Согласно Евангелию, мучитель Иисуса Понтий Пилат, в соответствии с последующими «редакциями», становится святым. Личность Пилата иногда радикально по-разному интерпретируется во многих культурах. Можно ли между противоречивыми версиями его жизни после распятия Христа найти ту, реальную? Какое лицо загадочного прокуратора смотрит на нас со страниц истории?
Один из главных героев «Мастера и Маргарита» не случайно Понтий Пилат. Его диалог с Иисусом является одной из самых интригующих частей Евангелия. Много в нем неопределенности и трагедии человека, который столкнулся с нелегким выбором: поддержать неизвестного пророка или выполнить обязанность перед Цезарем. По сей день многомерный характер Пилата продолжает интриговать не только историков и писателей. Возможно, у него на самом деле не было выбора, ведь он запутался в политических играх еврейских священников? А может сам привел к этой ситуации неумелой политикой в отношении оккупированных израильтян?
Положение в обществе
Понтий Пилат является пятым прокуратором Иудеи. Персонаж принадлежит к избранному сословию. Автор несколько раз указывает на то, что в руках у героя находятся жизни многих людей, так как в нем «говорит римская власть». Во время своей службы Понтий Пилат руководит римской армией и занимается различными судебными разбирательствами. Вследствие всего этого Понтий Пилат – очень богатый и привилегированный человек. Кесария – место жительства героя. Ему приходится посещать Ершалаим, в котором и произошла встреча Пилата с Иешуа Га-Ноцри, хотя он до безумия ненавидит этот город. В отношении к Ершалаиму и в отношении в собственной службе в целом показан характер героя.
Понтий Пилат: человек, который мог предотвратить казнь Иисуса
Приблизительное время чтения: 6 мин.
Мы свободны менять свои решения — до тех пор, пока живы, —и Бог смиренно ждет, что мы решим. Но однажды приходит пора сделать окончательный выбор. Для многих людей, окружавших Христа в дни Его земной жизни, это время наступило накануне Его страданий. Каждому пришлось решать, с Христом ли он или с противниками Христа.
О том, кто какое решение принял и как оно ему далось, читайте в проекте «Фомы» «Герои и антигерои Страстной недели».
Понтий Пилат был единственным, кто реально мог изменить участь Иисуса Христа. И он пытался ее изменить.
Судя по отзывам современников, Пилат, назначенный в 26 году римским наместником (префектом) Иудеи, не отличался ни справедливостью, ни даже простой порядочностью. Иудейский философ Филон Александрийский описывал его как человека жестокого и продажного, виновника многочисленных казней, совершенных без всякого суда. А иудейский царь Ирод Агриппа даже жаловался императору Калигуле на «бесконечную и невыносимую жестокость» Пилата.
Вероятно, для таких характеристик имелись основания, хотя обвинявшие Пилата были небеспристрастны. Дело в том, что у прокуратора с самого начала не сложились отношения с иудеями. Все жители Иудеи очень тяжело переживали утрату государственной самостоятельности (после смерти Ирода Великого в 4 году до н. э.) и даже в непринципиальных вопросах упорно отстаивали национальные обычаи и традиции.
Известен случай, когда Пилат, решив продемонстрировать свою преданность императору, велел внести в Иерусалим знамена с его изображением. Иудеи отреагировали на это крайне болезненно: пять дней они окружали резиденцию префекта (преторию), периодически предпринимая попытки штурма и громко требуя удалить языческие изображения из святого города. Угрозы Пилата перебить всех без разбора не действовали. В конце концов он был вынужден уступить, но мнение об иудеях составил самое неблагоприятное.
| Читайте также: Пилат ни в чем не виноват?
Не меньше разозлила Пилата другая история, когда он решил построить в Иерусалиме водопровод. Идея была здравая: в городе часто не хватало чистой питьевой воды, особенно в праздники, когда сюда съезжались сотни тысяч паломников из множества стран. Но финансировать предприятие Пилат предлагал за счет храмовой казны, а первосвященник и прочие члены синедриона (высшего государственного органа Иудеи) были категорически против. История с угрозами повторилась, и вновь Пилат пошел на попятную.
Среди иудеев было немало зилотов — ревнителей Моисеева закона, всерьез стремившихся свергнуть римское иго. То тут, то там возникали мятежи (упоминания о повстанцах Варавве, Февде и Иуде Галилеянине мы находим и в книгах Нового Завета), и Пилату нередко приходилось беспокоить императора, прося военной поддержки.
Словом, иудеев с их религиозными обычаями и бесконечными распрями Пилат, мягко говоря, недолюбливал, и те отвечали ему взаимностью.
И, тем не менее, в тот день накануне иудейской Пасхи, когда к нему привели галилеянина Иисуса, римский префект решил проявить принципиальность. Почему?
Возможно, ему хотелось уязвить иудейских вождей, которые вечно устраивали смуты по самым нелепым поводам. Они уже всё решили насчет Иисуса? Что ж, прекрасно, пусть сами и исполняют свое решение. А если им нужна санкция римского чиновника — тогда будет полноценное разбирательство, без всякой спешки. «Уладить небольшую формальность» на скорую руку не выйдет. Иудеи принципиальны в своих национальных обычаях, а римляне — в следовании закону.
На самом деле, конечно, Пилат вряд ли собирался погружаться в суть претензий к Иисусу. Поэтому начал он с самых простых вопросов: справедливо ли Тебя обвиняют? Ты действительно Царь Иудейский? Если Пилат надеялся на такой же простой ответ, то он его не получил. Подсудимый не сказал ни «да», ни «нет», Он ответил как есть: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда (Ин 18:36–37). Не желая долго возиться с этим делом, Пилат предпринял еще одну попытку получить короткий и ясный ответ. Итак Ты Царь? — уточнил он. И вновь услышал не то, на что надеялся: Ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего.
Меньше всего Пилату хотелось пускаться в философские дискуссии о том, что такое истина, поэтому он решил просто отпустить Иисуса. Если не по причине Его невиновности (выдавал ли Он себя за царя или нет, Пилат так до конца и не разобрался, но опасен Он явно не был), то хотя бы в силу обычая отпускать накануне Пасхи одного из осужденных.
Но тут Пилат столкнулся с уже знакомым ему упорным сопротивлением народа, который первосвященники уже успели обработать. Народ потребовал освободить не Иисуса, называемого Христом, а другого заключенного — мятежника Варавву.
Так бывает: хочется принять легкое, всех устраивающее решение и успокоиться, а обстоятельства вдруг начинают сопротивляться, заставляют докапываться до сути, разбираться и принимать решение по существу, как бы тяжело оно ни далось.
Толпа все настойчивее требовала Христа казнить, а у Пилата появлялось все больше аргументов в пользу Его освобождения.
Во-первых, он уже знал, что первосвященники требуют осуждения Иисуса из зависти. Во-вторых, его собственная жена просила не причинять никакого зла Праведнику, которого прислали иудеи: она во сне много пострадала за Него» (Мф 27:19). А главное, чем дольше Пилат разговаривал с Иисусом, тем больше понимал, что перед ним особенный Человек. Если фарисеи и первосвященники только возмущались, слыша, что Спаситель называет себя Сыном Божиим, то Пилат, узнав об этом, убоялся и искал отпустить Его (Ин 19:8, 12). Видно, была в душе римского префекта задета какая-то живая струнка. А, может быть, он просто боялся: будучи язычником, Пилат вполне мог допустить, что и у иудеев есть свой Бог, и лучше с Ним не враждовать.
Тем более его должны были насторожить слова Иисуса: Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе (Ин 19: 11).
Пилат предпринял не менее трех попыток освободить Спасителя. Но кончилось все так же, как и в предыдущие его столкновения с иудейской толпой: ему пришлось отступить. Убедить его, что Иисус виновен, первосвященники так и не смогли и тогда прибегли к откровенному шантажу: Если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю» (Ин 19:12). Этот аргумент подействовал. Пилат символически умыл руки перед толпой и объявил: Невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы (Мф 27:24).
Так малодушие Пилата перечеркнуло все его попытки поступить по совести.
Мог ли Пилат настоять на своем?
Наверняка мог. Ни один человек не является слепым орудием Божиего Промысла, не был им и Пилат. Просто ему не хотелось идти на обострение конфликта с иудеями. Те и впрямь могли донести на него императору. Хотя, если разобраться, такой донос вряд ли повредил бы его карьере: освобождение Вараввы, открыто бунтовавшего против римлян, наверняка было бы в глазах Рима более тяжелым проступком, чем освобождение «Царя Иудейского».
В конце концов Пилат все равно был смещен по доносу. На него пожаловались жители Самарии (местности к северу от Иудеи) после того, как он казнил множество их сограждан, собравшихся по какому-то поводу на священной для них горе Гаризим. Церковный историк Евсевий Кесарийский пишет, что Пилата отправили в ссылку, где он покончил жизнь самоубийством.
Так умер человек, который сыграл одну из самых важных ролей в евангельской истории.
Характер
Образ Понтия Пилата исследователями рассматривается неоднозначно. Так происходит из-за характера этого принципиального человека.
Писатель несколько раз называет прокуратора «жестоким», и сам Пилат признает это: «я свирепое чудовище». Герой привык, что его считают таким, это подчеркивает его возможность быть властителем судеб. Понтий – вспыльчивый и грозный человек, который не может помиловать Иешуа из-за своей службы и боязни ее потерять.
Несмотря на весь грозный и надменный вид, прокуратор оказывается боязливым и замкнутым человеком. Трусость – вот главный порок героя, как указывает на это Га-Ноцри.
Однако причиной всему этому было одиночество героя.
Происхождение римского всадника
Чаще всего, в отсутствии достаточного количества письменных памятников исследуемой эпохи, этнические корни и происхождение исторического персонажа определяют по анализу имени и фамилии. Так откуда же родом человек, назначенный Тиберием командовать императорской гвардией (префект) и получивший титул римского всадника и должность прокуратора Иудеи? Кто он ‒ воин германского происхождения (херуск) или состоявший в наемных войсках римлян италиец (самнит)?
Единственное, в чем сходится большинство историков ‒ то, что будущий прокуратор вряд ли был римлянином по рождению и его точное имя неизвестно.
В пользу первой версии говорит то факт, что Пилат –это прозвище, указывающее на род занятий его предков (метатель копья, копейщик). Понт ‒ город в Германии, вблизи Бамберга. В подтверждение германских корней Пилата приводится такое событие: в битве при Идиставизо будущий прокуратор Иудеи командовал кавалерийской турмой римлян. Отважный воин — херуск по имени Ингомар (внебрачный сын царя Майнца – Тира) за меткий глаз был назван Пилат. Его вотчиной стал город Лугдуне в Галлии (на современной карте Лион, Франция).
Другая средневековая майнцийская легенда имеет романтический окрас и говорит, что Пилат (Pila-Atus) образовано от сложения имен его родителей, живших в прирейнской Германии: короля — астролога Атуса и его жены ‒ дочери мельника, которую звали Пила.
Исследователи, настаивающие на италийских корнях Пилата, утверждают, что он выходец из средних слоев самнитов, родился в провинции Абруцци на Адриатике. Прямой перевод прозвища Понтий означает «волосатый», а имя Пилат переводится, как «черноморский».
Но есть и такие учёные, которые пытаются доказать, что Пилат ‒ аристократ из знатной римской семьи Понтиев, принадлежавшей к привилегированному сословию эквитов (всадников). По латыни pilatus означает «копьеносец». Его супругой стала незаконнорожденная дочь Тиберия, внучка императора Августа Октавиана – Клавдия, что и определило дипломатическую карьеру Пилата.
Таким образом, за истекшие два тысячелетия на чеканном профиле «железного претора» отметка о его точном этническом происхождении оказалась практически затёртой.
Так виноват или нет?
Поведение Пилата выглядит странным. Хочет спасти — и отдает на смерть; признает невиновным — и утверждает обвинительный приговор; называет Праведником — и отпускает вместо Него убийцу. Однако эта противоречивость поступков лишь подтверждает одну из важнейших идей христианства: без помощи Бога человек не может творить добро. Даже различить добро и зло не способен тот, кто не имеет ответа на вопрос «что есть истина?».
Вся последовательность действий Пилата на суде является убедительной иллюстрацией к словам апостола Павла, описывающим это бедственное состояние падшего человека: …Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех (Рим 7:18–20). В необновленном благодатью человеке действует грех, искажающий все его благие намерения, выворачивающий наизнанку все его мысли, слова и поступки, превращающий добро и зло в относительные понятия, не имеющие внятных определений. Пилат хотел сделать добро — защитить Христа от иудеев, жаждущих Его крови. Он не хотел смерти Праведника. Но в итоге вошел в историю как судья, вынесший смертный приговор невиновному и умывший после этого руки.
Те слабые искры добра, которые были ему присущи, как и любому человеку, призывали Пилата к справедливости и честному суду. Грех же, действовавший в нем, как и в любом человеке, требовал убийства любого добра, и прежде всего — Верховного Добра, оказавшегося в его власти. Поэтому
не в противоречивых закоулках личности Пилата следует искать объяснение тому, что он сделал, а в действии греха на природу человека, пусть даже и желающего добра.
Преподобный Иустин (Попович) пишет: «Разъеденное скепсисом, языческое сознание Пилата <�…> действует отрывочно, мыслит фрагментарно: то удивляется Иисусу; то озабоченно спрашивает, почему Он молчит; то властно предлагает обвинителям вопрос: какое же зло сделал Он? Все его сознание разбивается и течет, как по зыбучему песку, и хочет на зернышке песка поставить и построить основание своих заключений о Иисусе. Вся душа Пилата развеяна, вся совесть расстроена, вся воля расслаблена: и его сознание правды, и его ощущение истины, искристо, мгновенно, искра блеснет, и сразу тонет во мраке скепсиса, во тьме сладострастия, в потемках грехолюбия.
Пилат совершает зло, которого не хочет, а не совершает добро, которого хочет. В этом и заключается вся его ответственность, что он сознательно находится в рабстве такой неправде. Поэтому лекарство от этой болезни не в человеке, не в людях, но в Богочеловеке. Ибо только Он имеет для этого и лекарство, и любовь, и силу».
