которого не знал Церковный устав Св. Владимира.
Наряду с этим Иосиф и его ученик митрополит Даниил выдвигают впервые в истории русской мысли доктрину неподчинения тирану-царю, отдающему приказания, противоречащие христианской совести его подданного, особенно царю-еретику; они утверждают изначальную свободу человеческой личности, что, конечно, восходит к восточным отцам церкви.
Нестяжатели совсем иначе смотрят на роль Церкви в государстве. Они не только проповедуют материальную нищету монашества, но фактически выдвигают идею, которая уже в нашу эпоху выльется в формулу отделения Церкви от государства. Они подчеркивают, что царство Церкви не от мира сего и поэтому нечего ей вмешиваться в дела государственные.
14
Казалось бы, из соединения этих двух школ могло произрасти только самое лучшее: разделение функций между Церковью и государством, духовная независимость Церкви, держащейся в стороне от политики, а отсюда и сохранение ее нравственной чистоты, духовного авторитета в обществе.
Произошло же все наоборот. Победили стяжатели и только они. Церковь крепко спаялась с государством, а тут еще самодержцем оказался Иван Грозный, который, пользуясь тем, что теперь митрополиты были все его подданные и источник их полномочий опять же исходил от его подданных, т. е. фактически от него, просто убирал и уничтожал митрополитов до тех пор, пока не запугал их настолько, что последний митрополит его царствования, Афанасий, уже ни в чем ему не перечил, даже когда Иван взял себе седьмую жену.
Авторитет Церкви, сильно пошатнувшийся при Иване IV, возрождается в Смутное время и годы польского нашествия. И тут можно проследить еще одну закономерность в истории поместных православных церквей — не только в России, но и на Балканах тоже: зажатая в тиски цезарепапизма, Церковь как институт неспособна противостоять национальной гражданской власти, но она встает во весь рост и становится вождем народа в моменты национальных катастроф и нашествий иноплеменников.
Имена патриарха-мученика Гермогена, архимандрита Дионионисия, Авраамия Палицына и стояние Троице-Сергиевой лавры снова поднимают Церковь в глазах русского народа на давно забытый пьедестал.* На этом подъеме возникает движение боголюбцев-просветителей духовных, возрождается церковная проповедь не только в стенах храмов, но и на базарных площадях, беспрецедентно растет продукция патриаршего печатного двора, начинают создаваться школы, появляется и первая высшая школа в России — Славяно-Греко-Латинская академия в Москве. 9
Но тут же катастрофически дает себя знать наследие победы стяжателей. Никон развивает учение о превосходстве власти церковной над гражданской, сравнивая последнюю с луной, а первую с солнцем. Вместо того чтобы обособить Церковь от государства, проводя елленизацию Русской церкви, Никон пользуется
_____________________________________
* Гермоген — патриарх всероссийский (1606—1612); в Смутное время оказал неоценимые услуги Русскому государству. Когда народные ополчения двинулись на Москву для ее освобождения от поляков, поляки и стоявшие на их стороне бояре требовали от патриарха под угрозой смерти, чтобы он приказал ополчениям разойтись. Патриарх не сделал этого и был заключен в Чудов монастырь, где и скончался 17 февраля 1612 г., уморенный голодом.
Дионисий — архимандрит Троице-Сергиевой лавры с 1610 г. После патриарха Гермогена едва ли не более всех способствовал умиротворению России в период Смутного времени. Умер в 1632 г.
Авраамий Палицын — келарь Троице-Сергиевой лавры, известный патриотической деятельностью в эпоху Смутного времени. В этой деятельности его имя тесно связано с именами Минина и Пожарского, которых он вдохновлял на борьбу, закончившуюся изгнанием поляков из Москвы.
Стояние Троице-Сергиевой лавры — имеется в виду осада лавры войсками Сапеги и Лисовского.
15
содействием государственного меча для борьбы со своими противниками. С другой стороны, старообрядцы, опираясь на учение стяжателей о долге христианина не подчиняться еретическим распоряжениям царя, зачисляют в еретики и царя Алексея Михайловича, и его патриарха и встают на борьбу с ними, вернее, уходят в дебри, уходят из государственной Церкви. Это были самые преданные чада Церкви — почти все боголюбцы ушли к старообрядцам, — готовые на смерть за Истину, как они ее понимали, а таких в любом обществе, даже церковном, всегда меньшинство. Лишившись этого стойкого меньшинства, а также и патриарха Никона, который зашел слишком далеко в борьбе на два фронта — против старообрядцев и самодержавия, — официальная Церковь вышла из этой борьбы внутренне истощенной, уже неспособной противостоять очередному удару со стороны государства; и удар этот не заставил себя долго ждать: его нанес Петр Великий. С отмены им патриаршества и начинается карташевский четвертый период истории РПЦ, период синодально-петербургский.
Синодальный период очень противоречив. С одной стороны, совершенно неканоническое устройство церковного управления, порабощение Церкви государственным аппаратом и, конечно, падение ее престижа как института. Церковь превращается в приводной идеологический ремень крепостнического государства. На приходское, особенно сельское, духовенство фактически возлагается роль полицейского, который должен сообщать правительству имена и численность потенциальных рекрутов для армии, доносить об антиправительственных разговорах и даже пренебречь тайной исповеди, если она содержит антиправительственные замыслы. Да и в культурном отношении теократическое мышление и культура Церкви, а, следовательно, тех слоев населения, которые находятся в сфере ее наибольшего влияния — крестьянства, купечества (по большей части старообрядческого), мещанства, — оказывается в полном диссонансе с западническо-секу-лярной абсолютистской империей Петра I и его наследников.
О. Иоанн Экономцев в своем докладе на Конференции по случаю 400-летия Московского патриаршества справедливо указывал, что наше духовное просвещение, его возрождение, относится к допетровской эпохе второй половины XVII в. Оно было частично задавлено и сильно извращено латинизацией с легкой руки Петра и Прокоповича. При Петре закрывались богословские школы Новгорода и других городов 10. Но наше общество и Церковь созрели ко второй половине XVII в., и никакие извращения Петра не могли предотвратить его развитие, а могли только частично исказить и замедлить его. Уже в XIX в., через столетие после Петра, благодаря возрождению ученого старчества, начатого Св. Паисием Величковским и принесенного им с Афона, что помогло возродить и святоотеческую мысль, православное богословие постепенно обретает себя, свои корни, свою суть в России, совершенно независимо от Петра и его прямого наследства. Скорее вопреки ему: ведь это возрождение
16
начинается в Оптиной пустыни, вдалеке от семинарий и столиц и первыми последователями и пропагандистами подлинно православного богословия являются ученики оптинских старцев миряне-славянофилы, а не профессиональные богословы.
Но мы не будем подробно останавливаться на анализе синодального периода РПЦ. Это была эпоха рокового раздвоения и расслоения общества на тонкую прослойку лишившихся национальной почвы «оевропеившихся» верхов, с одной стороны, и чуждые западной цивилизации массы — с другой. В XIX в. по мере роста в обществе антикрепостнических и народнических настроений последние отожествляются все больше и с антицерковными настроениями, так как, будучи далекими от понимания трагедии Церкви, народники-социалисты видят в ней и в духовенстве только полицейский институт подавления народных чаяний и поддержания самодержавия. В этом была и доля правды, если вспомнить, что даже такой выдающийся церковный деятель, мыслитель и архипастырь, как митрополит Филарет Дроздов, был сторонником сохранения крепостного права! Слепо подражая Западу, полагая, что все идущее оттуда аксиоматически хорошо, интеллигенция, по меткому выражению философа Франка, некритически восприняла идущие тогда с Запада атеистические и позитивистские учения социалистов разных мастей. 11 Она не замечала и не хотела замечать, что в тесных объятиях самодержавия, как выражался Карташев, нежные косточки Церкви ох как похрустывали!
В результате, когда на рубеже нашего века просвещенное гражданское общество вступает в прямую борьбу с самодержавием, добиваясь, в конце концов, Думы и определенных гражданских свобод, оно совершенно игнорирует интересы и проблемы Церкви. Последняя остается в одиночестве в своих попытках восстановить соборность, добиться некоторой автономии от царской власти, и особенно ее бюрократии, восстановить патриаршество. Общество почти не поддерживает Церковь в ее борьбе 1903—1912 гг. Либералы-кадеты просто игнорируют ее. А социалистам-революционерам всех мастей прямо невыгодна возрожденная и оздоровленная Церковь. Перед лицом самодержавия, никак не желающего предоставить ей свободу, Церковь оказывается в неравных условиях по сравнению с гражданским обществом еще и в том, что она не приемлет те методы борьбы, которые применяет общество: забастовки, угрозы, бомбометание.
Царь Николай II, как мы знаем, несмотря на первоначальные обещания, так и не разрешает созыв Собора и избрание патриарха, сохраняет полный контроль своей бюрократии за Церковью.
Революционная пропаганда и до 1917 г., и после акцентирует внимание прежде всего на внешнем блеске и союзе Церкви с самодержавным государством, в своей антицерковной агитации науськивая массы против Церкви.
Подведем некоторые итоги.
Во-первых, если бы в истории нашей Церкви восторжествовали идеи нестяжателей, сферы деятельности Церкви и государства
17
были бы отделены друг от друга. И какими бы антитеистами, по выражению английского историка Д. Эйкмана 12, марксисты ни были, они лишились бы аргумента, что Русская православная церковь — эксплуататорское наследие царизма и преследуется как таковое, а не как Церковь.
Во-вторых, если бы было четкое разделение между Церковью и царской властью, престиж Церкви не упал бы так низко в XIX столетии, ее роль как нравственного и духовного руководителя вверенного ей Богом народа была бы соответствующей ее божественному призванию. И тогда неизвестно, произошла бы революция в 1917 г. и какие формы она бы приняла.
В-третьих, следует, однако, напомнить, что путь порабощения Церкви государством был логически гораздо более вероятным следствием константиновского наследия, чем учения Нила Сорского и его последователей.
Порочность тесной связи Церкви с государством, вернее, с правительством сказывается и в том, что, в отличие от стран католических, где перемена власти, как правило, не отражается на инфраструктуре Церкви, в православных государствах радикальное изменение структуры власти катастрофически или, во всяком случае, глубоко травматически сказывается на всей жизни, структуре, положении и даже внутреннем самоощущении Церкви. Каждый раз Церковь отожествляется с рухнувшей политической системой и ей приходится перестраиваться в соответствии с целями и настроениями новой власти, доказывать свою лояльность. И все начинается сначала.
Другая отрицательная сторона константиновского наследия — в росте обособленности, изолированности поместных церквей. Ведь с распадом Византии и ее «Содружества православных народов», по выражению профессора Дмитрия Оболенского 13, поместные церкви все больше стали замыкаться в свои национальные скорлупы; чувство вселенскости Церкви начало в православии теряться. Хотя до революции 1917 г. где-то в сознании вселенского православия Российская империя все же воспринималась как наследница Византии.
Падение авторитета епископата — это тоже наследие константиновской симфонии, которое на практике обернулось государственной бюрократизацией Церкви, лишением ее самостоятельного голоса, а следовательно, и авторитета ее руководства.
В 1918 г. формально константиновская эпоха закончилась, и начался пятый период существования РПЦ. Но на практике последствия константинизма сказываются еще во многом. Церковь пока еще не научилась говорить своим собственным голосом. На смену симбиоза Церкви с государством должна прийти подлинная соборность, предполагающая выборность духовенства и епископата, соборное устройство снизу — от автономного прихода до автономной епархии. Если епископат будет соборно-выборным, он ощутит опору церковного народа и заговорит своим голосом, голосом Церкви, голосом соборного авторитета.
18
Страница сгенерирована за 0.05 секунд !