Царь Петр I повлиял на историю Русской Православной Церкви. Именно с Петровской реформы, начинается, так называемый, Синодальный период, в развитии церкви, который длился более двух веков.
Часть историков, например, протоиерей Владислав Цыпин, считают началом синодального периода 1700 год, когда после смерти патриарха Адриана, Пётр нарушил ранее установленный порядок и не стал созывать Поместный Собор, для выбора нового патриарха, а назначил блюстителя патриаршего престола – митрополита Стефана Яворского.
Вторая часть исследователей, выделяет в виде начала Синодального периода 1721 год — упразднение патриаршества и создания Духовной коллегии, которая позже была названа Святейшим Правительствующим Синодом.
В окончании периода нет споров и разночтений — 1917 год, провозглашение власти Советов и гонение веры и церкви.
Здания Сената и Синода в Санкт-Петербурге. Здесь принимали решения члены Святейшего Синода, вместо привычных Поместных соборов
Синодальный период — это какой?
Так историки называют эпоху с февраля 1721 года по ноябрь 1917 года — без малого 200 лет. Все это время высшим органом власти Русской Православной Церкви был Святейший Синод, учрежденный Петром I. Это было собрание самых влиятельных иерархов Русской Церкви, возглавлявших крупнейшие российские кафедры — Петербургскую, Московскую, Казанскую, Киевскую. Поначалу в состав Синода входили не только архиереи, но и настоятели крупных монастырей, и представители белого духовенства (то есть женатые священники), и даже светские чиновники.
Петр I учреждает Святейший синод. Картина Ивана Тупылева. 1801 год
При Петре Синод мыслился как церковное правительство. Он занимался делами духовного порядка, назывался Правительствующим и «крайним судией» имел самого императора (как и Сенат, тоже созданный Петром и отвечавший за дела гражданские). Позже он превратился в некое подобие министерстваМинистерства как таковые были созданы только в начале XIX века при Александре I по делам Церкви. В официальных бумагах XIX века Синод именовался «ведомством православного исповедания», по аналогии с ведомствами военным, финансовым, внутренних дел и т. п.
Но, какой бы статус Синод ни имел в разные годы, суть оставалась неизменной: все это время церковная власть оставалась прочно встроенной в систему государственного управления. Это соответствовало мировоззрению Петра: он был человек искренний и религиозный, но считал, что Церковь призвана прежде всего служить государству и обществу.
Источники церковного права синодальной эпохи.
В 1776 г. от лица Св. Синода была напечатана составленная несколько ранее епископами Георгием (Конисским) и Парфением (Сопковским) «Книга о должностях пресвитеров приходских.» Впоследствии она много раз переиздавалась. Это практическое руководство для пастырей с выписками из «Кормчей,» «Духовного регламента,» важнейших синодских указов, а также из сочинений Отцов. В книге помещены и такие указания, каких нельзя отыскать в других авторитетных источниках русского церковного права. Например, дозволение допускать инославных к восприемничеству при крещении православных детей с тем только условием, чтобы они читали при этом Никеоцареградский символ без filioque.
Синод не раз предписывал руководствоваться этой книгой при наложении духовниками и церковными судами епитимий. Ее изучение входило в программы духовных школ до середины XIX века, по ней готовили себя к пастырскому приходскому служению многие поколения русских священников.
«Кормчая Книга» многократно переиздавалась Святейшим Синодом; в принципе, ее признавали самым авторитетным церковно-правовым сборником, поскольку и в «Духовном регламенте» за канонами признавалась обязательная сила. Но в «Кормчей» правила приводились в сокращенном виде (по «Синопсису»); перевод их на славянский язык во многих местах неточен и маловразумителен. Недостаток «Кормчей» как практического руководства по церковному праву заключался еще и в том, что часть помещенных в ней документов (а это, главным образом, законодательные акты византийских императоров) устарела и вышла из употребления.
Поэтому в 1839 г., взамен «Кормчей Книги,» было предпринято издание «Книги Правил,» где, наряду с греческим текстом, параллельно давался перевод канонов на церковно-славянский язык, приближенный к русскому языку. В дальнейшем, при переиздании «Книги Правил,» в нее вошел только перевод (без текста оригинала).
Главное достоинство «Книги Правил» состояло в том, что, во-первых, в ней каноны воспроизводились полностью, во-вторых, в «Книгу» вошел лишь основной канонический корпус. Правила были здесь отделены от разнородного правового материала, либо меньшей авторитетности, либо вовсе утратившего силу, которым перегружена «Кормчая.»
Вместе с тем и «Книга правил» не лишена текстологических недостатков: не везде удовлетворителен перевод. Канонисты отмечали и прямые ошибки в переводе отдельных греческих терминов. Вероятно, из-за смутного представления переводчика о государственно-административном делении Римской империи и территориальном делении Древней Церкви не всегда правильно переводятся слова «παροικια» и «επαρχια»
В правилах первое слово «παροικια» почти во всех случаях обозначает епископию, — по-нашему, епархию, а второе слово «επαρχια» — митрополичий округ. В «Книге правил» первое слово часто переводится как «приход,» а второе — как «епархия.»
В синодальных изданиях «Книги правил» нет толкований на эти правила. Но в конце XIX века они были изданы в нескольких выпусках «Обществом любителей духовного просвещения» по благословению Синода с толкованиями Аристина, Зонары и Вальсамона и с кратким изложением правил по «Кормчей Книге.»
В 1841 г. впервые издан утвержденный Синодом «Устав Духовных Консисторий,» основательно пересмотренный в 1883 г. Это своего рода «Духовный регламент» епархиального управления. Он состоит из 364 статей, объединенных в четыре раздела. В первом разделе идет речь о значении консисторий и о правовых основаниях епархиального управления и суда, во втором — об обязанностях консисторий по охранению и распространению православной веры, по богослужению, по сооружению и благоустройству храмов, по церковному хозяйству. Третий раздел посвящен епархиальному суду, а четвертый — штатам самих консисторий и регламенту их делопроизводства.
В основу «Устава» легли «Духовный регламент» и отдельные, изданные ранее указы по епархиальному управлению, которые были сведены в этом сборнике воедино.
Многие из указов Синода и других правовых актов по Ведомству Православного Исповедания не были кодифицированы. Они оказались рассеяны по разным периодическим официальным изданиям: публиковались в «Церковных Ведомостях,» «Церковном Вестнике,» «Духовной Беседе.» Некоторые из законодательных актов хотя и не были кодифицированы в строгом смысле, но систематизированы, будучи изданными в виде отдельных книг и брошюр. Таковы Уставы духовно-учебных заведений, Инструкции церковным старостам, благочинным приходских церквей и монастырей, Правила о местных средствах содержания духовенства.
С 1879 г. в Петербурге было начато издание «Полного Собрания постановлений и распоряжений по ведомству Православного Исповедания Российской Империи.» Десять томов «Собрания» охватывают церковное законодательство от Петра I до Елизаветы.
С 1868 по 1917 гг. было издано одиннадцать томов другого фундаментального собрания: «Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Синода.» Как видно из названия, в этом издании сами документы не опубликованы, а содержится только их описание.
Указы по Ведомству Православного Исповедания помещены также в «Полном Собрании Законов Российской Империи» в хронологическом порядке. В кодифицированном собрании — «Своде законов Российской Империи» — законы и указы, касающиеся Церкви, помещены в I томе (основные законы, в которых провозглашается исповедание Православия императором); «Устав о службе гражданской,» где говорится и о духовных лицах в связи с общими правилами о наградах, окладах и пенсиях — в III томе; «Устав о повинностях,» отдельные статьи которого относятся к духовенству, его имуществу и церковному имуществу, — в IV томе; «Лесной устав» — о лесах, принадлежащих церковным учреждениям, и «Счетный устав» — о контроле при Святейшем Синоде — в VIII томе; в IX томе («Законы о состоянии») изложены законы о сословных правах белого и монашествующего духовенства; в XIII томе («Устав общественного призрения и врачебный устав») собраны законы, касающиеся епархиальных попечительств о бедных духовного звания; XIV том («Устав о содержании под стражей и устав о предупреждении и пресечении преступлений») включает в себя законы о тюремных церквах, о преступлениях против веры и Церкви; в XVI томе («Уставы судопроизводства») собраны законы о судопроизводстве по делам о преступлениях против Церкви и по гражданским делам церковных учреждений.
В 1905 г. государственный строй Российской Империи подвергся радикальным преобразованиям. Высшими законодательными органами, помимо императора, стали Государственный Совет и Государственная Дума. В их состав входили, естественно, не только православные лица. Тем не менее, законы, касающиеся Православной Церкви, например, о финансовых сметах Синода, рассматривались Государственным советом и Думой.
В церковной среде, а также в правительственных сферах был поднят вопрос о созыве Поместного Собора. Подготовка к нему продолжалась с перерывами до августа 1917 г. Документы, связанные с подготовкой Собора, хотя и не имели никогда обязательного значения, тем не менее представляют собой важные церковно-исторические и в некотором смысле церковно-правовые памятники, поскольку в них отражено каноническое сознание епископата, духовенства и мирян. Особенно интересны «Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе,» изданные в 1906 г., и «Журналы и протоколы заседаний Предсоборного Присутствия,» опубликованные в «Церковных Ведомостях» в 1906-1907 гг., а также отдельным изданием в 1906-1909 гг.
А как же Патриарх? Разве не он глава Церкви?
Патриарха в этот период у Русской Церкви просто не было. Его-то и заменил Синод. Но прежде чем говорить об этом, давайте разберемся, кто и какой властью обладает в Церкви.
Главой Церкви всегда был и остается Сам Господь Иисус Христос, Который создал ее около 2000 лет назад из общины Своих ближайших учеников — двенадцати апостолов. Вся полнота власти в Церкви принадлежит Христу. Для христиан несомненно, что Тот, Кто сказал апостолам: Се, Я с вами во все дни до скончания века (Мф 28:20), и сегодня реально соприсутствует с нами, управляя всеми сторонами жизни Своей Церкви, которую апостол Павел назвал телом Христовым, составленным из многих членов — отдельных верующих (ср.: 1 Кор 12: 12–14).
Но Христу угодно, чтобы в повседневной жизни Церкви эта власть осуществлялась через людей. Ведь Церковь — это не чисто духовная общность людей, соединенных со Христом одной только верой. Это еще и определенным образом устроенное земное сообщество, в котором духовное единство христиан реализуется практически (через молитву, таинства, дела милосердия и т. д.).
Эта церковная власть, делегированная Христом людям, с самого начала была соборной. И догматы веры, и конкретные правила церковной жизни всегда утверждались не каким-то иерархом, хотя бы и самым авторитетным, а собором епископов. Так исполнялась заповедь Христа о единстве верующих: Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня (Ин 17:21). Именно в соборном единстве епископов — представителей отдельных церковных общин, вместе образующих полноту Церкви, — являл Себя Дух Святой.
На соборах вершился и церковный суд — например, над еретиками.
А вот вопросами повседневного управления церковными общинами всегда занимались епископы — наследники апостолов. Ведь решения требуется принимать ежедневно, а Собор каждый раз проводить не станешь. При этом еще с апостольских времен существовало правило: «епископам всякого народа подобает знать первого в них, и признавать его как главу, и ничего превышающего их власть не творить без его рассуждения». Таким епископом — первым среди равных — и стал Патриарх. В древних поместных Церквях титул Патриарха появился с конца IV — V веках. В Русской Церкви Патриарха впервые избрал Архиерейский Собор в 1589 году.
Суд над еретиками
Патриархи решали вопросы, связанные с управлением Поместными Церквями в целом, выражали взгляды христиан перед внешним миром, выстраивали сотрудничество Церкви со светской властью. Важной частью служения Патриарха было следить за регулярным созывом Соборов, которые должны были утверждать все ключевые решения, затрагивающие жизнь Поместной Церкви. Так это устроено и по сей день. В Русской Православной Церкви все важнейшие решения, принятые Священным Синодом под председательством Патриарха, утверждаются потом Архиерейским Собором.
Патриарх никогда не являлся главой Поместной Церкви в прямом смысле слова. Он был ее лицом и пользовался «первенством чести» среди ее епископов. В России Патриарх, кроме этого, еще и правящий епископ столичной епархии — города Москвы.
Источники церковного права новейшей эпохи.
Поместным Собором Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. и восстановлением Патриаршества открылся новейший период в истории нашей Церкви. В жизнь Церкви вновь вошли Поместные Соборы как ее высший канонический орган. Собор продолжал свою работу более года. На нем обсуждались все важные вопросы церковной жизни: об устройстве высшей церковной власти и епархиального управления, о взаимоотношениях Церкви и государства, о проповедничестве, о духовных школах, монастырях. Программа Собора в силу обстоятельств того времени не была выполнена до конца.
Тем не менее Собор издал ряд определений, которые публиковались в церковной печати и вышли в 1918 г. отдельным изданием в 4 выпусках под названием «Определения.» Важнейшие из этих определений следующие: «О правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России,» «О Священном Синоде и Высшем Церковном Совете,» О круге дел, подлежащих ведению органов высшего церковного управления,» «О порядке избрания Святейшего Патриарха,» «О Местоблюстителе Патриаршего Престола,» «О епархиальном управлении,» «О викарных епископах,» «О православном приходе» (Приходской устав), «О монастырях и монашествующих,» «О поводах к расторжению брака,» «О правовом положении Церкви в государстве,» «О привлечении женщин к деятельному участию на разных поприщах церковного служения.»
Эти определения составили настоящий кодекс Русской Православной Церкви, заменивший «Духовный регламент,» «Устав Духовных Консисторий» и целый ряд более частных законодательных актов синодальной эпохи.
В решении вопросов всей церковной жизни на основе строгой верности православному вероучению, на основе канонической правды Поместный Собор обнаружил незамутненность соборного разума Церкви. Канонические определения Собора послужили для Русской Церкви на ее многотрудном пути твердой опорой и безошибочным духовным ориентиром в решении крайне сложных проблем, которые в изобилии ставила перед ней впоследствии жизнь.
В 1945 г, состоялся новый Поместный Собор, на котором Патриархом был избран митрополит Ленинградский Алексий (Симанский). Собор издал краткое «Положение о Русской Православной Церкви,» которое заменило «Определения» Собора 1917-1918 гг. Между законодательными актами двух Поместных Соборов существует несомненная преемственная связь, внесенные же изменения, обусловленные обстоятельствами времени, основанные на пережитом Церковью бесценном опыте, заключались, в целом, в подчеркивании иерархичности церковного строя. «Положение» Собора 1945 г. расширяло компетенцию Патриарха, епархиального архиерея, приходского настоятеля.
Архиерейский Собор, состоявшийся в 1961 г., пересмотрел «Положение о Русской Православной Церкви» в части, касающейся приходского управления; клирики устранялись от распоряжения материальными средствами приходов, которое возлагалось теперь исключительно на приходские собрания и приходские советы во главе с их председателями-старостами.
Поместный Собор 1971 г., на котором Патриархом Московским и всея Руси был избран митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен (Извеков), утвердил изменения, внесенные в «Положение о Русской Православной Церкви» Архиерейским Собором 1961 г. Поместный Собор вынес также постановление об отмене клятв Большого Московского Собора 1667 г. на старые обряды.
Поместный Собор, состоявшийся в 1988 г. — в год тысячелетия Крещения Руси, — издал «Устав Русской Православной Церкви» — основной действующий ныне закон нашей поместной Церкви, в котором несравненно подробнее, чем в «Положении о Русской Православной Церкви,» регламентируются устройство высшего, епархиального и приходского управления, деятельность духовных школ и монастырей. «Устав» вобрал в себя выдержавшие испытание жизнью принципы церковного строя, которые легли в основу «Определений» Поместного Собора 1917-1918 гг. и «Положения,» изданного Собором 1945 г.
В «Журнале Московской Патриархии» регулярно помещаются определения Священного Синода и указы Святейшего Патриарха, в том числе и те, которые носят нормативный характер.
Внешнее право нашей Церкви обусловлено государственными законами и постановлениями, которые публикуются в официальных периодических изданиях и отдельных сборниках. Особенно полон по подбору правовых актов, касающихся религиозных объединений, в частности и Русской Православной Церкви, сборник профессора П. В. Гидулянова «Отделение Церкви от государства,» вышедший третьим и последним изданием в 1926 г. Этот сборник, естественно, включает в себя правовые акты, относящиеся к первому десятилетию истории Советского государства.
Почему же Патриарха не было в Синодальный период?
Должность Патриарха упразднил «Духовный регламент» — особый законодательный акт, составленный в 1720 году по указанию Петра I его ближайшим сподвижником в церковных делах архиепископом Феофаном (Прокоповичем). Патриаршую систему управления «Духовный регламент» объявил неэффективной, забюрократизированной, потенциально соперничающей с царской властью и даже тяготеющей к папизму. А Синод — орган коллегиальный, он придет к истине скорее, чем отдельный иерарх-самодержец, писал Феофан (Прокопович).
Многие из этих аргументов были явной натяжкой. Православный Патриарх, в отличие от Римского Папы, никогда не воспринимался как носитель абсолютной власти в Церкви, и все его решения утверждались Соборами. Какие же мотивы двигали Петром в действительности?
Безусловно, немалую роль сыграл его интерес к укладу жизни в странах Западной Европы, где уже два века господствовали протестантизм и этика общественного блага. Но прежде всего Петр руководствовался соображениями имперской логики: в империи абсолютно все служит интересам государства, и никакого другого центра общественной жизни просто не может быть.
Петру хотелось поставить точку в споре, начатом еще его отцом, царем Алексеем Михайловичем, и Патриархом Никоном: что выше — царство или священство? Этот спор стал причиной затяжного конфликта между государем и Патриархом. Причем для Никона дело закончилось низложением и ссылкой, а для всей Церкви — тяжелейшим (и до сих пор не преодоленным) расколом на почве «никонианских» богослужебных реформ.
Из этого раскола Русская Церковь вышла в сильно ослабленном состоянии. Российские иерархи, наученные горьким опытом Патриарха Никона и протопопа Аввакума, старались не проявлять лишней инициативы. Ситуация усугублялась, как правило, невысоким уровнем образования российского духовенства: оно все меньше соответствовало ожиданиям Петра, увлекшегося в европейских поездках идеями прогресса и просвещения.
Патриарх Адриан
Личный опыт взаимоотношений с церковной властью у Петра был тоже не самый удачный. Царь плохо ладил с Патриархом Адрианом, возглавлявшим Русскую Церковь в последнее десятилетие XVII века. Особенно Петра рассердило, когда тот стал ходатайствовать перед ним о помиловании стрельцов, учинивших в Москве бунт, пока Петр путешествовал по Европе. Когда Адриан скончался, Петр не стал созывать Собор для избрания преемника. Целых двадцать лет Русской Церковью управлял не Патриарх, а Местоблюститель Патриаршего престола — митрополит Рязанский и Муромский Стефан (Яворский), и с ним у царя отношения были тоже напряженные. Все это укрепляло Петра в мысли вовсе упразднить Патриаршество. Что и было сделано в феврале 1721 года, с учреждением Синода. К нему перешел даже титул «Святейший», прежде бывший у Патриарха. Патриаршество осталось в прошлом.
И что это изменило для Церкви по сути?
Отсутствие Патриарха, конечно, не поставило под вопрос само существование Церкви в России. Соборная форма управления Церковью сохранилась, а восточные Патриархи с готовностью согласились считать российский Синод своим «собратом во Христе».
Другое дело, что исчезла фигура, уполномоченная вести от лица Церкви диалог с государственной властью, выражать взгляды Церкви, вдохновлять христиан на жизнь по Евангелию. Русская Церковь в буквальном смысле потеряла лицо.
Все это и привело к тому, что Русская Церковь оказалась встроена в государственный аппарат управления.
На бумаге все выглядело гладко: Церковью, как и прежде, управлял собор архиереев, ведь Святейший Синод действительно был коллегиальным органом. Но реальные Поместные Соборы созывать перестали. А решения Синода, как и вся церковная жизнь в России, стали все в большей степени определяться волей светских чиновников и в конце концов — императора или императрицы. Состав Синода утверждал лично император, все синодальные постановления вплоть до 1917 года выходили со штемпелем «По указу Его Императорского Величества». Это можно бы объяснять преемственностью по отношению к Византии (в ее церковной иерархии император как помазанник Божий действительно занимал особое место, воспринимался как «епископ внешних дел», ходатай перед Богом за всех мирян), если бы не гораздо более близкий пример протестантских стран, правители которых не стеснялись объявлять себя главами тамошних церквей. А ведь с них-то и брал пример Петр.
В Синодальную эпоху Церковь была подчинена государству. В их отношениях, некогда гармоничных, произошел резкий перекос. Это был закономерный результат нарушения правила святых апостолов о «первом епископе».
В чем конкретно государство давило на Церковь?
Синодальный период длился почти два века, и в разные времена вмешательство государства в церковные дела приводило к разным последствиям.
С одной стороны, иногда личное участие императора даже помогало. Так произошло, например, в 1903 году, когда Николай II махнул рукой на бесконечные разногласия членов Синода и предписал совершить канонизацию преподобного Серафима Саровского.
Николай II и великие князья переносят гроб с мощами св. Серафима Саровского к новому месту захоронения. 18 июля 1903
А с другой стороны, волюнтаристским решением царя в Синод могли проникать совершенно одиозные фигуры (как, например, в годы правления Анны Иоанновны — 1730–1740), а достойнейших архипастырей, таких как митрополит Московский Филарет (Дроздов), из Синода могли, наоборот, исключить по наветам вхожих во дворец недоброжелателей.
Уже в XIX веке огромный вес приобрела фигура обер-прокурора — светского чиновника в ранге министра. Согласно должностной инструкции, ему полагалось всего лишь приглядывать за работой Синода в качестве наблюдателя, но в реальности он часто пользовался, как мы сказали бы сегодня, административным ресурсом и навязывал Церкви свои личные решения и взгляды. Среди обер-прокуроров встречались люди достойные и преданные Церкви. Такими были, при всей неоднозначности их взглядов, Александр Николаевич Голицын (1803–1816), друг юности и сподвижник Александра I, а позже — Константин Петрович Победоносцев (1880–1905). Но встречались и люди грубые, заносчивые и даже вовсе нецерковные, как, например, граф Дмитрий Андреевич Толстой (1865–1880), автор одной из самых неудачных реформ духовного образования в России.
Константин Петрович Победоносцев
В Синодальную эпоху Русская Церковь находилась под беспрецедентным контролем и давлением со стороны государства. И это главная особенность этого периода.
Триста лет назад Русскую церковь подчинили государству
Единый комплекс зданий Сената и Синода символизировал гармонию гражданского и церковного начал в имперской иерархии. Карл Беггров. Вид зданий Сената и Синода. 1830-е гг. Эрмитаж
Император Петр Великий открыл новую страницу в истории Российской православной церкви. 25 января (5 февраля по новому стилю) 1721 года был утвержден «Регламент, или Устав Духовной коллегии», а 14 февраля начала работать эта самая коллегия, которая получила название Святейшего правительствующего синода.
Часто говорят о несвободе церкви в те два столетия, когда она не возглавлялась патриархами. Но не надо преувеличивать тяжесть несвободы, в частности диктат бюрократии. Будучи инкорпорированной в госаппарат как организация, церковь оставалась самостоятельной как мистическое объединение верующих.
Более того, государственное исповедание имело привилегии. Всю синодальную эпоху власть исполняла охранительную функцию. Пашковцы, духоборы, староверы – все оппоненты официальной церкви испытали на себе тяжесть имперской длани. Церковь охотно прибегала к помощи государства, чтобы подавлять инакомыслящих и инаковерующих.
Синодальные порядки позволяли развивать духовное образование и миссионерство. В XIX – начале XX века окрепли материально монастыри. Церковь влияла на светскую культуру. Можно говорить об относительной финансовой прозрачности: соответствующие отчеты церковных структур публиковались в печати. Была определенная свобода выражения мнений. Священник Иоанн Беллюстин, активно критикуя церковный строй в печати, так и не был запрещен в служении, о лишении сана речь и вовсе не шла. Духовные консистории и их секретари были противовесом архиерейскому деспотизму. Синод не раз защищал рядовых клириков от притеснений иерархами.
И все же петровскую реформу неоднозначно приняли в церковных кругах. Нашлись как защитники синодальных порядков, так и ярые противники.
Церковь державная
Чиновник при обер-прокуроре Василий Скворцов писал: «Всегда были… среди епархиальных архиереев такие, которые предпочитают синодальную систему управления патриаршей». Защитники синодальных порядков призывали не преувеличивать несвободу духовенства. Товарищ обер-прокурора Николай Жевахов пояснял: «Иерархи Церкви, не исключая и самых искренних противников синодальной системы, конечно, отлично знали, что ссылки на оковы и рабство, в коих Церковь находилась 200 лет… все это только ходячие фразы, выдуманные честолюбцами».
В числе принявших синодальную систему был епископ Игнатий (Брянчанинов). В некоторых его словах о Синоде звучит чуть ли не умиление. В одном из писем иерарха (1852 год) находим: «Члены Святейшего синода – все очень добрые старцы, и граф Протасов (обер-прокурор. – «НГР») имеет самое доброе сердце». Тогда как прочие иерархи вздрагивали при одном упоминании имени Протасова.
Прагматично мыслящие архиереи, к примеру, митрополит Филарет (Дроздов), соглашаясь с синодальным строем, желали церкви лишь большего самоуправления. Дроздов развивал учение о божественной природе русского самодержавия. Он же проповедовал верховенство царской власти, важность подчинения ей. В XX веке церковный официоз оценивал взгляды своих предшественников как «фанатическую преданность части дореволюционного православного духовенства… идее русской государственности, выраженной формулой «православие и самодержавие» (Журнал Московской патриархии. 1968, № 5).
По свидетельству Василия Розанова, Филарет «Синод чтил, был сознательный синодал» («Апокалипсис нашего времени»). Вот что сообщил о Дроздове архиепископ Леонид (Краснопевков) в 1860 году: «Владыка развивал ту мысль, что при благоразумии можно жить среди обстоятельств, которыми окружены архиереи. Через преобладание светской власти существенное все можно отстоять, только бы не раздражать мелочами, несвоевременным и резким образом действования» (Из записок преосвященного Леонида. М., 1907).
Пожалуй, наивысшую оценку Синоду дал епископ Арсений (Жадановский): «Святейший синод составляет душу нашей… Церкви… Синод есть учреждение, данное нам Промыслом Божиим… Называть… Синод учреждением безблагодатным нельзя… Святая Церковь и в синодальную эпоху исполнена благодати и силы!.. Верный сын Церкви, наверное, умилился бы и преклонился перед деятельностью Святейшего синода».
О позитивных сторонах системы рассуждал протопресвитер Александр Шмеман: «Синодальный период вопреки очень распространенному убеждению никак нельзя считать временем упадка, оскудения духовных сил, какого-то вырождения». «Православное сознание «не заметило»… петровской реформы», – говорил также Шмеман. В издании Московской патриархии 1980 года реформа Петра названа «благодетельным страданием для Русской церкви, стимулировавшим ее творческие силы». О позитивных аспектах системы говорили даже ее противники, к примеру, патриарх Алексий II (Ридигер): православие при Синоде «явило величайшие духовные достижения в тех областях, где государственная бюрократия не была всевластной». Среди современного духовенства тоже есть приверженцы синодальной системы, например протоиерей Валентин Асмус.
Церковь порабощенная
Епископ Никодим (Казанцев), архиерей XIX века, считал: назначение обер-прокурора «в один раз поработило Синод политике царя, отняло у него свободу совещания и свободу решения церковных дел… отцы Синода, порабощенные прокурору, принуждаются раболепствовать мечтаниям прокурора» (О Святейшем синоде. Сергиев Посад, 1905).
Порой доходило до курьезов. Однажды, ожидая обер-прокурора Николая Протасова, члены присутствия «начали… горячо рассуждать об избрании настоятеля на Соловки. Войцехович (синодальный чиновник. – «НГР») не утерпел, подошел и прервал их совещание словами: «Граф Николай Александрович уже избрал». Все умолкло… Приехавший граф подтвердил известие» (Из записок преосвященного Леонида. М., 1907).
| Созданием синодальной системы управления Петр I дал начало особой эпохе в истории Российской православной церкви. Иван Тупылев. Петр Великий и Священный синод. 1801 |
В 1723 году легитимность Синода признали восточные патриархи, что не всем пришлось по душе. Казанцев утверждал: «Утверждение устава… Синода восточными патриархами носит в себе знаки разрушения».
Большинство иерархов все же смирились с синодальными порядками. Демарш митрополита Арсения (Мацеевича), объявившего анафему Екатерине II, – исключение из правила. Записка Мацеевича «О благочинии церковном» стала первым крупным выступлением против синодальной системы. Под «Запиской» поставил свое имя и первенствующий член Синода архиепископ Амвросий (Юшкевич). Мацеевич был горячим адептом духовной власти и ее права на независимое управление и суд.
Были и другие случаи открытого сопротивления синодальным порядкам. В 1813 году грузинский митрополит Арсений отказался выполнять приказ Синода. «Не иначе можно его принудить… как ежели прикажут взять силою под караул», – говорил он сам о себе в третьем лице.
В дискуссии на эту тему участвовали и церковные светила. Архиепископ Иннокентий (Борисов) заявил (после 1840 года): «Из всех учреждений Российской империи нет ни одного, которое в недостаточности и неустройстве могло бы сравняться с настоящим положением… Синода. Сожаление и ужас объемлет, когда сообразишь, что он должен быть, к чему предназначен… и что он есть в самом деле, если грозит Отечеству и Церкви его несчастное положение… Посади в него кого угодно, хоть квартального, никто не скажет ни слова» (ОР РНБ. Ф. 313. Ед. хр. 15. Л. 3, 3 об.).
Более резкую характеристику позволил себе архиепископ Филарет (Амфитеатров): «Реформаторы Церкви… суть самозванцы и обманщики…» (ОР РНБ. Ф. 313. Ед. хр. 40. Л. 80). Никодим (Казанцев) писал: «Члены Синода потеряли почти весь свой авторитет… С грустью я должен сказать, что и отцы Синода… малодушно терпят преобладание над собой власти мирской… члены Синода суть как птицы без крыльев».
Во второй половине XIX века, когда активизируется общественное движение, с критикой синодальной системы выступил митрополит Арсений (Москвин). В свою очередь, митрополит Григорий (Постников) в 1860 году в письме Филарету (Дроздову) пожелал, в частности, «уничтожить то, что сделано покойным обер-прокурором» (Николаем Протасовым). Не скрывал своего неприятия синодальной системы и епископ Агафангел (Соловьев), сторонник неограниченной архиерейской власти над приходским духовенством, жесткий иерарх. Он – автор сочинения «Пленение Русской церкви».
Протестные настроения росли, но большинство иерархов выжидали, мечтая о возврате к допетровскому строю. Епископ Порфирий (Успенский) считал необходимым «терпеливо ожидать… в надежде на перемену обстоятельств… государственного законодательства». «Что такое Синод наш? – вопрошал Порфирий. – Это нищий, которому подаются крупицы со стола обер-прокурорского, да и те не все».
Митрополит Палладий (Раев) тоже жаловался: «Мы (члены синодального присутствия. – «НГР») не можем у них (синодальных чиновников. – «НГР») допроситься, чтобы нам хоть накануне заседания доставлять список дел, которые нам докладываются; хотят, чтобы мы решали экспромтом. А ведь по иному делу требуется справка».
Члены синодского присутствия, включая первенствующего, обычно были скованы в своих действиях. Арсений (Стадницкий) заметил в 1897 году, что даже митрополит Московский «не… в состоянии что-либо сделать». Стадницкий не сомневался, что сложившуюся систему отношений церкви и государства «давно… пора похерить».
«Думают, что заседающие в Синоде отчасти равны патриарху, – говорил епископ Антоний (Храповицкий), – а мы равняемся половине любого секретаря и не более… пятой части директора канцелярии (Синода. – «НГР»)» (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 697. Л. 99 об.). Храповицкий был категоричен: «Летний Синод глухой наполовину и наполовину безголовый» (Там же. Л. 109 об.).
В начале XX века с целью скорейшего освобождения церкви от «синодальных пут» 32 петербургских священника составили обращение «О необходимости перемен в русском церковном управлении». Первая российская революция еще более активизировала духовенство и актуализировала церковную проблематику.
Епископ Евдоким (Мещерский) задавался вопросом: «Не благовременно ли устранить или хотя бы несколько ослабить ту постоянную опеку и тот слишком бдительный контроль светской власти над церковной жизнью, который лишает Церковь самостоятельности… и, ограничивая власть ее ведения почти одним богослужением и исправлением треб, делает ее голос совсем неслышным?»
Арсений (Стадницкий) признавался: «Обилие светских чиновников (в Синоде. – «НГР»)… поразило меня». В другой раз он уже возмущался: «Неужели и митрополиты находятся в зависимости от Владимиров Карловичей (обер-прокуроров. – «НГР»)?.. А Владимиры Карловичи… втихомолку делают какие им угодно дела в Церкви». Он же заявил: «Мне очень больно, что нами, духовными, распоряжаются не те, кому надлежит».
По мнению Евлогия (Георгиевского), «приниженность Церкви, подчиненность ее государственной власти чувствовалась в Синоде очень сильно… Синод не имел лица, голоса подать не мог… Государственное начало заглушало все… Эта долгая вынужденная безгласность и подчиненность государству создали и в самом Синоде навыки… решать дела в духе внешнего, формального церковного авторитета».
Не безмолвствовал и первенствующий член Синода, митрополит Антоний (Вадковский). В 1905 году он обратился с «Запиской» к монарху, изложив свое видение проблем церкви. В частности, высказал пожелание, «чтобы голос Церкви был слышен в государственном управлении».
В 1905 году с участием церковников создали Особое совещание по подготовке проекта церковных реформ. И оно оформило новую «Записку», где резко критиковалась синодальная система, предлагалась децентрализация церковного управления. Синод назван в ней «бюрократическим учреждением», имеющим «неканонические черты соборности», предложена новая концепция: «Церкви необходим союз с государством… чтобы не ослаблять самодеятельности ни церковного, ни государственного организма».
В ответ обер-прокурор Синода Константин Победоносцев пытался доказать каноничность синодального устройства как результата самобытной жизни Русской церкви. Ожидая поддержки епархиальных архиереев, он добился, чтобы те высказались, нужны ли перемены.
Отзывы большинства были против синодальной системы. Епископ Димитрий (Сперовский) заявил: «Единственное спасение России… заключается в даровании… Церкви свободы от владычества чиновников и бюрократов». В свою очередь, приходское духовенство, настороженно относясь к патриаршеству, не желая архиерейского всевластия, выступало за выборность епископата. В упомянутых отзывах иерархи ратовали за церковную свободу, разумея под ней свободу собственную.
Со слов протопресвитера Георгия Шавельского, «в Синоде не было хозяина, не было ответственного лица», роль его «какая-то урезанная, половинчатая». И Синод часто занимался «мелочами» церковной жизни. Однажды напомнил о важности соблюдать тишину в храмах при богослужении. Иерархи ведали даже покупкой дров. Будучи членом синодального присутствия, протопресвитер Василий Бажанов возмущался: «Остается рассуждать только о пьяных дьячках». Такие мелкие вопросы, как бракоразводные дела или обсуждение границ приходов, велись не в епархиях, а в Синоде. Вот что писал о его работе в начале XX века епископ Тихон (Беллавин): «Дел особенно важных за это время в Синоде не было; заслушивались (а больше подписывались) дела брачные» (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 752. Л. 99 об.).
Преобладал все же пессимистический взгляд. «Государство никогда не согласится оставить Церковь без своего контроля», – утверждал в 1905 году Беллавин (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 752. Л. 148–148 об.). Интересно, что именно Тихону было суждено завершить синодальный период. В 1918 году Поместным собором он был избран Всероссийским патриархом.
Какие конкретно проблемы и сложности это создавало для Церкви?
Один из ярких примеров – история с переводом Библии на русский язык. Работа над современным (по меркам XIX века) переводом Библии началась еще в 1815 году по инициативе Александра I и протекала под руководством князя Александра Голицына и святителя Филарета (Дроздова). Но в 1825 году на престол взошел Николай I, и год спустя он остановил эту работу. Такое решение было подсказано императору группой «ревнителей», убежденных, что Библию следует читать только по-церковнославянски. В итоге первое издание Библии на русском языке (мы теперь называем этот перевод Синодальным) увидело свет только в 1876 году.
Привычка во всем оглядываться на власть, выработавшаяся у членов Синода к середине XIX века, стала причиной очень медленной канонизации святых. Лишь при Николае II прославление угодников Божиих стало набирать обороты: в его царствование к лику святых было причислено больше подвижников, чем за предыдущие 200 лет!
Не осталось без печальных последствий и навязывание Церкви не свойственных ей функций контроля за жизнью прихожан. Особенно много функций на священников возложил Петр I. Самым вопиющим было требование доносить на людей, которые приходили на исповедь и признавались в тех или иных крамольных поступках, мыслях или даже в таких «преступлениях», как разглашение ложных слухов о чудесах, видениях или пророчествах (Петр очень энергично боролся с суевериями, нередко считая таковыми невинные народные традиции). Позже тайна исповеди была восстановлена, но государство вменило священникам массу других обязанностей: регистрировать браки, следить за регулярностью причащения людей, числившихся прихожанами их храмов… Все это, понятно, не повышало доверия к Церкви.
Кстати, именно в Синодальный период сложилась печально известная традиция причащаться один раз в год. Родилась она из той же самой попытки власти регламентировать духовную жизнь своих граждан. Еще в 1716 году Петр издал указ об обязательном ежегодном причащении всех православных христиан. И вплоть до начала XX века госслужащие были обязаны ежегодно предоставлять по месту службы справку о прохождении таинств Исповеди и Причастия. Вводились все эти требования с благой целью — мотивировать христиан причащаться хотя бы раз в год. Но в народе это быстро перетолковали как предписанную государством норму. Приходили в храм раз в год (чаще всего Великим постом), исповедовались, приступали к Чаше, брали у священника заветную справку — и исчезали до следующего года, продолжая числиться православными христианами.
Но ведь с Синодальным периодом связывают и расцвет Церкви?
В том-то и состоит парадокс: эта эпоха, столь противоречивая, стала для Церкви временем небывалого роста. Правда, подъем начался уже в XIX веке при таких императорах, как Александр I и Николай I.
Именно в этот период в России возникла стройная система духовного образования: были учреждены духовные училища, семинарии и академии. По всей стране развернулась сеть церковноприходских школ, в которых к началу XX века училась чуть ли не половина крестьянских детей. Расцвела богословская наука, связанная с именами митрополитов Платона (Левшина) и Филарета (Дроздова), архиепископа Филарета (Черниговского) и митрополита Макария (Булгакова), многих выдающихся профессоров Московской, Петербургской, Киевской духовных академий, а также таких мирян, как Алексей Хомяков и Иван Киреевский. Появились гениальные духовные писатели — святители Игнатий (Брянчанинов) и Феофан Затворник, дерзновенные пастыри-подвижники — Иоанн Кронштадтский, Алексий Мечёв, Иосиф Фудель.
Группа воспитанников Московской Духовной Семинарии с о. Ректором архимандритом Сергием
Расцвело монашество и монастыри. Возродились лучшие духовнические традиции, связанные с именами преподобных Паисия Величковского, Серафима Саровского, Амвросия Оптинского, отца Валентина Амфитеатрова.
Русские миссионеры дошли до Дальнего Востока, Кореи и Японии, вышли на берега Северного Ледовитого океана, основали христианские общины на Алеутских островах, в Средней Азии, учредили Русскую духовную миссию в Палестине…
XIX век — правители поняли значимость Церкви как духовной опоры государства
В XIX веке, у правительства Российской Империи, изменяется отношение к церкви, монастырям.
Приходит понимание необходимости твердых духовных опор государства, и именно эту опору император Александр I видит в монашестве, его благосклонное отношение к монастырям продолжают так же Николай I, Александр III, но венчает вереницу благочестивых императоров Николай II, прославленный в лике святых.
На протяжении всего XIX века создаются и восстанавливаются монашеские обители.
Их материальное положение существенно улучшается благодаря пожертвованиям от благотворителей самых разных сословий. Рост благосостояния позволяет монастырям строить школы для крестьян, открывать приюты и больницы.
И все это произошло благодаря активному участию государства в жизни Церкви?
Нет, не все. Хотя возрождением части традиций Церковь действительно была обязана государству. Без поддержки императоров и обер-прокурора Александра Голицына было бы невозможным становление российского духовного образования. Еще в начале XIX века дворяне зачастую поглядывали на духовенство свысока, считая его сословием отсталым и малообразованным. Но уже в 1820-е годы ситуация стала на глазах меняться. Благодаря развитию духовного образования на Церковь обратили внимание умнейшие люди, между интеллигенцией и духовенством завязалось общение (вспомним хотя бы переписку Пушкина с митрополитом Филаретом), а к концу XIX века в ряды духовенства стали встраиваться представители аристократии (характерный пример — митрополит Серафим (Чичагов)).
Митрополит Серафим (Чичагов)
С появлением духовных академий не заставил себя ждать и расцвет богословской мысли.
Многие государственные деятели (включая членов царской семьи) и аристократы активно участвовали в поддержке миссионерской деятельности и благотворительности. Показателен пример великого князя Сергея Александровича Романова и его супруги великой княгини Елизаветы Федоровны, которые состояли членами попечительских советов многих десятков благотворительных организаций и стояли у истоков Императорского Палестинского общества.
Народное просвещение — тоже почти целиком заслуга cинодальной системы власти: огромную роль в развитии церковноприходских школ сыграл лично обер-прокурор Константин Петрович Победоносцев.
Но многое в жизни Церкви прорастало и давало всходы не благодаря, а вопреки государственной политике. И прежде всего это касается возрождения живой монашеской традиции, духовничества и старчества. В годы правления Екатерины II (1762–1796) обители пришли в упадок: отняв у монастырей земельные имения, императрица лишила их всякой экономической базы для существования, а казенное жалованье выделялось крайне нерегулярно и по остаточному принципу. Благосклонное отношение императоров вернулось к монастырям только в XIX веке. И тем не менее, уже с конца XVIII века началось возрождение монашества, сюда протянулись богомольцы в поисках духовных наставников. И такие наставники появлялись.
Наверное, самый взвешенный ответ на вопрос о значении Синодального периода для Русской Церкви дал митрополит Московский Филарет, сказавший: «Духовную коллегию, которую у протестанта перенял Петр… Провидение Божие и церковный дух обратили в Святейший Синод». Не так уж важно, кто именно управляет Церковью — Патриарх или Синод, не так принципиально, какими полномочиями наделен обер-прокурор, считал святитель Филарет. Только одно важно: как государственная власть относится к Церкви.
«Духовный регламент.»
Важнейший церковно-правовой памятник эпохи, на котором зиждутся основания синодального строя церковного управления, — «Духовный регламент,» составленный епископом Феофаном (Прокоповичем) в 1719 г., подписанный Освященным Собором и утвержденный Петром I в декабре 1720 г., а напечатанный впервые год спустя, уже по учреждении Синода. Точное название документа — «Регламент или устав Духовной Коллегии,» хотя, как известно, предусмотренная в «Регламенте» коллегия была переименована на первом своем заседании в «Святейший Синод.»
«Регламент» состоит из трех частей. В первой части, озаглавленной «Что есть духовное коллегиум и каковыя суть важные вины такового правления?» дается общее представление о коллегиальной форме правления и объясняются ее преимущества в сравнении с единоличной властью. Главный довод здесь — опасность двоевластия в государстве.
Во второй части, названной «Дела управления, сему подлежащие,» описывается круг дел, подведомственных новоучрежденному церковному правительству. Здесь в общей форме говорится также об обязанностях епископов, священников, монахов и мирян.
В третьей части «Самих управителей должность и сила» определяются состав Духовной Коллегии и обязанности ее членов.
По мнению А. С. Павлова, «по своей форме и отчасти по содержанию «Духовный регламент» не есть только чисто законодательный акт, но вместе и литературный памятник. Он наполнен, подобно знаменитому «Наказу» Екатерины II, общими теоретическими рассуждениями, … содержит в себе разные проекты, например, об учреждении в России Академий, а нередко впадает в тон сатиры. Таковы, например, места о власти и чести епископской, об архиерейских визитациях, то есть объезде архиереями своих епархий, о церковных проповедниках, о народных суевериях, разделяемых и духовенством.»
В 1722 г. в качестве дополнения к «Духовному регламенту» было составлено «Прибавление о правилах причта церковного и чина монашеского,» в котором содержатся целые уставы о приходском духовенстве и монашестве.
В дополнение к «Регламенту» в 1722 г. издано также Императорское повеление о выборе «из офицеров доброго человека» для занятия должности обер-прокурора. К этому повелению в том же году была присовокуплена «Инструкция обер-прокурору.»
Давать оценку «Регламенту» с точки зрения последствий его введения в русскую церковную жизнь значит высказать суждение о самой синодальной эпохе. В синодальный период он как важнейший церковно-правовой документ получал в литературе почти исключительно апологетическую оценку. С падением этой системы отпали резоны для такого отношения к нему. Совершенно очевидны все негативные черты самой эпохи, а значит, и «Регламента,» который составлял фундамент правового устройства Церкви.
А с чем было связано восстановление Патриаршества в 1917 году?
Идеи о возрождении Патриаршества витали в воздухе с начала XX века, но даже при открытии в августе 1917 года Поместного Собора Православной Российской Церкви мало кто из его участников обсуждал такую возможность всерьез. Мысль о восстановлении Патриаршества приобрела актуальное звучание только осенью, когда стало очевидно, что Временное правительство больше не контролирует ситуацию в стране. Россия начала на глазах погружаться в хаос, власть все более явно концентрировалась в руках самых радикальных сил с агрессивно-атеистическими взглядами и готовностью проливать кровь.
На поместном соборе 1917 года
В этой критической для всей страны ситуации Церковь, уже успевшая лишиться значительной части полномочий (например, Временное правительство запретило преподавать в школах Закон Божий), не могла по-прежнему оставаться безликой, управляемой одним лишь Синодом, над которым теперь не стоял даже император. Общее настроение участников Поместного Собора хорошо выразил епископ Астраханский Митрофан (Краснопольский). «Во все опасные моменты русской жизни, когда кормило церковное начинало крениться, мысль о Патриархе воскресала с особой силой, — сказал он. — Время повелительно требует подвига, дерзновения, и народ желает видеть во главе жизни Церкви живую личность, которая собрала бы живые народные силы».
Аргумент оказался убедительным, и 5 (18) ноября 1917 года члены Поместного Собора избрали на Патриарший престол святителя Тихона (Беллавина), на тот момент митрополита Московского и Коломенского.
