Монашеская община должна быть единой во Христе и неотделимой от церковного народа
Николо-Пешношский мужской монастырь, что находится в Дмитровском районе Московской области, – одна из древнейших обителей Московской Руси – в этом году отмечает 660-летие основания. 27 июня здесь престольный праздник – память устроителя монастыря преподобного Мефодия Пешношского. В преддверии торжеств корреспондент «Монастырского вестника» побеседовала с настоятелем монастыря игуменом Алексием (Горлычевым).
Отец Алексий, говорят, что все угодившие Богу так или иначе присутствуют в местах своего подвига. Вы ощущаете связь с историей, с предшественниками, подвизавшимися здесь ранее?
Конечно, мы себя считаем частью школы преподобного Сергия. Первый игумен нашего монастыря преподобный Мефодий был одним из ближайших учеников игумена Земли Русской. Из огромного количества монастырей, что основаны учениками Радонежского аввы, наш входит в тот небольшой круг обителей, – насколько помню, их всего девять, – что основаны преподобным Сергием лично.
Сначала преподобный Мефодий уединился в здешние места для пустыннического жительства. Построил себе келью. Как-то к нему пришел авва Сергий, проведать ученика да вместе помолиться, побеседовать. Увидев, что тот, как ранее уединялся, так и остался жить среди болот, но к нему уже собирается братия, посоветовал все же для устроения общежительного монастыря выбрать более удобное место. Вместе они и подыскали такое неподалеку, всего в версте, на другом берегу реки Яхрома. Сотворив совместную молитву, преподобные Сергий и Мефодий основали обитель, что стоит здесь уже более шести с половиной веков. Изначально она была отстроена из бревен, которые преподобный Мефодий сам носил через речку по мосту, – «пеш нося», так в народе и стали называть обитель Пешношской.
Известно, что преподобный Сергий и потом неоднократно навещал наш монастырь. Вместе преподобные отцы Сергий и Мефодий копали тут рвы для келий, ископали два пруда и посадили аллею вязов. Духовная связь с преподобным Сергием, с Лаврой сохраняется и по сей день. В XVIII столетии наш монастырь даже подчинялся Троице-Сергиевой лавре.
К концу XVIII века обителью управлял один из самых выдающихся ее настоятелей – архимандрит Макарий (Брюшков). Это ученик преподобных старцев Феодора Санаксарского и Клеопы Введенского. Состоял он в духовном общении и переписке с преподобным Паисием (Величковским). Здесь был введен афонский устав, зародилось старчество.
Именно отсюда потом эта духовная традиция была передана в Оптину пустынь. Туда по просьбе митрополита Платона (Левшина) отец Макарий отправил пешношского «огородника» Авраамия и с ним еще двенадцать иноков. Отец Авраамий стал оптинским строителем-игуменом, восстановил Введенский собор, воздвиг трехпрестольный Казанский и Владимирский храмы, колокольню. Среди двенадцати иноков был послушник Александр Степанов, впоследствии иеросхимонах Афанасий Свенский-младший, воспитавший первых оптинских старцев преподобных братьев Моисея и Антония (Путиловых), которые по его благословению устроили Предтеченский скит Оптиной пустыни и положили начало – наряду со старцем Львом – оптинскому старчеству.
Вообще ученики пешношского архимандрита Макария были настоятелями двадцати четырех монастырей. Среди них: Давидова, Берлюкова, Задне-Никифоровская Важеозерская и Кривоезерская пустыни, Голутвинский, Высокогорский Чуркинский, московский Сретенский, Белопесоцкий и др. Многие монастыри перенимали устав Пешношской обители; так и обращались: «дать нескольких из братии для заведения общежития по образу Пестуши (Пешноша в старинной транскрипции. – Ред.)». Среди вышедших отсюда были и прославленные уже в лике святых возродители пришедших ранее в упадок обителей – такие, например, как преподобный старец Исайя Важеозерский. Главный возобновитель русского монашества на Афоне после турецких гонений – исихаст, прозорливец отец Арсений Афонский тоже новоначалие прошел на Пешноше. Многие святые, подвижники были учениками пешношских выходцев: преподобный иеросхимонах Нил Нило-Сорский, преподобная Мария Олонецкая, пустынножительница Анастасия Паданская и др.; а также: настоятели Пантелеимонова монастыря на Афоне Герасим и Иероним, основатели Андреевского скита иеросхимонах Виссарион (Толмачев) и схимонах Варсонофий (Вавилов), взявшие за основу устава Андреевского скита устав Белобережской пустыни, одним из составителей которого был тот самый отправленный некогда в Оптину среди двенадцати иноков иеросхимонах Афанасий (Степанов).
В письмах святителя Игнатия (Брянчанинова) есть такие строки: «Было время, когда Белые берега обиловали благонамеренными иноками, были времена, когда обиловала ими Пестуша, обиловала ими в свое время Площанская Пустынь; теперь наступило время цвета для Оптиной; время цвета пройдет своей чередой, – процветут другие места, также на свое время…»
Что приводит монахов в должное духовное устроение
В чем сейчас, помимо богатейшей истории, Вы видите особенность монастыря?
У нас из пешношской братии пятеро прославлены в лике преподобномучеников. Из бывших насельников Николо-Пешношского монастыря неподалеку от обители жил иеросхидиакон Александр (Жемков), он окормлял народ как старец. Почил в 1967 году. Монастырь стал возрождаться только спустя 40 лет.
Наш монастырь находится вдали от магистральных дорог – просто так «по пути» сюда не заедешь. Если к нам приезжают, то именно специально помолиться. Монастырский дух не выхолащивается от непрестанного пребывания множества туристов. Братии сейчас всего восемь человек. Поэтому богослужебные и хозяйственные послушания требуют полной отдачи сил от каждого из отцов. Слава Богу, все – труженики, ради служения Господу искренне выкладываются каждый на своем послушании.
В обители действительно поражают рачительное благолепие, порядок…
Основной вклад в дело возрождения монастыря внес бывший глава Дмитровского района Валерий Васильевич Гаврилов. С 2007-го по 2014-й годы – за семь лет монастырь был практически восстановлен, состоялось долгожданное открытие всей территории обители. Праздничное богослужение тогда в 2014-м году возглавил Святейший Патриарх Кирилл. Это был этап завершения реконструкции после полного запустения, но труды по «возделыванию и хранению» непрестанны.
У каждого из братий, наверняка, по несколько послушаний? Как удается при немногочисленной братии распределять нагрузку так, чтобы и дело делалось, и о внутренней пользе для каждого конкретного брата можно было заботиться?
Разумеется, сосредоточиться на одном послушании – это в наших условиях роскошь. Как и следовать, скажем так, исключительно призванию каждого. Но, с другой стороны, мы все-таки учитываем, к чему у кого лежит душа, какие есть способности у брата – всё пытаемся задействовать во славу Божию. Если у человека к какому-нибудь делу есть предрасположенность, ему это и будет удаваться. А при отношении к работе как к послушанию он все равно будет получать духовную пользу.
Искусственно мы себе проблем не создаем. В нашей ситуации это как-то неуместно. При малочисленности братии не приходится изыскивать дополнительные трудности, даже с благими аскетическими намерениями. И так те тяготы, что несем, выполняя по несколько послушаний, соблюдая богослужебный устав, монашеское правило, – достаточны для того, чтобы постоянно находить поводы к самоукорению. И каяться, и смиряться. У каждого есть немощи, которые приходится превозмогать, болезни, что надо потерпеть, – это всё и есть тот крест, что дан Господом каждому по силам. А нам нужно нести это бремя без ропота, с благодарностью.
У вас какое-то благодушие разлито по монастырю, – это предпраздничное ощущение, или всегда так?
Всякое, конечно, бывает: какое ж без скорбей спасение? Старец Паисий говорил: даже добрые люди, когда они устали или болеют, могут быть раздражительны. Приходишь Литургию служить, чувствуешь: не настроен как-то… Что делать? Мне всегда помогает вспомнить: а может быть, это последняя Литургия в моей жизни?.. Несчастных случаев вокруг множество. Тем же ковидом заболел. Или тромб оторвался и – моментальная смерть. Сколько уже ровесников так отошли ко Господу. А готов ли ты предстать пред Богом? Так что память смертная сразу в должное устроение приводит.
В служении Литургии силы и черпаем. Та благодать, которую получаем в таинствах, молитве, прежде всего за богослужением, всё покрывает, помогает нам. Про себя могу сказать и, думаю, так каждый монашествующий скажет: я не выдержал бы всех тех испытаний, которые неминуемы в монастырской жизни, не будь этой укрепляющей благодати Божией.
Известно, что когда священномученик Серафим (Звездинский), будучи епископом Дмитровским, совершал поставление во игумены последнего настоятеля Николо-Пешношской обители до разорения в XX веке – иеромонаха Варнаву (Жукова), он сказал, напутствуя: «Возьми жезл. Прими его. Буря поднимает волны, море волнуется, тебе вручает Господь Свой корабль, Пешношскую обитель. Управляй кораблем как добрый кормчий. Вот и подводные камни, смотри, не сел бы на мель твой корабль, не разбился бы. Подводные камни – сердца братии обители, тебе врученной. Смотри зорко, зорко смотри… О, если бы ты знал, что тебя ждет на твоем посту, ты бы отдал сейчас мне обратно жезл, но нельзя этого сделать. Прими его и веди корабль к тихой пристани». Отец Варнава, кстати, выслушав, тут же попытался отдать жезл: «Не по моим силам, владыка святый, даешь мне послушание. Я простец и невежда, и силы мои немощны». Но архипастырь, благословляя, трижды осенил его крестом со словами: «Господь да укрепит тебя, Господь да помилует тебя». Понятно, что предшествующий век был веком особых испытаний. Но и у нас время непростое. Слава Богу, братия в обители, я бы тоже образно выразился, все-таки не «каменистая почва» (см. Мф. 13:3–9). Хотя, безусловно, каждому из нас всегда есть что внутренне в своей душе возделывать.
Что бы мы ни делали, мы должны стать способными воспринять благодать. Это, во-первых. А во-вторых, всё делать надо ради Христа. Об этом же преподобный Серафим Саровский в своей знаменитой беседе о цели христианской жизни говорил. А иначе действительно всё очень зыбко. Сегодня ты строишь церковь, а завтра – пожар или какой-то социальный катаклизм и: –пожарище да руины? Всё в путях Промысла Божия. Сказано же в книге пророка Исайи: Аз есмь Бог, творяй мир и зиждяй злая (Ис. 45:7). То есть и то, что мы воспринимаем как бедствия, Богом попущено. Только сокровище, собранное на Небесах, не истлевает (см. Мф. 6:20). Старец Паисий говорил: как радио надо настроить на нужную частоту, так же и нам, чем бы мы ни занимались, необходимо прийти в должное внутреннее устроение.
Главное – сохранять сыновнее доверие Христу
Только ли память смертная и трезвый настрой на испытания помогают обретать внутренний покой?
Это, наверное, не наша мера: непрестанно в памяти смертной пребывать. По-разному трезвимся. У меня у самого всегда было много послушаний, – так что и ропот одолевал: «Да что ж это такое, Господи?!! Мне Литургию служить надо, а тут – цемент, щебёнка, с рабочими нужно всё уладить… Голова кругом…» Но если ты по-сыновнему воздохнешь Господу, Он на все твои претензии духовный ответ ниспосылает. Хотя, конечно, не всегда это было. Но вот ты крутишься-крутишься, уже вроде из последних сил выбиваешься, а в сознании у тебя вдруг такая ясная спокойная картина: это надо сделать так-то, это вот так… Всё точно по полочкам разложено и – никаких лишних движений, неоправданных трат.
Все наши срывы, неразбериха – от маловерия. Сколько раз уже перепроверено: если мы на себя надеемся, – буду, мол, действовать исходя из своего опыта, – почему-то наваливается такая суета, которая тебя просто опустошает. Но когда ты именно доверишься Богу в молитве, то приходит такое состояние, что всё сложное становится внезапно простым. Ты и дела делаешь, причем многие, но без надрыва и в срок. Будто тебе кто-то подсказывать начинает: вот здесь так сделай, это отложи, там вот только это подправь.
А у предшественников приходится учиться?
Вот как наш известный настоятель архимандрит Макарий (Брюшков) действовал? Его же в Николо-Пешношский монастырь за послушание назначили. Здесь тогда в силу антимонашеской политики Петра I, а затем Екатерины II всё находилось в таком плачевном состоянии, что он взглянул и, как в летописи сказано, «впал в злое уныние». Даже у человека высокой духовной жизни всё внутри точно оборвалось! Что уж про нас говорить… Но он не оставлял молитв, упования на Бога. Тогда ему во сне явились преподобный Сергий и преподобный Мефодий и сказали: «Оставайся, никуда не уходи, здесь всё будет». Душа его успокоилась. Он стал трудиться и возвел обитель на очень высокий уровень и духовного, и внешнего благоустроения. Здесь органично сочетались афонский строгий устав, старчество, многочисленное духовно-крепкое братство. Сам отец-настоятель был и мудрым духовником, и отменным трудолюбивым хозяйственником.
Обычно высказываются сомнения: совместимо ли одно с другим?
Но вот у него же получилось: в его деятельности внешнее уравновешивалось внутренним и наоборот. И это очень важный противовес. А иначе не избежать крайностей. Так, и среди монашествующих одни, бывает, полагают, что все заботы о материальном – это от лукавого, «многопопечительность мирская», только рассеивает молитву, мы, монахи, единое на потребу избрали и т. д. Другие, наоборот, готовы отстраивать и отстраивать храмы, новые корпуса, золотить кресты и купола, звонницы усовершенствовать, какие-то теплицы возводить, курятники, забывая о внутреннем делании… Идти золотым срединным путем всегда труднее.
Старец Паисий говорил, что бесы «соработничают» нам, если видят, что мы с пути сбиваемся: норовят еще подтолкнуть в ту сторону, куда уклонились. Как избавляться от этих «помощников»?
Потому-то и сказано: тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их (Мф. 7:14). Множество русских монахов прошли этими тесными вратами и узким путем. Надо сочетать духовный настрой, углубленность, внимательность с теми трудами, которые нам не вредят. Конечно, трудно найти такую гармонию, – тем более, что для каждого человека она своя. Понятно, что духовное в любом случае в приоритете: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6:33). Если человек искренне старается Богу служить, – каждый в своем чине, на своем месте, – Господь поможет. Все наши труды на славу имени Христова направлены. Так что даже если и довелось впасть в «злое уныние», не надо отчаиваться. Будем молиться, и святые выручат.
Господь в обители и недостаток управляет ко всеобщей пользе
А какие преимущества есть у такой, как у вас сейчас, небольшой монашеской общины?
Когда в общине человека три-четыре – это, наверное, тяжко. А если больше, но и не так чтобы много, – это дает ощущение общины-семьи. Все друг друга близко знают, в курсе всех проблем каждого, готовы всегда помочь своему брату во Христе, посочувствовать, отозваться. У нас даже нет внутри братства какой-то жесткой иерархии-регламентации: здесь тот-то старший по послушанию, остальные ему подчиняются, – у нас всё по-семейному решается, в духе взаимодополнения друг друга.
Да и народ как-то сам тянется, зная о том, что у нас всегда недостаток рабочих рук, – с удовольствием приезжают, помогают, общаются с братией. Особенно, если это чада кого-то из иеромонахов. Так, в трудах, могут и сами здесь спокойно помолиться, и обстоятельнее обсудить с духовником какие-то свои проблемы. В наши суматошные дни много значит, если ты даже просто выслушаешь человека. Пастырства сейчас не хватает. Приходские батюшки сильно загружены социальными послушаниями, требами. На исповедях к ним столько народу выстраивается, что вникнуть – чтó там, на глубине души у каждого – просто нет никакой возможности.
А к нам люди и на выходные приезжают, в отпуска выбираются или в какие-то свободные будни. Вместе трудимся, общаемся. Народ сегодня, особенно молодежь, часто и много обменивается сообщениями в виртуальном пространстве. А вот реального человеческого общения дефицит. Тем более если это разговор на духовную тему. На исповеди все-таки уместно каяться в грехах, а о беседе не всегда попросишь батюшку, зная о его нагрузке. Но именно в диалоге человек и может что-то для себя уяснить, разобраться в каком-то своем недоумении или даже заблуждении.
Господь в обители и недостаток управляет ко всеобщей пользе, ко спасению душ. Для нас и эта подмога, и сохраняющийся неизменно личным уровень отношений между братией дают особую теплоту соборной молитвы. Монашеская община, как закваска, – должна быть единой и неотделимой от церковного народа. Это, кстати, и особенность монастырей Сергиевской традиции. Преподобный Сергий тоже окормлял народ, как и практически все его ученики.
Вот именно как закваску, предназначенную для всех, эту подлинную церковность сейчас проще почувствовать в сравнительно немногочисленной общине. Раньше, когда всё общество более или менее стремилось жить в соответствии с идеалами православия, и люди с детства, что называется с молоком матери, впитывали в себя христианские ценности, пусть кто-то и оступался, но в целом понятия о том, к чему стремиться, что есть норма, что есть грех, – в народе были. Тогда и в монастырях собирались сотни монахов, и все были единомысленны между собой, – этого в общем русле течения общественной жизни несложно было добиться. Сейчас – иначе. Но с Божией помощью: кому в какой монашеской общине Господь определил быть, каждый на своем месте несет служение.
Фото: Владимир Ходаков Также использованы фотографии из архива монастыря
Как и когда возникли первые монашеские общины и ордена?
Первые монашеские общины выросли на основании духовности христианских отшельников, которые в третьем и четвёртом веках уходили в пустыню на севере Африки. В те времена, когда ещё не было монашеских уставов и организованной монашеской жизни, это были отдельные миряне – мужчины и женщины, которые чувствовали особый призыв Святого Духа к стяжанию Царства Небесного. Они ещё не могли выразить это массовое и очень личное призвание в какой-либо организованной, общинной форме, но прекрасно чувствовали сильнейший зов Бога отправиться спасаться в пустыню, полную опасностей, искушений, одиночества и… невыразимого Божьего присутствия. Только несколько столетий спустя в Западной Церкви родились столпы монашеской жизни – святые Бенедикт Нурсийский, Бернард Клервосский, Франциск Ассизский, Доминик, Игнатий Лойола, — которые запечатлели отдельную и специфическую харизму созданных ими орденов на страницах своих уставов.
Заметим, что евангельский совет безбрачия не предполагал стабильной общинной или апостольской жизни, ставшей характерной для монашества.
В самые первые времена существования Церкви начинает устанавливаться различие между христианами, вступавшими в брак, и теми, кто решал оставаться в безбрачии. В некоторых раннехристианских общинах безбрачные с самых первых времен имели тенденцию объединяться в особую категорию – чин (или орден) дев. Вспомним увещания святого Игнатия Антиохийского, который предостерегал дев от высокомерия по отношению к тем, кто состоит в браке – а тогда среди них были даже епископы. В первые десятилетия Церкви жизнь аскетов не отличалась от жизни всей христианской общины какими-либо внешними знаками: они участвуют в Евхаристии вместе со всеми, одеваются как все, не опираются ни на какие уставы общиной жизни, оставаясь в своей семье или странствуя. В первые времена они также не давали публичного обета безбрачия. Для дев, проживающих у себя в семье, довольно быстро установились особые правила: интенсивная молитва, служение бедным и больным и отказ от участия в мирских зрелищах. Стремясь преодолеть различия полов и предвосхитить на земле ангельское состояние, иногда мужчины и женщины проживали в одной общине, — однако эта тенденция впоследствии будет искоренена. Чин посвященных дев особенно расцвел к четвертому столетию, являя собой яркий пример «домашнего» аскетизма, — в то время как небольшие общины монашествующих не пользовались доверием и подвергались критике (как, например, сарабаиты).
Что касается вдов, то они тоже объединялись с самых первых времен в особый чин – «орден», во многом похожий на чин дев.
Уставное монашество зарождается в четвертом веке. Вначале и западное, и восточное монашество имели много общего. Исторические данные свидетельствуют о том, что различные формы монашества возникали почти одновременно: отшельничество, общежительное монашество и другие формы, находящиеся на пересечении отшельничества и общежития.
В Египте выразителем отшельничества (которое не означало непременно полной изоляции) стал святой Антоний. Общежительные же формы монашества были организованы в Египте святым Пахомием, а в Малой Азии святым Василием. При помощи монашеского общежития они стремились избежать рисков, связанных с отшельничеством, а также сообразоваться с библейским примером общинной жизни, описанным в Книге Деяний святых Апостолов. Эту форму они восприняли и для того, чтобы творить дела милосердия, о которых говорится в Евангелии, — а это возможно только в общине.
Постепенно монашество все больше стало выделяться на фоне христианства в целом, переосмысливая различные аспекты жизни: труд, сон, молитву, пост, образование и науку, взаимоотношения с противоположным полом и так далее.
На Востоке отшельничество получило больше развития, чем на Западе, где преобладающей формой монашества с самого начала было общежитие. Особый расцвет западного монашества приходится на 5-7 века, благодаря святому Августину, положившему начало общежитию духовенства, а затем святому Бенедикту, устав которого больше ориентировался на монахов, не имевших священного сана.
К раннему же Средневековью постепенно сформировались два чина – «ordines»: чин монахов и чин каноников. Чин (или орден) каноников состоял из монахов, которые несли служение при кафедральных соборах. Тогда еще не существовало обязательного безбрачия для священников, и появление каноников стало шагом на пути ко введению обязательного безбрачия священников на Западе. Духовенство же, несмотря на безбрачие, не относится к монашеству, и в то время еще не существовало такого термина, который бы объединял эти два вида безбрачия ради Царства Небесного, а термин «ordo», орден, включал в себя тогда не только безбрачных, но и другие объединения верующих, в том числе женатых и замужних. В эволюции каноников большую роль сыграл Устав святого Кродеганга, епископа Метца (762 год), который в наибольшей степени выразился в Ордене регулярных каноников-премонстрантов, основанном в 1120 году.
Это что касается орденов каноников. В развитии же орденов монашеских решающую роль сыграл устав святого Бенедикта, на который опирались не только бенедиктинцы, но и создаваемые в XI-XIII столетиях ордены картузианцев, цистерцианцев, камальдолийцев и т.д.
В этот же период появляются военно-монашеские ордены, потребность в которых возникла из-за распространения ислама. Первые такие ордены – госпитальеры Святого Иоанна и тамплиеры – были основаны для оказания помощи паломникам на Святую Землю. Военно-монашеские ордены расцветают в 12-15 столетиях. Постепенно большинство из них утратили религиозный характер и превратились в своего рода объединения знати, но некоторые сохранили первоначальный замысел – например, Мальтийский орден или Тевтонский орден.
В XIII веке зарождаются так называемые нищенствующие ордены, начало которым положили святой Франциск и святой Доминик. Образование этих орденов во многом зависело от развития городов и роста народонаселения в Европе. Поэтому такие общины не удаляются в пустыню, а остаются в социальном контексте — они занимаются проповедью, совершают Таинства для верующих и занимаются пастырским окормлением. Новые ордены сыграли большую роль в развитии экономики – достаточно вспомнить своеобразные банки для бедняков «Монти ди Пьета», созданные францисканцами. Для нищенствующих орденов характерна клерикализация: Орден проповедников, основанный святым Домиником, уже был задуман как священнический, а францисканцы, хотя и зародились как община мирян, уже в течение 20-30 лет были клерикализованы. Вслед за первыми нищенствующими орденами появляются августинцы, кармелиты, сервиты и другие.
Для этого нового вида монашества характерно централизованное управление – есть главный настоятель и настоятели провинций, причем эти должности являются выборными и временными. Большой акцент ставится на бедности и нестяжании – до появления Меньших Братьев этот аспект был оттеснен из-за борьбы с еретическими тенденциями движений пауперистов.
Равновесие между монашеской, уединенной жизнью и апостольством устанавливается далеко не сразу. Этот факт, а также непомерный рост различных орденов ведут к необходимости урегулирования их жизни, а то и к запрету некоторых из них. В период возникновения нищенствующих орденов закрепляется каноническая форма монашеских обетов бедности, целомудрия и послушания.
Наряду с мужскими общинами развиваются и женские. Вначале монахини составляли ветвь мужских орденов, и церковные власти долго не соглашались с притязанием монахинь на создание собственных структур наподобие мужских аббатств.
Со временем число орденов увеличивалось, год за годом, столетие за столетием создавались самые разнообразные общины созерцательной и апостольской жизни, которые стали называться «конгрегациями», затем появились общества апостольской жизни. Появляются новые модели общинной жизни, новые формы апостольства, идущие в ногу со всей Церковью. Сегодня мы чаще используем термин «посвящённая жизнь», а слово «монашество» больше употребляется по отношению к созерцательным общинам или к орденам, насчитывающим много столетий. История, сущность и эволюция этой формы христианской жизни сосредоточена в декрете Второго Ватиканского собора «Об обновлении монашеской жизни применительно к современным условиям», — именно на этот и последующие документы Учительства Церкви ориентируются современные монашеские общины, неизменной целью и призванием которых остается то же, что и в первые десятилетия Церкви: «с большей свободой следовать за Христом и ближе подражать Ему» (Perfectae caritatis 1).
По материалам «Радио Ватикана»
